Читаем без скачивания Тай-Пэн - Джеймс Клавелл

Он задумчиво посмотрел через борг на черные волны, стремительно пробегавшие мимо. Ты есть то, что ты есть, и море ждет. И ты капитан самого прекрасного корабля в мире. И был, был в твоей жизни миг, когда ты заглянул в человеческое лицо и увидел там зеленые глаза, изучавшие тебя просто как человека. Да, Зеленые Глаза, подумал он, и тоска отпустила его, я пойду с тобой хоть в ад за то мгновение, которое ты мне тогда подарил.

– Эй вы, там, увальни! Ну-ка живо к брамселям! – крикнул он.

И по его приказу люди начали торопливо карабкаться наверх, чтобы забрать еще больше силы у ветра. А потом, когда он увидел на горизонте огни Макао, он приказал взять на парусах рифы и осторожно – но всегда с максимальной скоростью – провел клипер в мелководную гавань, сверяя курс по выкрикам лотового, делавшего промеры на носу.

– Очень искусно, капитан, – раздался за его спиной голос Струана.

Орлов вздрогнул и резко обернулся:

– О, я вас не видел. Вы подкрадываетесь к человеку, как привидение. Катер готов к спуску на воду. – Потом он добавил небрежно: – Я подумал, почему бы мне самому не войти в бухту вместо того, чтобы ждать до рассвета, когда прибудет портовый лоцман.

– Вы прочли мои мысли, капитан. – Струан посмотрел на огни и на скрытый в ночной тьме город, начинавшийся у самой кромки воды, и забиравшийся затем на самый верх окрестных холмов. – Бросьте якорь на нашей обычной стоянке. Мою каюту будете охранять лично. Вы не должны входить в нее – никто не должен. Всем оставаться на корабле. И языком не трепать.

– Эти распоряжения я уже отдал.

– Когда португальские власти прибудут на борт, извинитесь, что мы не стали дожидаться лоцмана, и заплатите все положенные сборы. А также мзду китайцам. Скажите, что я на берегу.

Орлов благоразумно поостерегся спрашивать, как долго Тай-Пэн намерен отсутствовать.

Горизонт начал едва заметно светлеть, когда «Китайское Облако» бросил якорь в полумиле от все еще неразличимых в сереющей тьме причалов в юго-западной части гавани. Подходить к берегу ближе крупные корабли не рисковали: залив был очень неглубок и потому опасен и почти бесполезен. Это послужило еще одной причиной того, что Гонконг стал для англичан экономической необходимостью. Торопя катер к берегу, Струан заметил южнее штаговые огни еще одного клипера – «Белой Ведьмы». Кроме него, на якоре в гавани стояли несколько европейских кораблей помельче. Сотни джонок и сампанов бесшумно сновали туда-сюда.

Струан быстро зашагал вдоль пирса, который «Благородный Дом» по-прежнему арендовал в Макао. Он увидел, что большое здание их компании, также арендованное у португальцев, погружено во тьму. Это был четырехэтажный дом с колоннами, стоявший в дальнем конце усаженной деревьями praia [21].

Он повернул на север и пошел вдоль набережной, огибая здание китайской таможни. Потом пересек широкую улицу и начал подниматься по отлогому склону холма к церкви Святого Франциска.

Он был рад вернуться в Макао, вернуться к цивилизации, мощеным улицам, величественным соборам, красивым домам в средиземноморском стиле, pracas [22] с фонтанами и большими парками со множеством цветов, наполнявших воздух своим благоуханием.

Когда-нибудь и Гонконг станет таким же, сказал он себе, если поможет йосс. Затем он вспомнил Скиннера, и Уэйлена, и малярию, и Мэй-мэй на борту «Китайского Облака», – она так похудела и ослабла, а ведь до следующего приступа оставалось всего два или три дня. И что там с «Голубым Облаком»? Корабль скоро должен быть дома. Обгонит ли он «Серую Ведьму»? Или он уже отстал на тысячу миль и лежит на дне океана? А остальные клиперы? Сколько их суждено мне потерять в этом году? Лишь бы «Голубое Облако» пришел первым! Как там Винифред? И все ли в порядке с Кулумом, и где сейчас Горт, и не сегодняшний ли день назначен судьбой для сведения старых счетов?

Город был по-прежнему погружен в предрассветный сон. Но он чувствовал на себе внимательный взгляд невидимых китайских глаз. Он поднялся на вершину холма и пересек прекрасную Praca de Sao Francisco.

К северу по другую сторону площади, в самой высокой точке перешейка, вставали укрепления и стены древнего форта Сан Паулу де Монте. А за ним начиналась китайская часть Макао: узкие улочки, лачуги, лепившиеся друг на друга, покрывали всю северную сторону холма, редея по мере того, как спускались вниз по склону.

