Читаем без скачивания Лучшее за год XXV.I Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - Гарднер Дозуа

— Ну, — набросилась на меня Таси. — Ты такой неумеха, что и дела себе не найдешь?

Стало быть, рагу все же поспело ко времени! Я с облегчением оглянулся через плечо и ухмыльнулся сестре. Она улыбнулась в ответ, и на один краткий миг все стало хорошо.

— С чего начинать? — спросил я.

Почему я чувствовал себя таким несчастным тогда? У меня была девушка, я на свой лад ее любил и верил, что и она меня любит. Один из нас устал от другого, мы поссорились и расстались, к вечному несчастью обоих. Так мне думается — я начисто позабыл тот роман, но в мои годы без него наверняка не обошлось. Но я страдал не из-за любви.

Болезнь захватила все мое существо. Это было несчастье куда хуже любви. Во мне жил голод, который невозможно было ни понять, ни утолить. И в то же время я был сыт по горло — как человек, лишний час просидевший за обеденным столом. Мне казалось, будто я проглотил пару живых котов, которые и у меня внутри продолжали драку, вели замедленную, тошнотворную, нескончаемую войну. Если бы я мог, я бы изверг из себя все: котов, девушек, причалы, пансион, город, мир, всю свою жизнь до той минуты — и только порадовался бы, избавившись от всего этого. Что бы я ни сказал, все звучало совершенно не так. Все во мне — душа, ум, мысли и тело — представлялось мне неописуемо отвратительным.

Я понятия не имел, что со мной творится.

Теперь-то я знаю, что просто был молод.

Наверное, следует описать устроенную на скорую руку кухню в Логанианском крыле библиотеки. Горшки исходили паром. Элегантные темнокожие в безупречно белых перчатках сновали туда и сюда, унося блюда с рагу и возвращаясь с опустошенными чашами для пунша. Во время обеда официанты выстроились за спинами воздухоплавателей (те, хоть и оделись во все лучшее, выглядели рядом с ними оборванцами), подкладывали кушанья им на тарелки и подливали вина в кубки, вводя в смущение всех, кроме офицеров, разумеется привыкших к обслуживанию, и сам Джулиус стоял у стола наиболее знатных гостей, распоряжаясь всем — то подавая незаметный знак наполнить бокал олдермена, то со сдержанной любезностью подкладывая ягодный мусс на тарелку старшему офицеру.

Впрочем, об этом я могу только догадываться. Из всего обеда мне запомнились, во-первых, порядок подачи блюд и, во-вторых, необычная речь, произнесенная в заключение банкета, — хотя большую часть ее я пропустил, сам увлекшись разговором, — и совсем уж неслыханная ответная речь. Больше ничего. Кухни, как и всего прочего, для меня будто и не существовало вовсе.

Порядок подачи блюд был таков:

Прежде всего, пунш «Рыбная таверна», выпитый под веселые возгласы.

Затем — устричное рагу, приготовленное моей матерью, поданное, чтобы заморить червячка, и мгновенно исчезнувшее с тарелок.

И наконец, сам обед из двух перемен, первую из которых составляли:

Жареная индейка, фаршированная хлебом, нутряным жиром, яйцами и сладкими травами.

Слоеные язычки с яблоком и изюмом.

Копченая курятина в петрушечном соусе с гарниром из вареного лука.

Ягодный мусс.

Манго.

Соленые бобы.

Сельдерей.

Соленая свекла.

Варенье из розовых лепестков.

Тушеный барашек.

Варенье из красной айвы.

Затем последовала вторая перемена:

Форель в белом вине с уксусом.

Пирог с олениной.

Тушеная говядина с овощами, фаршированная хлебом и грудинкой.

Пастернак.

Красная капуста с салатным листом.

Соленые огурцы.

Шпинат.

Жареная картошка.

Летние груши.

Варенье из белой, желтой и красной айвы.

И в заключение, после того как все убрали со столов:

Мягкие пряники.

Индейский пудинг.

Тыквенный пирог.

Печенье, миндальное и коричное.

Каждое кушанье подавалось, по обычаю того времени, сразу на многих блюдах, чтобы заставить столы и поразить обедающих изобилием. Не раз потом, когда в потоке приключений выпадали голодные времена, я, чтобы заснуть, перебирал в памяти каждое блюдо, мысленно вдыхая его аромат и воображая, будто наелся до того, что многие кушанья даже попробовать не захотел.

Так мы тратим время и занимаем ум пустяками, а между тем огромный мир стремительно ускользает в прошлое, унося тех, кого мы любили, и то, что ценили превыше всего, на скорости шестьдесят секунд в минуту, шестьдесят минут в час, восемь тысяч семьсот шестьдесят шесть часов в год!

Хватит о еде. Расскажу о речах.

Логанианское крыло соединялось с главным зданием библиотеки широкой аркой, к которой вели две лестницы по обе стороны стола библиотекаря. Такое изысканное, хотя и непрактичное устройство здания позволяло нам без труда подсматривать за тем, что происходило внизу.

Когда на стол выставили последние лакомства и сласти, официанты прошествовали вверх по двойной лестнице и направились через Логанианское крыло в маленькую пристройку, чтобы спокойно закусить остатками пиршества. Я подошел к арке задернуть занавес и, остановившись в его тени, заглянул вниз. Столы заполняли все свободное пространство зала, а два были сдвинуты вместе у восточной стены — они предназначались для офицеров и разных шишек, главным образом членов городского управления и купцов, не удостоенных участия в банкете Карпентер-холла. Все было в оживленном движении. Я случайно заметил, как один негодник дотянулся до тома, стоявшего на полке. Гравюра внутри привела его в восхищение, и он, спрятав книгу под столом, вырвал страницу, сложил и сунул за пазуху. Это всего одна сценка в череде эпизодов, достойных, чтобы их запечатлела рука Хогарта[93].

Кто-то поднялся — Бидцл, надо думать — и принял позу оратора. С моего места видно было только его спину. Вилки застучали по бокалам, призывая к тишине, — на минуту зал наполнило пение сотни стеклянных сверчков.

Занавес шевельнулся, и рядом со мной оказался Сократ с тарелкой в руке и перчатками, аккуратно заложенными за кушак.

— Я что-нибудь пропустил? — шепнул он.

Я был бегло знаком с Сократом — парнем, который представлял собой идеальную противоположность своему начальнику Джулиусу: весельчак из весельчаков, в любую минуту готовый поразить чудной выдумкой и задорным хохотом. Но сейчас он был довольно серьезен. Я покачал головой, и оба мы принялись слушать.

— …Недавние недоразумения между нашими великими нациями разрешились, — вещал оратор, — и британцы вновь заняли подобающее им место в сердцах американских братьев.

Занавес снова колыхнулся, пропустив Таси. Ее лицо, по обыкновению, предвещало бурю.

Она тихо заговорила:

— Что это за чушь рассказывает Мэри — будто бы ты собрался в Висконсин работать на фабрике?