Читаем без скачивания Попаданец в себя, 1963 год (СИ) - Круковер Владимир Исаевич

Бараком назывался полуподвал монастыря. Раньше это был настоящий глубочайший подвал, где монастырские обитатели хранили припасы. Потом его перекрыли досками, приподняв таким образом метра на три, и устроили там лежбище для осужденных калек.

Старая канализация не справлялась с нагрузкой, под полом постоянно плескалась вода, по стенам ползали мокрицы, все вещи мгновенно покрывались плесенью. Иногда канализация отказывала окончательно и вода поднималась над полом. Просыпаешься, а у самого лица пенится и о чем-то бормочет тухлая жидкость, по которой весело плавают ботинки, отчаянные крысы и нечистоты.

В дни наводнений здоровая часть отряда передвигалась по бараку на манер кенгуру по расставленным во всю длину коридора табуреткам. Зэкам с ограниченным числом конечностей приходилось трудней. Отряд состоял из 104 осужденных, две трети которых имели вторую или первую группу инвалидности, одноногих и одноруких было больше половины…

Да, помотало меня по местам удивительным. Я еще в зоне попытался выразить свои чувства аллегорически:

“…И был день, и было утро. И была поляна, поросшая изумрудной травой и прекрасными, как в сказке, цветами.

И с гулом и треском выполз на поляну ужасный механизм – чумазый, воняющий соляркой, ржавчиной и смертью. И, заунывно ворча, ползла машина по сказочной поляне, вминая и перемалывая траву и цветы. И оставалась за машиной искалеченная земля, в которой виднелись лепестки красных роз, как капельки крови.

И выползла вторая машина, такая же тупая и мерзкая, и, дребезжа металлическими суставами, начала вываливать на убитую землю серый пласт бетона. И так ходили машины друг за другом, а потом уползали в другое место, и вместо поляны с цветами вызревала на боку планеты Земля плоская серая лепешка шершавого бетона.

И вышла стая людей в защитного цвета форме, на плечах их краснели увядшие лепестки, как зловещее предупреждение, как долгий намек. Стая окружила бетонный круг, выползли другие люди – в бесформенных комбинезонах – и каждый нес щит, который устанавливал в определенном месте. На щитах были надписи, «Столовая», «Больница», «ПКТ», «ШИЗО», «Рабочая зона», «Жилая зона»…

И захрипел железный, бесцветный голос, отдавая команды. И серые люди потащились колоннами из одного конца плаца в другой. Они шли гуськом, в затылок друг другу, волоча ноги по бетону с шуршанием, которое издавать могли только полчища тараканов. И, если смотреть сверху, напоминали кишку, которая сжимается и разжимается, пульсирует, перетекая сама в себе, глотая сама себя и выплевывая. Только в сторону столовой колебание кишки ускорялось.

И был день, и был вечер. И металлический голос сказал что-то, и вспыхнули прожектора, высвечивая ржавую проволоку и серую лепешку плаца…”

На шмоне тетрадку отобрали, отдали в оперчасть. Вскоре я получил 15 суток ШИЗО (штрафного изолятора – бетонной клетки с налитой на пол водой, пристегнутой на весь день к стене шконкой и пониженным питанием). И после этого любая моя попытка нечто писать вызывала настороженное внимание стукачей и режимников.

Еще тогда я задумал после освобождения написать книгу о зоне и назвать ее: “Болото №…”. Но как-то не дошли руки. Да и слишком много появилось в печати книг на эту тему.

Каждая планета имеет свой цвет. Марс, например, красный, Венера – желтоватая. Нашу Землю принято считать голубой. Такой цвет придает ей обилие воды. Однако, помимо пяти мировых материков, известных каждому как Евразия, Америка, Африка, Австралия и Антарктида, есть на планете и шестой. И он вовсе не голубой, а грязно-зеленый. Ведь именно так на карте окрашены болота и топи.

Болота занимают немалое место: ими оккупировано около четырехсот миллионов гектаров. Они разбросаны повсюду, особенно много их в Сибири, в Якутии. Шестой этот материк – явление особое, ни с чем не сравнимое, мало изученное.

