Читаем без скачивания Контрразведчик на Западенщине. Генерал КГБ вспоминает - Василий Ефимович Грачев

Беседу закончил тем, что для окончательного решения о направлении меня на двухмесячные фронтовые курсы оперсостава военной контрразведки надо сегодня же возвратиться в 29-й гвардейский полк, представиться командиру полка гвардии майору Ивану Ивановичу Голоду и его замполиту гвардии майору Александру Титовичу Козлову, оформить все необходимые для вступления в КПСС документы, и не позднее чем через трое суток, возвратиться. Поездку совершить на лошади, забрать с собой рядового Брякина с повозкой и оставить в полку. Лошадь капитана Китина П. И. остается у нас в отделе. Получив изложенные указания, я приступил к их немедленному исполнению.

Прибыв в штаб полка, никаких трудностей там не встретил. Необходимые рекомендации и характеристика комсомольской организации были получены, заверены замполитом гвардии майором А. Т. Козловым и в закрытом пакете переданы мне с наилучшими пожеланиями для доставки в политотдел дивизии. Командир полка И. И. Голод принял меня хорошо, поздравил с переходом на работу в важный государственный орган и намекнул, что за совершенные в последнее время боевые подвиги я обязательно буду награжден, и он посоветуется по этому вопросу с руководством ВКР «Смерш» дивизии.

12 апреля, вместе пообедав и попрощавшись с боевыми товарищами, своим близким другом Николаем Черных, получил аттестаты на все виды десантного довольствия и выехал к новому месту службы. Во время прибытия в отдел, начальник гвардии капитан Жуков отсутствовал. Принял меня его заместитель гвардии майор Недашковский. Терпеливо выслушал мой Доклад и, забрав пакет, сказал, что сам передаст начальнику политотдела гвардии полковнику В. И. Бабичу. Мне же порекомендовал стать на все виды довольствия во взводе охраны (он же и комендантской службы), взять там или в секретариате Историю ВКП(б), краткий курс, «Вопросы ленинизма» И. В. Сталина и кропотливо заниматься их изучением, а также чтением газет о текущих событиях, чтобы хорошо подготовиться к парткомиссии.

Началось моё самостоятельное изучение марксизма-ленинизма, которое продолжалось потом всю жизнь в системе плановой ежегодной политподготовки, которая велась на спецкурсах оперсостава и курсах переподготовки руководящего состава при Высшей школе КГБ, куда направлялся, начиная с 1958 года, через каждые пять лет на 1–2 месяца. Всё это продолжалось и было обязательным и после того, как в 1953 и 1976 гг. получил дипломы с отличием о высшем политическом образовании, окончив двухгодичные университеты марксизма-ленинизма. Первый раз – при Львовском окружном Доме офицеров и второй – при Политуправлении Киевского военного округа. В 1976 году пытался от этого открутиться, ссылаясь на то, что у меня уже есть высшее политическое образование, что, кроме этого, в 1961 году закончил юридический факультет Львовского госуниверситета, где очень много уделялось внимания изучению диалектического и исторического материализма. Ничего не вышло – получив должность номенклатуры ЦК КПСС, должен пройти еще раз в группе соответствующей категории личного состава. В целом подход был такой: сколько бы ни учился, от политзанятий в органах госбезопасности никто не освобождался. Для человека, служившего в политических органах партии, а такими всегда считались органы государственной безопасности, это было обязательным, и результаты всегда отражались в его служебных аттестациях. Разница была только в том, что пока являешься рядовым оперработником, то входишь в кружок партучебы слушателем, а, став начальником органа, автоматически становишься его руководителем, добиваясь тесной связи теоретических положений марксизма-ленинизма с практикой служебной деятельности. Оторванное от жизни коллектива начетничество комиссии политорганов и вышестоящие инспектирующие инстанции нашей службы подвергали жесткой критике.

И вот прошло дней 10–12 в моём упорном изучении марксизма-ленинизма. Случайно встречаюсь с гвардии майором Недашковским, и он спрашивает, как у меня идут дела по усвоению краткого курса Истории ВКП(б), есть ли какие-то трудности в понимании материала. В ответ говорю, что все нормально, уже заканчиваю и мне все понятно. Тогда он спрашивает: вы при изучении раздела о диалектическом и историческом материализме встречали такое выражение Владимира Ильича Ленина: «За гносеологической схоластикой эмпириокритицизма нельзя не видеть борьбы партий в философии»?

– Помню, есть там такое сложное словосочетание, – отвечаю я.

– Ну, и как вы его поняли?

Пришлось пожать плечами. Тогда он дал разъяснение, которое я никогда не забывал и старался всегда выполнять. Его существо состояло в том, что марксизм-ленинизм – наука сложная и чтобы умело применять её в практической работе, надо глубоко вникать в каждое слово, тем более непонятное. Работать всегда приходится с философским, политическим и другими словарями и справочниками. Помня об этом, после войны при первой же возможности и в первую очередь стремился приобрести справочные издания. Они сейчас в моей библиотеке почти в полном наличии.

Возвратившись после встречи с Недашковским к краткому курсу Истории ВКП(б), нашёл приведённое дословно им изречение Ильича, с трудом разобрался в значении имеющихся в нем терминов и понял: до какой степени надо быть пытливым, чтобы полученные знания приносили практическую пользу. Думая в этом направлении, выписал себе в блокнот несколько гениальных догм: Ф. Энгельса – «Материалистическое мировоззрение означает просто понимание природы такой, какова она есть, без посторонних прибавлений» и В. И. Ленина – «В собственном смысле диалектика есть изучение противоречия в самой сущности предметов». И дальше: «Развитие есть “борьба” противоположностей» и т. п.

И сколько бы в дальнейшем ни занимался изучением философских первоисточников, мне всегда казалось, что, придерживаясь приведенных постулатов и перенося их толкование на чекистскую деятельность, без злого умысла невозможно допустить нарушение социалистической законности, самого опасного искушения в предоставленных органам госбезопасности властных полномочий. На это соблазнялись отдельные случайно попавшие в них честолюбивые карьеристы. А поскольку такие факты имели место, то накладывалась тень позора на основную массу честных и добросовестных тружеников невидимого фронта.

После состоявшихся с гвардии майором Недашковским бесед у меня сложилось о нем мнение как о тонком психологе высокой культуры и педагогического такта, способном оказывать решающее влияние на подчиненных в их самосовершенствовании в нужных для дела направлениях. Среднего роста, внешне выглядел полноватым. Говорил медленно и мало. Быстро располагал к себе собеседника, был во всех отношениях симпатичным офицером. Слышал, что после войны он так же, как и я, жил во Львове. Очень сожалею, что не нашел время представиться этому замечательному человеку, став его достойным соратником.

Заодно отражу свое мнение и о его начальнике гвардии капитане Жукове. Этот молодой, лет 30–32, высокий, стройный и красивый офицер, с джентльменскими усиками и красивой тростью (видимо, был ранен), точно такой же, каку начальника политотдела дивизии гвардии полковника В. И. Бабича. Имел высшее юридическое образование – окончил юрфак военной академии. При встречах всегда был приветлив, улыбающийся. Говорил энергично и властно, не считаясь иногда с тем, что подавляет собеседника. Имея сильную волю, мог неотвратимо воздействовать на людей. Так, однажды в отдел контрразведки «Смерш» служба охраны тыла фронта