Читаем без скачивания Епархиальные реформы - Савва (Тутунов)

Наконец, можно указать на определенное противодействие описанной тенденции, которое мы находим преимущественно в синодальных «Церковных ведомостях». К примеру, перепечатывая заметку из газеты «Русь», в которой автор стремился свести значение епископа к председательству в пресвитерском совете, редакция «Ведомостей» указывала, что в основе церковной реформы «никак не может быть дух протеста и борьбы, неизбежно вносящий озлобление». Указывая на то, что иерархия сама тяготится своим положением, редакция замечала:

На почве церковно-канонических постановлений нет и не может быть никаких оснований оспариванию прерогатив иерархической власти в области руководства церковной жизнью и церковным управлением в епархии[307].

Позднее, в тех же «Ведомостях» мы находим статью с разбором понятия «соборная» в тексте Символа веры. Здесь указывается, что безосновательны утверждения, будто «соборностью» предрешается и санкционируется республикански-парламентарная «выборность». Последняя необходимо отсылает к обособленному равенству избираемых, между тем «соборность» постулирует к объединению, которое выше всякой раздробленности[308].

Помимо указанных выше более или менее радикальных призывов к изменению отношений епископов и паствы, раздавались и более сдержанные голоса, выражавшие не столь «демократическое» понимание соборности, но, тем менее, призывавшие к участию в управлении, в той или иной форме, клира и мирян. Широкое обсуждение идеи участия клира и мирян в епархиальном совете – консистории и в епархиальном собрании – съезде, обсуждение значения этих органов в епархиальном управлении вовсе не всегда было связано со стремлением к умалению иерархических прав епископов.

Это верно как по отношению к публицистическим дискуссиям, так и по отношению к отзывам архиереев. Значительная часть епископов стремилась привлечь клир и мирян хотя бы к активному совещательному участию в управлении епархией – с включением их в совещательные органы при архиерее, а во многих отзывах речь шла и о действительном участии в управлении, когда, при сохранении полноты высшей власти епископа, клиру и мирянам (по отдельности или в рамках клирико-лаических органов) предоставлялись бы полномочия по управлению теми или иными аспектами епархиальной жизни. Подробнее мы к этому вернемся при рассмотрении архиерейских отзывов о реформе консисторий и съездов. Впрочем, в некоторых отзывах этот вопрос обсуждался и с принципиальной точки зрения. К примеру, совещание, созванное преосвященным Вологодским Алексием (Соболевым), подчеркивая, что полнота власти принадлежит епископу, уточняло:

Власть эта дана не для нее самой, а для Церкви, которую составляют верующие миряне вместе с иерархией, причем верующие миряне должны быть живыми и деятельными членами Церкви и всеми своими силами и способностями содействовать общему благу и преуспеянию ее.

Поэтому, заключало совещание,

и права их должны быть признаны иерархией во всех делах, касающихся Церкви. Духу Православной Церкви соответствует только совместное, в точно установленных границах, действие в ней иерархии и верующих мирян[309].

О томже писал епископ Могилевский Стефан (Архангельский), призывая к замене коллегиального строя, введенного в XVIII веке,

искони присущим церковной жизни началом соборности, состоящим в широком взаимодействии и живом общении всех членов церковного организма. В частности, в жизни Церкви должно быть отведено место правильно-организованному представительству мирян, которое в древле-соборной Церкви последним всегда принадлежало[310].

Можно, наконец, упомянуть о преосвященном Самарском Константине (Булычеве), строившем свой проект епархиального управления на основе трех начал,

стройное сочетание которых и дает истинно-канонический характер церковному управлению: власть епископа, участие в управлении пресвитеров и вообще клира, участие в управлении мирян[311].

С другой стороны, отдельные преосвященные с принципиальной точки зрения подчеркнуто отстаивали сохранение полноты архиерейской власти. Тот же преосвященный Константин подчеркивал, что

полномочным носителем церковной власти является в своем пределе епископ. Он раздает полномочия на те или другие церковно-правительственные действия – по округам благочинным и по приходам – священникам[312].

