Читаем без скачивания Тяжесть короны (СИ) - Ольга Булгакова

— Разумеется, Вы правы, — пробормотала женщина осипшим голосом. — Мне и в голову не пришло, что мы могли неверно истолковать слова господина регента.

— Рада, что этому недоразумению нашлось хорошее объяснение, — улыбнувшись на прощание несостоявшейся осведомительнице, пожелала ей хорошего вечера и ушла к Брэму.

Брат разговаривал с добродушным на вид толстяком, оказавшимся муожским послом. В отличие от своих предшественников, граф Кивро не пытался покорить лестью. Что в моих глазах уже было плюсом вельможе. Он оказался приятным собеседником, не обделенным чувством юмора. И я сожалела о прерванном разговоре, когда очередной кавалер пришел напомнить об обещанном ему танце.

Своего партнера я не слушала, хотя, разумеется, изображала заинтересованность. Думала о Воларе, которого отчим желал видеть моим мужем. Граф Кивро сказал, что отправил князю почтового голубя с приглашением. Значит, можно было рассчитывать на появление Волара в Ольфенбахе через десять дней, самое большее, через две недели. Как вести себя с женихом, я даже смутно не представляла. Мысль о близости с ним пугала, а предательница-память возвращала меня в июньское утро, в Солом, в объятия Ромэра… Как ни странно, теперь это воспоминание не смущало…

Праздник, к сожалению, закончился поздно. Но внешне усталость для меня словно не существовала. Пустоголовая кукла, в которую превратил меня медальон, исполняла волю отчима. А по его представлениям красавица-принцесса должна была танцевать и веселиться, словно в последний раз в жизни. Так же регент считал, что идеальная дочь, возвращенная в замок стараниями любящего отчима, обязана везде и всюду с нежностью и благодарностью отзываться о своем освободителе. После заседания Совета и разговора с Брэмом сил сопротивляться амулету у меня не было. И потому мое поведение полностью соответствовало представлениям Стратега.

Медальон настолько хорошо справлялся со своей задачей, что даже Брэм, пригласивший меня на один из последних танцев, задумчиво заметил:

— Ты кажешься очень счастливой… Я даже вспомнить не могу, когда последний раз видел тебя такой.

— Но я действительно счастлива, — чуть недоуменно улыбнувшись, сказала я.

— Нет, — тряхнул головой Брэм. — Нет… Для искреннего счастья ты слишком счастлива, — не дав мне возможности возразить, брат поспешно поменял тему: — Но не будем больше об этом. Ты заметила, что господин Ирсье с тебя целый вечер глаз не сводит и все время делает пометки? Думаю, скоро появится твой портрет. И это к лучшему, последний старый. Сколько ему? Лет пять? Ты, конечно, все еще узнаваема, но на ту девчонку больше не похожа.

— Я не люблю позировать, — правдиво ответила я.

— Ирсье знает. Наверное, поэтому старается сделать как можно больше эскизов сегодня. Когда я проходил мимо него, заметил с десяток листов с зарисовками, — кивком указав в сторону придворного художника, сидевшего у одного из столов, заметил Брэм. — Судя по всему, Ирсье нравится рисовать движение. Почти на всех картинках ты изображена в танце.

— Это несколько не соответствует моим представлениям о портрете, — я заинтересовалась таким подходом художника. Даже подумала, что картина наверняка нашла бы подражателей.

— Я не имею ничего против новшеств, — небрежно пожал плечом брат. — Главное, чтобы твоим партнером на картине не оказался Стратег. Но об этом я с Ирсье поговорю.

Я, прикусив язык, сдержала продиктованные медальоном слова в защиту отчима. После просьбы не обсуждать регента, Брэм не удивился моей молчаливости.

Брат не ошибся, предсказывая появление портрета. Когда праздник завершился, а гости начали понемногу расходиться, ко мне подошел придворный художник.

— Ваше Высочество, — робко начал он, — прошу Вас, не откажите в просьбе. Я очень хочу нарисовать Ваш портрет. До Вашего отъезда в Муож.

Худой невысокий человек средних лет, кажущийся болезненно бледным из-за контраста белой кожи с волосами цвета меди, смотрел на меня умоляюще. Я собиралась ответить отказом, как и всегда в ответ на подобные просьбы. Но, предвидя мои слова, Ирсье выпалил:

— Уверяю, это не займет много времени. Прошу, мне это очень важно!

Да, с таким напором он еще ни разу не просил меня позировать. Я с удивлением смотрела на художника, ждущего моих слов, как судьбоносного вердикта. Тонкие губы Ирсье дрожали, а во взгляде зеленых глаз читалась мольба. Я не успела ничего ответить, вмешался отчим, в этот момент появившийся рядом.

— Ее Высочество будет рада уделить Вам время, — судя по голосу, Дор-Марвэн, стоящий за моей спиной, покровительственно улыбался Ирсье.

На моих губах незамедлительно расцвела благосклонная улыбка:

— Конечно же, я приду завтра к полудню к Вам в мастерскую, — ответила я, глядя в глаза художнику, боявшемуся отвести взгляд даже во время поклона. Мне казалось, что Ирсье пытается запомнить как можно больше моих черт, словно боится, ему придется писать портрет по памяти.

— Благодарю, благодарю, Ваше Высочество. Клянусь, это не займет много времени, — пролепетал Ирсье, отступая на шаг.

— Не стоит благодарностей, — вновь вмешался отчим. — Мы все с нетерпением будем ждать нового портрета Ее Высочества.

С этими словами Дор-Марвэн подал мне руку и сопроводил в башню, рассказывая по дороге, как ему понравился праздник. Особенно удачное оформление зала и подбор музыки.

То, что отчим вообще позволил себе разговаривать со мной, полностью игнорировал существование медальона, я воспринимала исключительно, как верх цинизма и наглости. Он же знал, что не только лишает меня воли и возможности проявлять чувства, но и мучает каждую минуту. Стратег знал, что медленно убивает меня, расплачиваясь моими здоровьем и жизнью за иллюзию, в которой нуждался только он. Однако, желая спокойной ночи, регент невольно поразил меня. Когда он склонился поцеловать мне руку на прощание, я ощутила эмоции Стратега сквозь завесу своей ненависти к нему. Приподнятое настроение, умиротворение, легкая досада, связанная с Брэмом, любовь ко мне…

Любовь ко мне… Она ошеломила, выбила из-под ног почву, лишила дара речи. Вспомнились слова Нурканни о том, что отчим будто живет в своем собственном мире. В мире Дор-Марвэна я была идеальной любящей дочерью, а периат безволия просто не существовал.

Сердце в ужасе заледенело, пропуская удары. Я до дрожи боялась Великого Завоевателя Дор-Марвэна Несокрушимого в его еще неочевидном другим безумии. И понимала, что ничего не могу предпринять.

Служанка закрыла за отчимом дверь, помогла избавиться от бального платья, не отвлекая меня разговорами. Накинув легкий халат поверх шелковой нижней рубашки, я села к туалетному столику, сняла украшения. Проворные пальцы Винни доставали из моих волос заколки, разбирали прическу. Я наблюдала за отражением девушки, стараясь не смотреть на внешне совершенно спокойное свое. К моему удивлению, Винни решилась заговорить. В зеркало я видела, как она отчаянно покраснела, не смея поднять глаза.