Читаем без скачивания Анжелика и дьяволица - Анн Голон

И вот, наконец, вы повержены, побеждены… Поэтому я решила, что теперь вы должны умереть.

— Нет, причина иная. Правда состоит в том, что вы хотите моей гибели именно сейчас, потому что знаете — вот-вот здесь появится тот, схватка с которым пугает вас. Я говорю о своем муже, графе де Пейраке. Он может приплыть сюда даже завтра. И тогда выявится вся ваша ложь, разрушится вся конструкция, которую вы выстроили для того, чтобы обмануть окружающих вас людей. И вы окажетесь в одиночестве, без всякой защиты перед неизбежным возмездием.

Амбруазина, казалось, не была удивлена этими словами.

— Вы меня поражаете, — выговорила она презрительно опустив кончики губ. — Неужели вам не ясно, что ваш граф де Пейрак больше вам не принадлежит. Какое еще доказательство вы хотели бы получить, чтобы понять: он был моим любовником? Как вы наивны! Ведь в Голдсборо, увидев меня, он сразу же был очарован, обворожен и сам сказал мне это…

Едва Амбруазина заговорила о Жоффрее, Анжелика почувствовала, как кровь ее уходит из вен, сердце сжимается в комочек и перестает биться. Вот где она, ее щербинка, та самая, о которой с дьявольской интуицией только что говорила Амбруазина, щербинка каждого человека, через которую «входит страх и уходят силы». Взяв себя в руки, Анжелика молчала, чтобы не выдать своих чувств.

— Какое потрясающее ощущение, — продолжала между тем герцогиня, — когда в одно мгновение ты вызываешь восхищение и желание такого мужчины. Мне говорили про него «Хотя он человек свободных нравов, но соблазнить его нелегко. Только одной-единственной женщине удалось овладеть его сердцем, если таковое у него имеется. Это та женщина, которая живет с ним, и которую он выдает за свою жену. Схватка будет тяжелой…» Верно, но именно поэтому интересной! Ведь в ней участвовали вы оба. И вдруг такая победа, с первого взгляда, с первого мгновения…

— Вы что-то запутались, по-моему, — холодно заметила Анжелика. — Вы сами только что рассказали мне о тех страданиях, которые вы испытали, когда, проснувшись, увидели нас у вашей кровати я поняли, что мы любим друг друга…

— Да, но мне не следовало так волноваться. Уже на следующий день он передал мне любовное послание. Теперь вы пытаетесь успокоить себя, вспоминая страстные слова, которые говорил он вам в тот вечер… Да он просто хотел успокоить ваши подозрения, чтобы более свободно общаться со мной…

«Жоффрей, Жоффрей! Стоя у кровати Амбруазины, о чем ты думал тогда, устремив взгляд на ее тело, тело богини, которое она бессовестно обнажила по праву больной в бреду. И этот шут Адемар со своим глупым замечанием: „Уж если говорить о хорошей фигуре, можно сказать, что лучше не придумаешь, не правда ли, господин граф?“ „Ненавижу болвана!“ При одной мысли об Адемаре у нее начинался нервный тик. Надо во что бы то ни стало сдержаться! Но как она нм старалась, дурацкое лицо французского солдата все время возникало перед ней, как напоминание о той невыносимой оценке. Больнее всего было сознавать, что она никогда не узнает, о чем думал Жоффрей в те минуты. „Как плохо они знали тогда друг друга! А сейчас? Неужели ей суждено пройти в одиночестве свой путь на земле“.

— Как трудно подобрать к вам ключи, — шептала Амбруазина, пристально и жестко глядя на Анжелику. — Вы, такая красивая и волнующая, настолько, что я была почти готова отдать вам победу… Но это невозможно… Я хочу, чтобы вы знали все… Да, уже на следующий день он прислал мне записку, целое послание… В нем он описывал в незабываемых для меня выражениях то впечатление, которое я произвела на него, говорил, что знает о моих успехах в Сорбонне и сочтет за счастье принять меня в своих владениях, получить наконец возможность побеседовать с такой ученой женщиной. Далее он писал, что ему трагически не хватает в Америке именно такого общения, но что более всего его радует встреча с необыкновенно красивой женщиной. Дальше шли утонченные комплименты, которые я не раз перечитывала, чтобы до конца проникнуться ими.

Рука Анжелики почти машинально протянулась к Амбруазине.

— Что вам надо? — спросила та, глядя на протянутую ладонь.

— Покажите мне эту записку!

В диком взгляде ее соперницы блеснула искра.

— Вы решительно удивляете меня. Неужели вас не пугает, что вам будет очень больно?

— Случалось и худшее, — невозмутимо ответила Анжелика, сознавая, что сказала не правду и что ничего худшего в ее жизни не было по сравнению с этим мгновением, с той пронзительной болью, которую она испытала оттого, что засомневалась в муже, от страха, что ей вот-вот представят материальное доказательство его измены и она может навсегда потерять его.

— А если я вам скажу, что записка у меня не сохранилась?

— Тогда я отвечу вам, что вы лжете и не поверю ни одному слову из того, что вы мне только что рассказали.

— Тогда.., тем хуже для вас.

Амбруазина протянула руку к мешочку, вышитому жемчугом, который всегда носила на поясе.

— ..Я сохранила ее. Мне нравится перечитывать эти строки, особенно, с тех пор, как встретила вас… Я ценю удовольствие, которое мне доставляет все, что связано с графом. Мужчины любят лесть. Вероятно, вы плохо благодарили его за все то, что он вам давал, и поэтому он устал от вас.

Теперь сама жизнь Анжелики зависела от женских пальчиков, рывшихся в мешочке.

«Если она не найдет записку, значит, лжет», — повторяла она про себя.

— А вот и записка, — сказала Амбруазина. Анжелика узнала бумагу, на которой граф де Пейрак писал в Голдсборо. А когда Амбруазина развернула листок и показала ей, она издали узнала его беглый почерк ученого.

— Так покажите! — еще раз потребовала Анжелика. -Съежившись у камина, зябко кутаясь в одеяло и протягивая руку, она чувствовала себя нищенкой.

И не было сил встать и на равных сразиться с Амбруазиной.

— Вы бледны, как мел, — сказала герцогиня со злобной улыбкой. — Сейчас у вас будет… Любопытно, что вы единственный человек, которому удалось пробудить во мне чувство жалости.

Затем, как бы приняв решение для себя, она сказала:

— Нет, я не хочу, чтобы вы читали слова любви, адресованные мне… Они могут окончательно прикончить вас. Мне хочется вас пощадить.

И она нагнулась, чтобы сжечь записку.

Но, опередив ее, Анжелика разогнулась, как пружина, схватила соперницу за руку и вырвала письмо.

— Тигрица! — крикнула Амбруазина.

Она с испугом взглянула на запястье, где выступили капли крови — так глубоко впились ей в руку ногти Анжелики.

«Сжигая это письмо, она хотела обречь меня на вечное сомнение, — думала Анжелика, — на вечное незнание того, что на самом деле он написал ей».

Анжелику била такая дрожь, что ей пришлось сделать паузу, прежде чем вчитаться в слова, которые танцевали у нее перед глазами.