Читаем без скачивания Прости, если сможешь (СИ) - Морейно Аля

Я торопилась рассказать Миле об её отце. Наверное, хотела этим его задобрить. У меня не было шансов победить Макса в открытом противостоянии. Значит, я должна была действовать как-то иначе.

— Мила, помнишь, ты спрашивала про папу? Ты бы хотела, чтобы он вернулся?

— Конечно! Конечно!

— И он вернулся.

— Так где же он? Пойдём скорее к нему!

— Он уже приходил к нам, и ты его видела. Только он хотел сначала, чтобы ты с ним познакомилась и привыкла к нему.

— Я его видела?

— Это Максим, Димин дядя.

— Димин дядя — мой папа? А почему ты мне сразу не сказала?

— Потому что это был секрет.

— А теперь не секрет?

— Выходит, что нет.

— И я могу всем в садике рассказать, что мой папа приехал?

— Конечно, можешь.

— Мама, но где же он живёт? Поему не со мной? Он же приехал ко мне!

— Он живёт с Димой.

— А почему? Ведь он — мой папа, а не Димин!

— Потому что в нашей маленькой квартире он не поместится. Но теперь вы будете с ним видеться по выходным.

— И он будет меня забирать из садика?

— Нет, он очень много работает. Он и Диму из школы не забирает, за ним приходит няня.

Мне трудно было отвечать на вопросы дочери. Я не знала, как она всё это воспримет. Да и не понимала я, на какой формат отношений с дочерью претендует Макс.

Несколько раз по выходным мы вчетвером ходили гулять в парк на качели, а потом шли обедать в кафе. Мила была счастлива. Я тоже радовалась улыбкам дочери, но чувство опасности не покидало меня.

Как-то незаметно наступила зима. Город готовился к Новому году. На праздники мы собирались уехать к родителям. За несколько дней до нашего отъезда приехал Максим и показал мне новое свидетельство о рождении Милы. Он вписал себя в графу “отец” и изменил ей фамилию. Я старалась реагировать как можно спокойнее, но удавалось это мне с большим трудом.

— А разве я не должна была дать своё согласие на смену фамилии моей дочери?

Я не собиралась с ним спорить, готова была уступить во многом, лишь бы он не отобрал у меня дочь. Уговаривала, что он, как отец, конечно, имел право дать дочери свою фамилию. И, скорее всего, это было даже правильно, это намного лучше, чем быть безотцовщиной. Но он всё воспринимал в штыки.

— Я тоже на многое должен был дать своё согласие, но ты у меня его не спросила.

— Ты мне сам сказал, чтобы я не смела попадаться тебе на глаза. Я боялась!

— Вот и хорошо. А теперь ты должна бояться вдвойне. Готовься. Я заберу у тебя Милу, а тебя уничтожу!

— Ты не посмеешь! Мила — моя дочь! Я почти 5 лет растила её сама! Ты даже не представляешь, чего мне это стоило!

Макс всё видел в каком-то своём искажённом свете. Он продолжал мне угрожать, его агрессия нарастала, а я не знала, как реагировать, чтобы хотя бы не усугубить нынешнее положение.

— И за каждый год моего отсутствия в жизни дочери ты тоже заплатишь.

— А может, это ты должен был позаботиться о последствиях и поинтересоваться, не забеременела ли я?

— С какой стати я буду париться о последствиях случайного секса со шлюхой? Меня волновало только то, не подцепил ли я от тебя какой-то заразы.

— Да как ты смеешь так говорить?

— Ещё как смею! Ты ещё и не таких слов заслуживаешь. Таких, как ты, вообще нельзя допускать к воспитанию детей. Чему ты, грязная шлюха, можешь научить мою дочь? Как ноги раздвигать перед каждым встречным?

Мила с Димой смотрели в комнате мультики, и я очень боялась, что они услышат, как мы ругаемся. Макса несло всё дальше, он кричал всё громче, причём всё более страшные вещи.

Мне было неимоверно обидно. Воспоминания тех дней роем носились в голове. Да, я по глупости совершила ошибку. Я предала Макса, в чём раскаиваюсь все эти годы. За свою ошибку я заплатила сполна болью и одиночеством. И я не заслуживала таких слов! Это было очень обидно и несправедливо после того, что они со мной сделали, и после того, что я пережила за эти 5 лет.

Я очень старалась казаться сильной и спокойной. Но у меня ничего не получалось! Слёзы уже собрались в глазах, грозя каждое мгновение политься обильным водопадом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Учти, что тебе не удастся, как тогда, ткнуть меня лицом в подушку. Я буду бороться. Я ни за что не отдам тебе Милу!

