Читаем без скачивания Белая дыра - Николай Веревочкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пошла! — сказал он крысобаке и сел на поваленный ствол осины, не в силах перешагнуть его.
Планета тихо покачивалась.
Крысобака уселась напротив. Ее маленькие красные глазки смотрели с такой преданностью, что Проклу стало неловко.
— Пошла, пошла, — сказал он менее враждебно.
Уловив изменения в интонации, крысобака задрожала от любви. Она вертела хвостом, перебирала лапами и издала страстное верещание. Не в силах справиться с чувствами, она подпрыгнула и лизнула Прокла в нос. Ничего более омерзительного за всю свою жизнь он не испытывал. Отброшенное ударом ноги безобразное существо улетело в кусты шиповника. Визг был похож на плач обиженного ребенка. От жалости к любвеобильному уродцу и стыда за себя Прокл выругался. Он сбросил с плеч рюкзак, но не обнаружив в нем ничего съестного, сказал сердито:
— Пошла, пошла домой.
Не в силах смотреть на обиженное им животное, Прокл поднялся и побрел прочь, даже не пытаясь определить стороны света. Какая разница, где здесь юг, где север, если не знаешь, что тебя ждет на юге или севере. Сзади шуршала прелой листвой крысобака, но Прокл не оборачивался и не прогонял это существо из сна. Нежно потирая шишку на лбу, он размышлял о странном способе местных женихов знакомиться с пришлыми людьми. Конечно, красивая женщина сама по себе — достаточный повод для ревности, но зачем же так горячиться? В конце концов, колодец — это не бельевой шкаф. Прокл пытался вспомнить, что случилось после того, как он был повержен наземь, но память отказывала ему в этом. Ничего кроме похмельного гула в голове… Однако нет ничего досаднее, чем неотмщенная обида. Придя в себя, следовало бы достойно ответить этому деревенскому Гераклу, врезать что было сил в челюсть. Впрочем, вряд ли бы ему удалось одержать победу над великаном. В этом бугае уместилось бы, как минимум, три Прокла и еще бы осталось на маленькую собачку. Прокла несколько успокоило сравнение жениха вдовы с разъяренным бугаем. Не станет же уважающий себя человек вызывать на рыцарский поединок тупоголовое, к тому же рогатое, животное. Однако же как бы там ни было, а скверно быть побитым без вины, скверно чувствовать себя слабым и одиноким в чужом краю среди незнакомых людей.
Прокл обернулся, но не увидел крысобаку. Он посвистел, но никто ему не ответил.
Стемнело. Комары, преследовавшие Прокла в душном полумраке леса днем, к ночи совсем озверели. От гула миллионов ничтожеств можно было оглохнуть. Прокл с тревогой подумал, что на всю эту рать у него не хватит крови, а обезопасить себя от них во время ночлега он вряд ли сумеет. Представив тучу из миллионов капелек собственной крови, улетающую на прозрачных крылышках прочь от бледного трупа, Прокл снял рюкзак и принялся обхлопывать карманы в поисках спичек, как вдруг почувствовал запах жарящегося мяса. До этой секунды он и не подозревал, насколько голоден. Повернув нос на запад, откуда струился теплый, вкусный ветерок, он увидел за деревьями трехэтажное здание, пятнадцать окон которого одновременно осветились изнутри. Мерцающий, неверный свет был тусклым, но живым, и даже уютным, поскольку неразрывно сочетался с запахом поджариваемого на открытом огне мяса. Стараясь не особенно шуметь, Прокл подкрался поближе и заглянул внутрь через оконный проем.
Это был каменный остов без потолков и крыши, с закопченными давним пожаром стенами. На третьем, недосягаемом этаже висел не тронутый огнем портрет. Неизвестный Проклу политический деятель прошедшей эпохи с сердитой важностью и некоторым недоумением смотрел вниз на мужичка у костра. Был мужичок и без того невысокого роста, а масштабы этих многооконных руин и вовсе делали его карликом. Сверкая позолоченными дужками очков, он сушил портянки и тихо матерился, отворачиваясь от едкого дыма. Розовый, трепетный язык костра нежно лизал янтарно-бронзовую, истекающую скворчащим жиром тушку, нанизанную на обугленную палку. Это был, как показалось Проклу, молодой поросенок. Если бы сейчас в глубине леса запели сладкозвучные сирены, фиг бы они заставили отойти Прокла от этого юного поросенка хотя бы на шаг. Вблизи притяжение запаха было непреодолимым. Мужичок расстелил портянку на колене и, сморщив лицо, перевернул поросенка янтарной стороной вниз.
— Эй, друг, — окликнул его Прокл, — как пройти в Неждановку?
— Водка есть? — спросил мужичок, не обернувшись.
— Нет, — слегка растерялся Прокл.
