Читаем без скачивания Абсолютная альтернатива - Илья Тё

Как бы там ни было, роясь в слоях его памяти, я убедился, что Николай являлся глубоко эрудированным человеком, не только начитанным, но и обладающим страстью к перу. Личный дневник Николая, который я нашел в прикроватной тумбе, поразил меня, пожалуй, даже больше того, что я отыскал в его голове. Воспоминания человека порой сумбурны и теряют яркость с течением времени. Слова же, переданные бумаге, не меняются никогда.

Забросив все, я с головой погрузился в чтение. Записи, сделанные на желтых страницах рукой моего реципиента, отчасти можно было винить в позерстве, ибо писал наследник и император весьма цветисто, витиевато. Разумеется, Николай не мог не знать, что после смерти его тетради станут достоянием истории. Однако, написанные рукой ребенка, а затем взрослого в минуты ужаснейших потрясений, таких как смерть деда, отца и дяди, или величайших радостей, таких как рождение любимых детей, записки отражали особенности характера этого удивительного человека.

Впрочем, одна из записей поразила меня более всего, поскольку имела непосредственное отношение к моему собственному незавидному положению.

На последней странице дневника, заполненной как раз перед моим «вторжением», имелась следующая запись.

«Сегодня был в лесу. Как тихо. Все забываешь, все эти дрязги, людскую суету. Здесь ближе к Богу и ближе к природе. Долго сидел, болтал ногой в ручье».

И ниже дата:

«Двадцать первое февраля».

Прочитав строки, я внутренне замер. Очарование, охватившее меня при знакомстве с царем Николаем по страницам его дневника, вдруг исчезло, снесенное ледяным ветром. Судя по предшествующим «запискам», в последние дни существования своей великой Империи, несчастный мой Император выезжал на автомобиле за город — на длительные многочасовые прогулки, полные безделья и философских раздумий. Пока в окопах умирали солдаты, их вождь и предводитель болтал сапогом в ручье!

Эта запись и дата, более чем что-то другое, давали характеристику моему реципиенту, перечеркивая все, что я узнал о Николае чуть ранее. Прекрасный человек, могучий, образованный, умный и волевой, он упустил ничтожный момент, являвшийся главным в жизни его Семьи и Державы. В минуту, когда царапались эти милые уютные строчки, судьба ломала хребет его Родине и любимой семье. Стране и армии в эти мгновения оставалось жить всего несколько дней. Неудивительно, что при подобном отношении Государя она их не пережила. Бездеятельность царя Николая невозможно было объяснить ничем — ни его внутренней сдержанностью, ни усталостью от постоянной борьбы. Человек может быть сколько угодно прекрасен, сколько угодно устал, сколько угодно сдержан. Однако факт остается фактом — страну Николай упустил, позволил свалиться в бездну. Именно — в эти дни.

Захлопнув тетрадь, я спрыгнул с кровати, сорвал со стены шинель и решительно направился к выходу. Со всем этим нужно было что-то делать — не допустить того, что произошло. Интересно, как развиваются события в столице?..

События между тем развивались плохо.

Алексеев, Иванов и некоторые прочие старшие офицеры при моем появлении в штабе вытянулись во фрунт, но на их лицах читалось то ли презрение к венценосной персоне, то ли крайняя растерянность чем-то мне неизвестным.

— Что стряслось? Докладывайте! — приказал я, внутренне приготовившись к худшему.

Первым решился ответить генерал Алексеев. Воейков в присутствии старших чинов молчал.

— Всю ночь приходили телеграммы из Питера, Ваше Величество. Вчерашний указ возымел ужасное действие — Дума отказалась самораспуститься.

Я криво усмехнулся:

— А вы ожидали, что депутаты мирно разойдутся? Это известие вполне предсказуемо. Что там Беляев с Хабаловым? Похватали уже народных представителей?

Вместо ответа Алексеев молча протянул листы телеграмм.

Первая из них была именно от Беляева.

К моему несчастию, нахожу полностью невозможным исполнение Вашего повеления ввиду отсутствия средств и неподчинения личного состава. Забастовки в Петрограде продолжаются, однако, к великому прискорбию моему, в беспорядках начали принимать участие войска. Приказов стрелять в митингующих и об аресте Думы не давал, поскольку опасаюсь вверенных мне частей. Хабаловым введено военное положение, однако работники коммерческих типографий отказываются печать объявления. Никто из горожан о военном положении не осведомлен.