Дальше на полмили протянулся участок ровной земли; перешеек здесь сужался до каких-нибудь ста пятидесяти ярдов. Здесь были разбиты парки, аллеи; яркими пятнами изумрудной зелени выделялись небольшой ипподром и поле для крикета, давным-давно построенные агличанами, которые преданно ухаживали за ними два с лишним столетия. Португальцы не одобряли скачек и не играли в крикет.

В ста ярдах за полем для крикета поднималась стена: здесь кончался Макао и начинался Китай.

Стена толщиной десять футов имела двадцать футов в высоту и тянулась от берега до берега. Только после того, как она была построена триста лет назад, император согласился отдать португальцам эту землю в аренду и позволил им селиться на ней.

Посреди стены возвышалась сторожевая башня с единственными величественными воротами. Ворота в Китай всегда были открыты, но ни один европеец не имел права ступить за них.

Сапоги Струана громко простучали по булыжникам, когда он торопливо пересек площадь. Открыв высокие кованые железные ворота епископского дворца, он прошел через сад, который создавался неустанным трудом в течение трех веков. Когда-нибудь у меня будет такой же, пообещал он себе.

Все так же громко стуча каблуками, Струан миновал мощеный передний двор и подошел к огромной двери. Он дернул шнур звонка и услышал звяканье колокольчика, эхом прокатившееся по дому, потом настойчиво дернул его еще раз и еще.

Через некоторое время в нижних окнах мелькнул свет фонаря, и он услышал приближающиеся шаги и ворчливое бормотание по-португальски. Дверь открылась.

– Bom dia [23]. Я хочу видеть епископа.

Полуодетый заспанный слуга уставился на него, не узнавая и ничего не понимая, затем возмущенно изверг еще один поток португальских слов и потянул дверь на себя. Но Струан выставил вперед ногу, рывком распахнул дверь и вошел в дом. Он свернул в первую попавшуюся комнату – это оказался роскошный, со множеством книг вдоль стен рабочий кабинет – и сел в кресло с резной спинкой. Потом опустил взгляд на стоящего с открытым ртом слугу.

– Епископа, – повторил он.

Получасом позже Фалариан Гинеппа, епископ Макао, генерал римско-католической церкви, надменно вступил в комнату, захваченную Струаном. Это был высокий патриций с римским крючковатым носом, высоким лбом и худым высохшим лицом. Груз своих пятидесяти лет он носил с юношеской легкостью. Епископ был одет в пурпурную мантию и шапочку того же цвета, с худой шеи свисало усыпанное драгоценными камнями распятие. Темные сонные глаза смотрели враждебно. Но едва их взгляд упал на Струана, как раздражение и сонливость прелата словно рукой сняло. Епископ остановился на пороге, насторожившись каждой клеточкой своего тела.

Струан встал.

– Доброе утро, ваше светлость. Извините, что я без приглашения и потревожил вас в столь ранний час.

– Добро пожаловать во имя Господа, сеньор, – мягко ответил епископ. Он указал рукой на стул. – Я думаю, небольшой завтрак? Вы разделите его со мной?

– Благодарю вас.

Епископ отрывисто сказал что-то по-португальски слуге, который поклонился и торопливо вышел. Затем он медленно приблизился к окну, держа пальцы на распятии, и долгим взглядом посмотрел на встающее солнце. Далеко внизу, в заливе, он увидел «Китайское Облако», клипер стоял на якоре в окружении множества сампанов. Какое срочное дело, размышлял он, привело ко мне Тай-Пэна «Благородного Дома»? Этого врага, которого я так хорошо знаю, но с которым никогда раньше не встречался. – Я признателен вам за такое пробуждение. Рассвет сегодня поистине великолепен.

– Да.

Оба собеседника выказывали отменную учтивость, хотя на самом деле почтения друг к другу не питали.

Для епископа Струан олицетворял расчетливых, злобных, фанатичных англичан-протестантов, которые презрели законы Божеские, которые – обрекши себя вечному проклятию – отринули Папу, как некогда иудеи отринули Христа; а этот человек к тому же был среди них одним из первых: именно он, чуть ли не в одиночку, уничтожил Макао, а вместе с Макао и безраздельное господство Святой матери-церкви среди азиатских язычников.

Для Струана же епископ воплощал в себе все то, что шотландец всегда презирал в католиках: догматичный фанатизм добровольно оскопивших себя властолюбцев, которые во имя католического Бога высасывали богатства из бедняков, каплю за кровавой каплей, и строили из этих капель гигантские соборы для прославления Божественного, каким они его себе представляли; они, подобно идолопоклонникам, посадили в Риме человека – Папу, – сделав его непогрешимым судьей всех остальных людей.