— Какой же ты мне друг, если у тебя водки нет, — подивился наглости Прокла мужичок.
— Значит, к Неждановке дорогу не знаешь? — смутившись, переспросил Прокл.
— Сам не знаешь, что спрашиваешь, — осерчал мужичок, встряхивая над костром портянку, от чего огонь в панике заметался, а гастрономическая волна вкусного, теплого ветра окатила Прокла с головой. По стенам заходили угрюмые тени, а кусты полыни, проросшие сквозь обугленные половицы, зашевелились, как живые.
— А что такое? — испугался Прокл.
— А то, что в преддырье ты попал.
— Ну?
— Подковы гну! Ты бы еще про Замановку спросил, — с сарказмом хмыкнул мужичок. — Не выбраться тебе из дыры. Не отпустит дыра. Закрутит воронка. Кого ни спросишь, да вот, скажут, Замановка, в трех верстах. Только этими тремя верстами все подошвы стопчешь. Сдается мне, нет со стороны дыры ни Неждановки, ни Замановки.
— Как же нет, когда я три дня как в Самановке был, — возразил, облизываясь, Прокл.
— Я о чем и говорю: со стороны города Самановка как бы есть, а со стороны дыры ее как бы и нет, — подавив всплеск эмоций, терпеливо объяснил человек у костра. — Только правильно Замановка, а не Самановка.
— Я сам видел — Самановка, — упорствовал Прокл.
Мужичок своим снобизмом раздражал его, в то время как жареный поросенок вызывал нежные чувства. Прокл стоял с внешней стороны оконного проема, отбиваясь от комаров. Поняв, что приглашения присесть к огню ему не дождаться, он перебросил рюкзак внутрь.
— Самановка, Замановка — какая разница, — никак не отреагировав на вторжение, мрачно рассуждал мужичок. — Может быть, переименовали, а может быть, со стороны города — Самановка, а со стороны дыры — Замановка. Очень может быть что и так.
Лицо его вблизи показалось Проклу интеллигентным и чрезвычайно желчным. Профиль — хоть на валюте рисуй. Золотая оправа очков, серебро клинообразной бороды, обширная лысина и драная фуфайка придавали ему сходство с академиком на уборке картофеля. И хотя аромат портянок слегка портил впечатление презрительного диссидентского благородства, однако же янтарный поросенок перебивал этот вульгарный запах, и Прокл посчитал, что был излишне фамильярен с незнакомцем.
— Так вы идете в Самановку? — спросил он, присаживаясь на рюкзак к костру, пожирая глазами нежную плоть дичи.
— Бесполезное дело, — с мрачной печалью ответил интеллигентный мужичок, изящно переворачивая портянку, — пятый год уж как иду. Всего три версты, а дойти не могу.
— И что у вас там?
— Психбольница.
— Понятно, — слегка отодвигаясь, сказал Прокл.
— Чего тебе понятно? Работаю я там. Главврачом. Я нормальный. Это мир с ума сошел.
Мужичок отдернул от огня подпаленную портянку, поплевал на прожог и спросил:
— Закурить есть?
— Не курю.
Мужичок тяжело вздохнул, с осуждением покачал головой и, покопавшись за пазухой, достал непочатую пачку «Соверена»:
— Курить будешь?
Посмотрел на него Прокл с подозрением и спросил, дождавшись, пока собеседник выпустит первую, самую кайфовую порцию дыма:
— Я что-то не въезжаю: говорите — Замановки нет. Но там есть психбольница. И вы в ней работаете. Главврачом.
— Что же тут непонятного, — рассердился главврач. — В Самановке, со стороны города, есть психбольница. А в Замановке психбольницы нет, потому что Замановка — это то, что со стороны дыры.
— И как же вы попали в эту дыру?
— А то не знаешь, как в дыру попадают! Или пошлют, или по дурости из любопытства. Иногда по любви. Но чаще всего из жадности. Я, например, по грибы ходил. А где их еще искать, как не в дыре? Таких грибов, как здесь, нигде больше нет. Как, как… С печки бряк.
— А вот Неждановка, — спросил Прокл вкрадчиво, опасаясь вызвать гнев главврача своей непонятливостью, — она как — с какой стороны? Вы вообще-то слышали про такое село — Неждановку?
— Как не слышать, — обиделся главврач, — у нас санитаркой работала одна неждановская. Ничего не скажешь — красивая девка. Идет в халате по коридору — дзинь-дзинь-дзинь — звенит, как колокольчик. Ногу сломала. Лестницы у нас там крутые. Кость неправильно срослась. Так замуж и не вышла. Тамарой звать.
— И где же она, эта Неждановка? — прервал эти приятные воспоминания Прокл.
Главврач, не поворачивая головы, скосил на надоедливого гостя негодующий глаз.
— Дурачком прикидываешься? Какая тебе Неждановка со стороны дыры?