Читаем без скачивания Ранняя история нацизма. Борьба за власть - Лев Гинцберг

Выше уже приводились примеры отпора, который противники нацизма оказывали фашистской угрозе. Отпор этот в первые годы существования фашистских организаций сводился преимущественно к борьбе против террора, при помощи которого реакционные банды стремились запугать своих противников. Террор этот с наибольшей силой свирепствовал в Баварии.

Баварский пролетариат был обескровлен подавлением Советской республики и последовавшими вслед за этим репрессиями. Но и в этих условиях рабочие в своей массе отвергали попытки фашистов проникнуть в их ряды при помощи обмана и демагогии, в то же время не давая себя запугать вероломными нападениями нацистских молодчиков.

Даже полицейские отчеты о фашистских сборищах, авторы которых в целом сочувствовали устроителям, содержат немало свидетельств открытого отпора, оказывавшегося нацистам. Так, на митинге, состоявшемся 6 июля 1920 г., несколько человек, как и 24 февраля, энергично разоблачали псевдорабочий характер нацистской пропаганды. Представитель КПГ Винтерштайгер раскрыл фашистский обман насчет «производительного» капитала, который нацисты стремятся вывести из-под удара трудящихся. Винтерштайгера поддержали Шленк, входивший в НСДПГ (подавляющее большинство которой вскоре объединилось с КПГ), и член Коммунистической рабочей партии Германии (немногочисленной организации, отколовшейся от КПГ вследствие «непримиримой левизны» ее лидеров) Бранц. В полицейском отчете о собрании 15 мая 1920 г. говорится, что «немногочисленные рабочие, присутствовавшие здесь, отзывались о рассуждениях оратора, Гитлера, с руганью». Один выступавший охарактеризовал НСДАП как прожженную банду обманщиков. На митинге 25 августа участник прений, по убеждениям социалист (он, однако, не входил в какую-либо партию), заявил, что НСДАП не имеет никакого права называть себя социалистической партией.

Но действенность сопротивления фашизму снижалась не только откровенным поощрением реакционеров всех мастей (их покровитель Кар в 1921–1922 гг. стоял во главе земельного правительства), но и отсутствием единства рабочих партий. Правда, в отдельных случаях, когда чаша терпения, как говорится, переполнялась, такое единство складывалось, несмотря ни на какие разногласия. Так было, например, в июне 1921 г. после убийства фашистами председателя фракции НСДПГ в баварском ландтаге К. Гарайса, известного своими смелыми выступлениями против нацистов. В знак протеста против нового преступления реакции по всей Баварии была проведена трехдневная забастовка, в которой сплоченным фронтом выступили члены и приверженцы всех существовавших тогда рабочих партий — КПГ, НДПГ и СДПГ. С большими трудностями фашисты сталкивались в промышленно развитых районах страны. Так, их попытка созвать собрание в Дортмунде (это было вскоре после убийства Ратенау) вызвала подлинную бурю возмущения. Нацисты были вынуждены отменить митинг. Усилиями рабочих были сорваны попытки сторонников НСДАП создать группу этой партии в Эссене (август 1922 г.). Орган КПГ Рурской области «Рур-эхо» призвал всех рабочих к бдительности в отношении национал-социалистов. «Рабочие!! — говорилось в обращении. — Смотрите в оба!! Под именем «Национал-социалистической рабочей партии» реакция пытается ныне привлечь под свои знамена бездумных последователей, чтобы использовать их в интересах старых обанкротившихся сил фёлькише».

Нацисты не могли на многое рассчитывать также в Саксонии, где первая группа НСДАП появилась в городе Цвикау в октябре 1921 г. и где в качестве главного лица выступал фабрикант Мучман, что навряд ли могло создать новой организации популярность. То же относится к Тюрингии, которая наряду с Саксонией являлась в эти годы одной из основных цитаделей левых сил. Так, например, когда фашисты в марте 1922 г. вознамерились провести в Готе «Германский день», рабочие партии выступили единым фронтом против замыслов реакции. В совместном воззвании они заявили: «Реакционные банды все смелее поднимают голову, они все более нагло провоцируют рабочих.

Пролетарии, покажите, что вы сплочены, когда надо защищать жизненные интересы рабочего класса против черной реакции и угнетения».

Многочисленные свидетельства враждебности со стороны рабочего класса имеются и в фашистских источниках. Бывший нацистский гауляйтер Швабии К. Валь сообщает в своих воспоминаниях о том, что в Аугсбурге (Бавария) нередки были случаи срыва собраний НСДАП. Это удавалось противникам, пишет он, в частности, потому, что «они целыми коллективами предприятий заполняли залы задолго до начала собрания». Гитлер любил выезжать на свою родину — в Австрию; но и здесь его ожидали неприятности. Так, в Санкт-Пельтене, где он выступал в октябре 1920 г., молодые слушатели в столь резкой форме прерывали его, что будущему фюреру пришлось раньше времени оставить трибуну.

