Читаем без скачивания Пара для дракона, или погаси последний фонарь (СИ) - Чернышова Алиса

* * *

Это было странно. Если не сказать погрубее.

Жакрам никогда раньше не видел драконьих яиц... хотя тут, конечно, следовало бы сделать скидку на контекст глупых шуток и уточнить, что речь идёт не о чём-то между ног, а именно об овальной формы крапчато-серых штуках, вроде той, на которую он смотрел сейчас. Там под покровом скорлупы резвятся маленькие драконы.

Да, у него было много братьев, но все они появлялись на свет в человеческом обличье. Хотя, если разобраться, то чем их матери отличались от яиц? Они истончались, как скорлупа, и точно так же оказывались на помойке после рождения младенца. Жакрам нервно дёрнул уголком губ, вспомнив рыжую Дассиди, мать Ажара. Забавно — тогда Жакрам не понимал, что происходит. Он искренне верил (не дурак ли?), что его собственная мама случайно заболела после его рождения, и всем сердцем привязался к Дассиди. Да, тогда у отца ещё не была налажена схема производства отпрысков, тогда детям от предыдущей "матери драконов" позволяли общаться с новой "мачехой". С остальными братьями папочка такой ошибки уже не допускал.

Дассиди была замечательной. Он любил её, как мать, но слишком поздно понял...

Чтоб его. Не время и не место для этих воспоминаний.

Просто Жакрам ненавидел детей. И подумал, что, наверное, остальные братишки в этом с ним солидарны. Даже если он переживёт этот весь кошмар — никаких спиногрызов. Никогда. Такие дела.

Он думал, что прикасаться к яйцу будет мерзко, но нет: оно было чуть тёплым, шершавым, как камень, но чуть упругим. И да, внутри действительно шевелилось нечто. Нечто, что потянулось за его рукой.

— Думаю, он голоден, — сказала Ида. — И инстинктивно следует за твоим прикосновением.

Жакрам подавил внутреннюю дрожь. Он уже когда-то ощущал подобное — так давно, что это почти стёрлось из памяти. Но "почти" — это топкое слово, самое лживое из возможных.

Когда-то Дассиди разрешала ему потрогать свой живот. Тогда она была уже серьёзно больна — плод медленно убивал её, — но не растеряла оптимизма и тепла. "Чувствуешь, Жак? — говорила она. — Он пинается..."

— Гадость какая, — сказал Жакрам, отгоняя непрошенную память. — Говори, что делать!

* * *

— Сегодня вечером, до ужина... и да, конь демонов на Е5.

— Тура драконов на В1, — сказала Лимори.

"Значит, уже сегодня", — подумала она. В груди всё затрепетало.

Лимори бросила косой взгляд на простирающиеся за окном пейзажи Гахаана. Что же, ей предстоит увидеть их без преград в виде стекла и защитного магического купола. И выжить там.

Лимори выскользнула в коридор сразу после того, как Даани покинул особняк.

В библиотеке она взяла несколько боевых свитков, переборов внутренний протест: портить образчик древней магии слова казалось ей совершеннейшим кощунством. Собственно, как и вся последующая часть плана. С куда большим удовольствием она воспользовалась бы Именем Предвечной и Отпирающими Словами. Однако, то она. Гун Оранжевая, лишённая магии, но обладающая огненным характером драконица, явно посчитала бы иначе.

Таким образом, Лимори предстояло взорвать прекрасную стеклянную галерею, опоясывающую библиотечное крыло. И использовать при этом старинную реликвию.

Какой вандализм.

Она немного замешкалась, чтобы выбрать точку, где взрыв меньше всего повредит обстановке.

В момент, когда она почти определилась, стекло разлетелось вдребезги, а Лимори сползла на пол, отброшенная взрывной волной.

Кого-то проблемы вандализма, кажется, не слишком волновали.

* * *

Дорин был из тех, кто подсел на это всё, как на наркотик.

