Читаем без скачивания Попаданка. Мама для бастарда - Елена Белильщикова

– Как короля… – выдохнула Дана.

Она отступила на шаг, прижимая ладонь к сердцу. Затрепетало оно, будто уже почувствовало правду. Недалеко стоял Тимерон – столица Сальмира, где и находился королевский дворец. Но Дане не верилось, что можно вот так просто, в лесу, того самого Теодора встретить!

– Может, и есть я король? – улыбнулся Теодор, но получилось невесело. – Просто иногда, с охраной выезжая, сбежать ото всех хочется. Свободой хоть немного надышаться, по лесу пройтись, как человек, не как король, на котором все королевство держится.

Он прислонился лбом к шее коня, прикрыл глаза. Казалось, пытался скрыть, какая тень упала на лицо. Не говорил Теодор об этом ни с кем из придворных, из князей высокородных, из слуг тем более – кто бы понял? А здесь словно душу на щелочку приоткрыл, и заныло внутри.

– Шутишь! – неуверенно ахнула Дана. – Забавляешься надо мной!

А сама на шажок отступила назад, будто испугалась. Будто вот-вот наутек бросится. Тогда Теодор скользнул к ней, как молодой хищник. Бесшумно. Непреклонно. Он обвил ее руками за талию, и на губах расцвела улыбка. По одному взгляду карих глаз, блестящему, теплому, было видно, что девушка ему приглянулась.

– А вдруг нет? Поделишься с королем земляникой сладкой? – лукаво промурлыкал Теодор, хотя даже не смотрел на корзинку, в траве забытую. – Сто лет уже не пробовал. Все яства у нас на столе слуги проверяют, чтобы не отравлено.

Дана робела в его руках. То ли от того, что сам король, то ли от того, как сладко в его объятьях было, как замирало сердце… Но Теодор держался так легко, не зарываясь, как любой деревенский, что она оттаяла. Хотя кончики пальцев дрогнули, когда Дана потянулась к его лицу. Убрать прядку волос, трепещущую на ветру возле щеки.

– А вдруг и я тебя отравить чем-то собралась? – пошутила Дана.

– Разве что зельем приворотным? – усмехнулся Теодор.

И не сдержался. Он притянул Дану ближе к себе, накрывая ее губы своими. Она задохнулась от неожиданности. Оттолкнуть бы, сбежать, как девушка приличная… Но губы Теодора были такими мягкими и чуткими, ласкали ее так, что колени слабели, а голова кружилась. Сердце стучало часто-часто, а все тело тянуло ближе, ближе… Дана и сама не поняла, как обвила Теодора руками за шею, отвечая на поцелуй. Первый у них, но далеко не последний.

Ведь не раз после этого Теодор приезжал к ней. Без охраны, без сопровождения. Сбегал из дворца своего, который тесным, постылым стал без Даны. Без его Даны, от одной улыбки которой сердце замирало, когда валялись они среди мягких лесных цветов или одуряюще пахнущего свежего сена. Все чаще Теодор к Дане наведывался. А она обо всем на свете с ним забывала, в плену его поцелуев да касаний сладких.

***

Небо уже темнело, вовсю вечерело, но старушки только выбрались на скамейки. Дела в огороде переделаны, дома сидеть при лучине – только глаза портить. А так семечки полузгать да языками почесать – одно удовольствие. Вот и расселись они, провожая взглядом прошедшего вдалеке Милада.

– Слыхали, сынок-то Милада теперь принцем во дворце ходит, нос задирает в парче и бархате, на пуховых перинах спит! А так посмотришь, обычный мальчонка был! Кто б подумал, что Данка его от самого короля нагуляла? – бабка вроде бы зашушукалась с подружками, но они все были глухие, как тетери, так что слышала половина деревни.

– Да враки все это! Запудрила эта вертихвостка мозги и самому королю! Помнишь, какие глаза у мальчишки-то? В отца он, в Милада нашего!

– Ох, жалко его, вся деревня теперь кости мужику моет! – покачала головой сплетница, с досадой сплюнув шелуху с семечки, не думая даже, что Милад все слышит.

Он вышел из дома и стиснул кулаки. Снова вся деревня о нем судачит! Чертова Данка… сбежала к своему королю. И Драго с собой прихватила. Поначалу думал Милад, что заживет свободно и хорошо! А оказалось, что нет. Скучал он… Да, бесил его Драго, когда жили вместе! Часто, до метки еще, смотрел Милад в его лицо тонкое, девичье почти, и руки-то чесались пощечину залепить. Испортить… не похожие черты. Подозревал Милад, с самого начала подозревал, что не его он сын! Вот и прилетало Драго частенько. Да и Данке тоже. А как прогнал их, и не хватало теперь… в доме смеха детского да песен, которые Дана под нос себе мурлыкала, как ужин готовила.

– Эй, вы чего тут расселись? Больше не о чем языки почесать? Длинные у вас стали, языки эти? Так я быстро укорочу! – рыкнул Милад, подойдя ближе к сплетницам.

Бабки переглянулись да засобирались домой быстро. Репутация у него в деревня была, прямо сказать, не самая лучшая. Драчун он был, злой очень. Ну, а что? Это не он виноват, это жизнь такая. Собачья. Плюнув в сердцах на землю, решил Милад в лес сходить прогуляться. Развеяться немного. Да ноги сами его в другую сторону от знакомых тропинок понесли.

В лесу как-то резко потемнело. Пахнуло тиной, сыростью, потянуло туманом с болот. Хотя вроде и не шел Милад в ту сторону, знал, где места гиблые. А будто тропинка сама заплутала. Между деревьев вспыхнули огоньки. И не поймешь, окна далеких домишек? Или болотные огоньки? А может, глаза волчьи, хищные? Повернуть бы назад, но места словно стали чужие, незнакомые.

Под ногами зашуршало. Змея скользнула у самых носков сапог, зашипела недовольно. А еще шевельнулся чей-то силуэт между деревьев, тут же спрятавшись, не желая попасться на глаза.

Говорили в деревне старики, не сходить с лесной тропинки, не заходить дальше старого дуба, расколотого молнией. Сгинешь – и поминай, как звали… И кто знает, только ли от болота, которое уже грязью чавкнуло под сапогом Милада?

Голова его кружилась, пока Милад шел, как зачарованный, по тропинке. Тонкая, незаметная почти, змеилась эта тропка в стороне от остальных. А он кручинился, думал о Данке и Драго. Может, правы они? И ошибка какая вышла? Вон, правду бабки говорят – глаза-то у сына его. Не бывает же такого, чтобы один ребенок да от двух мужчин у девки уродился!

Но мысли о Дане и ее измене быстро выветрились из его головы, когда заслышал Милад смех серебристый. Увидел кончик косы черной, что между деревьев мелькнул. И тонкий стан, который спрятался, скрылся в тумане болотном.