Сам он хорошо отдавал себе отчет в том, что на пути к поставленной цели фашистов ждут разочарования. Наглядное свидетельство этому — письмо Гитлера от 3 августа 1920 г. тогдашнему коменданту Мюнхена полковнику Хирлю, незадолго до того опубликовавшему газетную статью, где подчеркивалась настоятельная необходимость завоевать рабочих на сторону «национального дела». Гитлер писал Хирлю: «Ваша точка зрения, что наши собрания посещает слишком малое число промышленных рабочих, справедлива лишь частично. Мы сознаем трудности того, чтобы сразу же привлечь к себе рабочих, которые в немалой степени уже в течение десятилетий принадлежали к другим организациям». Предпосылкой для этого, объяснял он своему адресату, должны были стать крупные, массовые митинги, которые внушили бы уважение к новой партии. А это поставило нацистов перед необходимостью обратиться к средним слоям, которые были близки руководителям НСДАП, так как мыслили и чувствовали «национально» (точнее — националистически). Конечно, это было то, что французы называют «делать хорошую мину при плохой игре». Но данный документ (к тому же опубликованный во времена господства фашизма) примечателен, ибо в нем впервые содержится признание о ставке фашистского руководства на средние слои (хотя слова «рабочая» и «социалистическая» в названии партии сохранялись, а попытки привлечь пролетариев предпринимались вновь и вновь). В цитированном письме это изображается лишь как тактическое средство, позднее завоевание средних слоев станет достижимой и реальной целью, в отличие от привлечения рабочих.

Мы можем поэтому с полным правом отнести прежде всего к рабочему классу признания Гитлера насчет подлинного отношения населения к нацистам на первом этапе их деятельности. Так, в 1922 г. он говорил: «Три года проповедуем мы, подвергаясь со всех сторон ругани и поношению; одни осмеивают нас и потешаются над нами, другие проклинают, клевещут». А спустя еще восемь лет, в начале 1930 г., он высказался еще определеннее: в первые годы своего существования фашизм был «наиболее ненавидимым движением, когда-либо существовавшим в Германии».

Одной из причин такой ненависти являлась позиция нацистов по отношению к Советской стране. Многие рабочие, независимо от того, принадлежали они к КПГ, НСДПГ или СДПГ, поддерживали Советскую Россию. Это ярко проявилось именно в 1920 г., когда развернулось идеологическое наступление нацизма. Нападение панской Польши на Советскую Россию вызвало гневный протест немецких рабочих; они наотрез отказались перевозить по германской территории грузы, прежде всего вооружение, которые Франция, бывшая в союзнических отношениях с Польшей, предназначала для польской армии. В подобной обстановке злобная клеветническая кампания, которую вели фашисты, стремясь отвратить от Советской страны симпатии германских рабочих, не могла принести успех. Тем не менее нацисты изо дня в день продолжали свои нападки. Фашисты ждали падения советской власти постоянно, но после начала советско-польской войны уже не сомневались, что Советская Россия обречена.

Не проходило ни одного фашистского митинга иди сборища, не было ни одной листовки, опубликованной НСДАП, без яростных выпадов против Советской России, без измышлений относительно ее положения, жизни советских людей и т.п. Осенью 1920 г. нацисты, ссылаясь на отчет некоего английского посла, распространили клеветническую версию, будто «большевики продали бухарскому эмиру» (в другом варианте — Китаю)... 137 тыс. немецких и австрийских военнопленных; из них лишь 7 тыс. якобы сумели вернуться. Другая «информация» в том же духе: 3 тыс. военнопленных, стремившихся на родину, были утоплены в Неве. Подобную ложь фашисты преподносили тем, кого они пытались «обработать», и здесь уже проявился сформулированный Гитлером позднее пропагандистский «тезис» — чем невероятнее ложь, тем легче можно выдать ее за правду.

На митинге 13 августа 1920 г. Гитлер нагло утверждал, будто В.И. Ленин говорил, что Советы «изжили себя». Столь беззастенчивая ложь зачастую опровергалась здесь же, на месте, представителями КПГ, иногда НСДПГ, бравшими слово в прениях (пример тому уже приводился). И порой именно по вопросу о Советской России страсти накалялись до предела. Так было и в 1920 г., и в 1921 г., в момент голода в Поволжье, когда мировая демократическая общественность, в том числе в Германии, пришла на помощь голодающим. В это время немецкие фашисты категорически выступили против какой-либо помощи Советской России.