Существует мнение, что болота – это некие язвы на теле Земли, вроде рака или проказы. Они разрушают почву, в них часто скапливается «мертвая» вода – лишенная кислорода и насыщенная кислотами, отравляющая все живое.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Даже насекомые на болотах особенные. Малярийный комар опасен, но гнус еще хуже. Недаром его называют «полярным вампиром». В болотах Якутии у нас в зоне даже актировали те дни, когда гнус не давал работать вальщикам леса. Актировали, как актируют зимой, если мороз превышает минус 38 градусов. Еще бы, ведь масса гнуса достигает пяти килограммов на гектар. Клубы серого «дыма», застилающего тайгу и тундру, – это и есть гнус, идущий сплошной стеной, как саранча. От него нет спасения. Он набивается в глаза, уши, ноздри, запутывается в волосах, проникает в мельчайшие щели одежды. Даже накомарники и репиленты не спасают от него. Кожа распухает, лицо превращается в кусок сырого мяса. Людьми овладевает неистовство, животные безумеют.

Болота, несомненно, как и все в природе, по-своему полезны. Говорят, что они служат своеобразными регуляторами климата: наподобие губок впитывают излишек влаги, а при необходимости отдают ее.

Но мир болот – это мир притворства, мир жестокого лукавства, самые красивые места – изумрудные лужайки, пышные ковры цветов – одновременно самые гибельные. Не успеешь ступить – засосет. Даже деревья в этом странном мире растут наоборот – вверх корнями. Вода в болотах зачастую перенасыщена ядовитым метаном, в поисках кислорода корни изгибаются, растут вверх.

Даже солнечный свет в этих местах иной. Сквозь пелену испарений он кажется вялым, расплывчатым. Луна там тоже не радует, ее пепельный, искаженный свет нагоняет тоску.

Особенно неприятен лунный свет на исходе ночи. Над болотами кипит адское варево тумана, в его мутных клубах маячат бледные призраки, скользят странные видения, оборачиваясь несуразными кикиморами, лешими, прочей нечистью.

Такая предрассветная пора, у монголов именуется «Часом Быка». В этот роковой час над миром безраздельно царствуют Демоны смерти…

Да, навидался я этих болот. Почему-то зоны часто строят именно рядом с ними. А может, раньше там был лес, но зэки его вырубили и родилось болото. Впрочем, любая зона – сама по себе БОЛОТО. Весь наш мир – сплошное болото. И Час Быка для меня лично, похоже, приближается…

Я нервно походил по номеру. Люкс не особенно походил на “люкс”. Просто две комнаты, вместо одной, куча всяких тряпок (ковры, портьеры, занавесочки…), большой телевизор, горка с разномастной посудой, туалет чуток побольше да и ванная не сидячая…

Глава 10

Сны, воспоминания, щекотливость нынешней ситуации. Когда я бичевал не было ни проблем, ни страхов. Даже снов о прошлой реальности почти не было. Напротив, снились мне розовые мечтания с терпким ароматом сказки.

Если вдуматься, то воровская романтика всегда была мне противна. Лишь под влиянием симпатичного мне вора-киллера, зама и охранника Пахана по кличке Филин я вляпался в эту бюрократическую систему. Да, да, уголовники – отчаянные бюрокараты, а их законы – это своеобразный устав внутренней и гарнизовнной службы, за нарушение которого полагается трибунал, в смысле – правиловка. И я всю свою уголовную часть жизни уклонялся от «должности» вора. А потом все же принял звание, был коронован, вмешался в разнообразные разборки, заслужил авторитет… Ну, а потом … Потом, как это часто бывает в любом бюрократическом государстве, Пахан умер, Филин не удержал власть, которую делили разные формации – от воров-непманов, до воров-безпредельщиков, я попал в проигравшую группу, на новом сходняке был лишен звания и с облегчением отошел от воровской политики. Пробовал заниматься бизнесом, но прогорел (тут существовали аферисты куда более высокого класса, чем я, например Гусинский, Мавродий, Березовский) и ощутил радость от состояния банкротства.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Попробовал свои силы в газете. Вернуться на стезю журналистики было можно, перо у меня было бойкое, но это было еще противней, чем сотрудничать с ворами. Даже та, партийная, журналистика была все же чище, чем нынешняя – коммерческая.