— Ой, уже боюсь. Дура, если ты только попробуешь выкинуть какой-то фортель, я запру тебя в психушке и лишу родительских прав. Неужели ты думаешь, что ты сможешь мне противостоять? Это просто смешно.

Я не сомневалась, что, если он решит отсудить у меня Милу, то даже без взяток выиграет суд. Всё, что у меня было, — это крохотная съёмная квартирка и копеечная, по столичным меркам, зарплата. Конечно, он мог дать дочери куда больше, чем я. Но разве материальные блага заменят ребёнку мать? Разве детское счастье измеряется деньгами? Тем более, что почти 5 лет я растила Милу сама, мы с ней жили душа в душу. Дочь была очень привязана ко мне, а я — к ней. Я не смогу жить без неё!

И я не выдержала. Закрыла лицо руками и разрыдалась. Я не видела, что происходило дальше. Услышала лишь, что хлопнула дверь, и почувствовала, когда в кухню вошла Мила и стала гладить меня по голове.

— Мамочка, почему ты плачешь? Тебя папа обидел?

— Нет, моя хорошая. Я просто пальчик прищемила.

Знаю, врать нехорошо, но я не могла сказать дочери правду. Ещё не хватало настроить её против Макса.

Глава 18

Аня

К родителям я ехала с тяжёлым сердцем. Я не знала, чего мне ожидать от Максима и действительно ли он был намерен воплотить в жизнь свои угрозы. Когда-то мы целый год встречались. Мне казалось, что мы хорошо знали, понимали и чувствовали друг друга. Я очень любила его, до беспамятства. Он казался мне добрым, чутким, отзывчивым, таким, который всегда придёт на помощь, что бы ни случилось. Даже когда я предала его, по наивности надеялась, что он сможет меня понять, пожалеть и простить.

Но вместо жалости и сочувствия я познакомилась с другим его обличьем — жестокого и бескомпромиссного человека. Осуждала ли я его за его поступок? Безусловно, да. Он даже не выслушал мою версию событий, а сразу вынес приговор, лишив права на защиту. И наказал очень жестоко.

Знаю, я заслужила наказание, я по сей день не могу себе простить свой глупости и опрометчивости. Но также я имела право на человеческое обращение. Прошло столько лет, а его ненависть ко мне не ослабла. Я видела его глаза — такие же безумные и жестокие, как и 5,5 лет назад. Осталось понять, как далеко он готов зайти в своей мести. А то, что он будет мстить, сомнений у меня уже не было.

Перед отъездом он устроил мне скандал, что хотел бы 1 января повидаться с дочерью и подарить ей подарки. Но Мила так искренне радовалась поездке к бабушке с дедушкой, что Макс отступил. И этот эпизод наверняка тоже пополнил его корзину упрёков в мой адрес.

Все эти мысли не давали расслабиться ни на минуту. Не радовала меня ни встреча с родителями и сестрой, с которыми мы не виделись несколько месяцев, ни настоящая новогодняя погода, ни атмосфера праздника. Новый год на сей раз выдался тяжёлым и безрадостным.

Мы приехали 30 декабря, и я сразу погрузилась в домашние заботы и кулинарное колдовство. Мама видела, что со мной что-то происходит, но, как обычно, с расспросами не лезла, ждала, когда я сама созрею для серьёзного разговора по душам. Она была единственным человеком, с кем я могла поделиться всеми своими сомнениями, горем и радостями.

За два дня, крутясь на кухне, я постепенно ей всё выложила. Мне было стыдно, что своими переживаниями я испортила маме новогоднее настроение, но мне стало намного легче тащить мой крест, будто мама подставила своё плечо и взвалила на себя часть моей тяжёлой ноши. Наверное, когда-нибудь и я буду так же стараться облегчить жизнь моей девочки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Всю новогоднюю ночь и несколько последующих дней мы с мамой проговорили. Обсуждали разные варианты, прикидывали свои возможности. Было решено в случае необходимости обнародовать обстоятельства, благодаря которым появилась Мила. Для этого мы поехали в больницу и взяли там в архиве официальные выписки из моей истории болезни. В общежитии мне сделали заверенные копии журнала посещений. Не было уверенности, что всё это мне могло как-то помочь, но я должна была себя подстраховать. Мама считала, что в крайнем случае я должна быть готова даже к грязной игре и шантажу.