Сегодня ночью лейб-гвардии Преображенский и Волынский полки, покинув расположение казарм, ушли к Таврическому дворцу для охраны взбунтовавшихся депутатов. В Таврическом объявлен Временный комитет Государственной думы, заседающий под охраной солдат непрерывно.

К преображенцам присоединяются другие части. С развернутыми флагами в сопровождении военных оркестров присягают новому правительству. По сообщениям представителей градоначальства, в городе бастуют уже сто восемьдесят тысяч рабочих. Начались тотальные погромы булочных, пекарен, продуктовых лавок.

Людей убивают…»

Недоуменно я сложил телеграмму, выровнял сгиб ногтем и бросил бумагу на стол.

Сто восемьдесят тысяч бастующих?! Бунт гарнизона?! Новости впечатляли.

Итак, мой хваленый Беляев не только не предпринял мер для физического разгона зарвавшихся говорунов из Думы, но даже не смог расклеить объявлений о военном положении. Коммерческие типографии не принимают у военного министра заказ?! Смех, да и только! Нет, подлец, определенно подлец. С Хабаловым было ясно с самого начала — он является негодным исполнителем, но отчего оказался настолько слаб духом военный министр?

Я глянул на Алексеева:

— Дальше!

Телеграммы всю ночь действительно шли потоком. В руках начальника штаба находилась целая стопка, он протянул мне из нее два верхних листа. Взглянув на подпись, я понял — генерал отдавал мне сейчас самые важные сообщения.

Царю Николаю писал Председатель опальной Думы Родзянко. Оказалось, лидер недоношенной русской демократии попросту игнорировал мой указ о роспуске своего паршивого «парламента». Первая телеграмма, в частности, гласила:

В столице царит полнейшая анархия. Ваше правительство парализовано. Транспорт, продовольствие, топливо пришли в расстройство, части войск стреляют друг в друга. На улицах — беспорядочная пальба. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство.

Всякое промедление смерти подобно.

Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца.

Ни слова о роспуске Думы. Меня будто нет!

Вторая телеграмма лидера оппозиции оказалась еще более краткой и красноречивой.

«Ваше Величество, положение стремительно ухудшается.

Надо принять немедленно меры о замене правительства, ибо завтра будет уже поздно. Настал последний час, когда решается судьба Родины и династии».

Я скривился — «Судьба Родины и династии», — надо же, сволочь, как загнул! Совершено очевидно, что обе телеграммы руководителя Думы рассчитаны произвести впечатление на слабодушного государя, вызвать испуг и растерянность, нежели являются реальным сообщением или докладом. Слишком много пафоса, отметил я. Возможно, на «болтающего ногой» Николая послание действительно произвело бы впечатление, но на меня — совершенно нет. Аккуратно сложив обе телеграммы, я кинул их к первой, на стол.

— Когда пришла? — обратился я к Алексееву.

— Первое сообщение — через час после того, как вы изволили почивать, Ваше Величество. Второе недавно, в восемь утра.

— А что сразу не разбудили?

— Как можно, Ваше Величество?!

По-моему, Алексеев уже просто глумился. Я посмотрел на его очкастую рожу, но ничего там не обнаружил. Генерал держал себя беспристрастно, как будто ничего существенного не происходило. Можно бы отстранить Алексеева от командования прямо сейчас, но зачем? Заменить мне его было не на кого. Ни Фредериксом же, в самом деле.

— Это правда про измену войск гарнизона? — спросил я снова.

— Беляев пишет об этом, значит, вероятно, правда. Утром я также разговаривал с Хабаловым. Он подтверждает.

— Мыслимо ли такое? — Меня снова начала охватывать злость, так неприсущая «старому» Николаю. — Вы же отбирали для контроля столицы наиболее преданные войска!

— А разве, Государь, там стоят какие-то другие? — подняв тонкую бровь, возразил генерал. — Таврический дворец охраняет собственный Его Императорского Величества лейб-гвардии Преображенский полк, созданный еще вашим славным предком Петром Великим. Все дело в том, что гвардейскими полками командуют аристократы, а Дума наполовину состоит из представителей аристократии и сынков фабрикантов. Остальное несложно додумать… Армейские же стрелковые полки поддались всеобщему разложению. Кроме того, Хабалов сообщал, что в частях пустили слух, будто в течение недели все столичные подразделения отправят на фронт, на передовую… вот и поднялись.