С большей или меньшей настойчивостью об этом говорили также преосвященные Оренбургский Иоаким (Левицкий), Полтавский Иоанн (Смирнов), Пермский Никанор (Надеждин), Смоленский Петр (Другов), Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский), Тамбовский Иннокентий (Беляев). Какое-либо ограничение власти епископа, писал преосвященный Иоаким, «не может быть полезно для Церкви Божией» и является «посягательством на богодарованные полномочия епископов».

Всякое ослабление власти епископской поведет к ослаблению и церковно-религиозной жизни <…> и скажется первее всего нестроениями в клире и упадком церковной дисциплины[313].

«В лице [епископа] канонически сосредотачивается церковная власть в епархии», где остальные учреждения суть органы этой власти, – замечал епископ Иоанн[314]. Мнения остальных упомянутых иерархов созвучны:

[Епископ] по высшему уполномочию Самого Основателя христианской религии и как преемник апостольской власти, имел всю полноту духовной власти, власть управлять, священнодействовать и судить[315] (преосвященный Никанор).

Епархиальная Церковь возглавляется архиереем, которому вверены людие Еосподни, и он воздаст ответ о душах их; без епископа пресвитеры и диаконы ничего не совершают, а епископы имеют власть над церковным имением[316] (преосвященный Петр).

Епископ есть преемник апостольского служения в пределах епархии и представитель божественного назначения Церкви – с одной стороны, а с другой – правитель и представитель своей паствы, т. е. православного населения епархии, долженствующего быть организованным в благоустроенное общество, как тело Христово. Он – средоточие епархии, как святитель и как правитель церковный, а потому он есть председатель всех епархиальных учреждений, с правом замещения себя священнослужителями епископского (викариями) или пресвитерского сана[317] (митрополит Антоний).

Центр епархиального управления и суда – епископ[318] (святитель Тихон).

Однако такие убеждения не препятствовали большей части этих же преосвященных проектировать более или менее широкое включение клира и мирян в епархиальное управление. Особенно ясно это сочетание епископской власти и сотрудничества мирян выражается в отзыве архиепископа Сергия Финляндского (Страгородского). Признавая, что архиерейская власть должна измениться, преосвященный Сергий указывал:

Разделив свою контролирующую и отчасти административную власть с епархиальным съездом, архиерей оставит за собой по-прежнему главное руководство всей жизнью епархии.

Таким образом, архиерей останется

верховным пастырем своей епархии и, чем меньше у него будет административной и всякой ревизорской (особенно экономической) деятельности, тем шире и независимее будет его пастырство и тем сильнее и глубже влияние его личности[319].

Принципиально вопрос об участии клира и мирян в церковном управлении обсуждался в I отделе Предсоборного присутствия и в самом Присутствии в рамках дискуссий о составе Собора и о высшем церковном управлении. В своем исследовании данной темы священник Георгий Ореханов[320] указывает, что I отдел Присутствия разбился на две неравные части. Меньшинство отстаивало участие клира и мирян на Соборе с «решающим» голосом, утверждая что «в Церкви не должно существовать резкого различения между епископами и остальными членами, ибо епископы сами по себе ничего не решают без согласия всей Церкви»[321]. Большинство же оспаривало эту точку зрения, доказывая, что хотя в древней Церкви активность мирян, несомненно, имела место, однако «никогда не обуславливала самого решения дел и носила характер одобрения или неодобрения решений епископов»[322].

Впрочем, меньшинство, защищая свое мнение, указывало и на действительную проблему: фактическое положение епископов – частая смена кафедр, незнание нужд паствы – привело к падению авторитета епископата в среде клира и паствы. Это также причина, считали они, по которой необходимо ввести клир и мирян в состав Собора с решающим голосом[323]. Так или иначе, точка зрения большинства I отдела, была принята и большинством голосов Присутствия.