Собственно, он не представлял себя там, где ничего не взрывается, никто не дерётся и адреналин не кипит: в его жизненной философии древний тезис из техногенного мира "Война — отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других — людьми, одних творит рабами, других — свободными" был возведён до абсолюта. Если бы у него вдруг случилась могила, то этой фразе определённо было бы самое место на надгробном камне. Хотя откуда? От ребят вроде него редко остаётся то, что можно похоронить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Его такая перспектива устраивала.

Дорин обожал запах дыма, крови, пота, дрожь, которая проходила по телу от бушующей повсюду магии, а ещё — тот особый металлический привкус, который оседает на языке посреди хорошей бойни. Его ни с чем не спутать. Ещё он любил вседозволенность и внутреннюю свободу, которую дарила война.

Но всё же даже это было вторично.

Больше всего вышеперечисленного он жаждал чувства пограничности. Он его так называл. Может, у такой штуки было другое название, поумнее — даже наверняка. Менталистам нравится придумывать длинные названия. Но суть от этого не менялась, и была она проста: если ты разок заглянул смерти в глаза, побывал одной ногой там — ты захочешь ещё. Это есть в насилии и в сексе, но больше всего этого именно в смерти: завораживающий привкус, ослепительный миг, когда на грани гибели ты чувствуешь себя невозможно, совершенно живым. И потом жаждешь во что бы то ни стало повторить.

Тот, кто этого не испытывал, в жизни не поймёт. Куда уж там? Слишком интимное это ощущение, не из тех, что можно облечь в слова.

Испытать его могут не все, но привыкание — мгновенное. И он умел отличать тех, кто подсел. Самое забавное, что многие из них искренне хотели мира, мечтали о домике с садом, семье, покое... о чём там ещё принято вещать в этих зефирно-идиотских бреднях об идеальной среднестатистической жизни? Дорина это только забавляло. Он уже видел этот знакомый блеск в глазах и знал: либо присядет на какой-то психотроп типа выпивки, пытаясь одной зависимостью выбить другую, либо вернётся на войну. Какой уж там домик с садом...

Дорин был честен с самим собой и не придумывал такой ерунды. Его жизнь была вот здесь, прямо сейчас, и он предвкушал момент, когда взрыв раскурочит особняк лорда Ижена.

Потому что это будет весело. Он любил веселье.

* * *

Взрыв ошеломил Лимори — но не так сильно, как мог бы. Всё же, опыт столкновений с боевыми магами сказывался: эта братия часто что-либо взрывает. Так уж вышло, что большинство боевиков — пирокинетики, а большинство пирокинетиков — пироманы и адреналиновые наркоманы.*

*Ни для кого не секрет, что семьдесят процентов боевых магов — огненные стихийники. Разумеется, во многом это обусловлено той разрушительной силой, которой обладает огонь даже в малых количествах. Нужно растратить не так уж много энергии, чтобы сжечь дом, а вот затопить, сдуть, разрушить землетрясением и так далее достаточно сложно и, главное, затратно. Позволить себе подобное могут только истинно могущественные существа. Огненным проще: даже самый слабый пирокинетик способен натворить много разрушений, ибо, как известно, для пламени главное — искра. Однако, было бы ложью говорить, что огненные становятся боевиками только по этой причине. Честнее было бы отметить, что любой маг похож на свою магию, а магия — на мага; иными словами, сила является продолжением и неотъемлемой частью личности. Стихийниками огня принято восхищаться, рисовать их на гербах разных боевых факультетов с пульсарами наперевес, но это не отменяет простой и логичной правды: огненные маги предпочитают военное дело, потому что им по-настоящему нравится, когда всё вокруг горит... а ещё драться и убивать.

Вой активированных защитных чар оглушал, а удар о стену выбил дух, но драконий наряд уберёг Лимори от травм, а выработанный в боях инстинкт позволил быстро вскочить. На какую-то долю секунды она вообще почувствовала облегчение от того, что ей не пришлось самой ничего разрушать. Нападение и уничтожение никогда не были её вотчиной. А вот защита и маневры...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Лимори ужом метнулась за чудом устоявшую колонну как раз в тот момент, когда штурмовая группа проникала в проделанную взрывом брешь. Ей была знакома такая тактика — боевики часто её использовали.