Читаем без скачивания Звезда упала - Владимир Алеников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И как теперь жить со всем этим? Как быть?!
Лучше бы её угнали в Германию, как всех остальных… Как теперь смотреть в лицо Мише, Наташе, когда они вернутся?..
Как вообще выйти на улицу, показаться на свет? Ведь все моментально поймут, что она сделала…
Предала своих близких, свою страну, всех. В то время, как Миша находится или в плену, пытаясь выжить, или борется с фашистами, она жрёт дорогую копчёную колбасу, пьёт немецкое вино, танцует с врагом фокстрот…
Похотливая сука, фашистская подстилка…
Прозрачные солёные капли катились из её глаз, прокладывали дорожки на бледном напудренном лице, скатывались на белый отложной воротничок блузки, оставляя тёмные влажные пятна.
За окном послышался знакомый шум подъезжающего автомобиля. Вера испуганно повернула голову.
Так и есть, это его блестящая чёрная машина. Дьявольский «Опель-Адмирал» — под стать своему хозяину. С виду безупречный, удобный для езды механизм с кожаной обивкой, мягкими сиденьями, мощным мотором. А на самом деле ужасный автомобиль, который раздавит кого угодно своими огромными колёсами и помчится дальше, даже не заметив, ведь на его блестящей поверхности из сверхпрочного металла наверняка не останется ни царапинки…
Слёзы внезапно высохли. Лицо застыло, превратилось в каменную маску.
Только одни огромные глаза продолжали жить сейчас на этом мёртвом лице. Они внимательно следили, как насильник выходит из машины с какими-то пакетами в руках.
Генрих Штольц, волнуясь, поднимался на крыльцо. Он тоже почти не спал этой ночью, глубоко переживал из-за вчерашнего. Следовало, конечно, сдержаться, но он выпил, обезумел от её близости.
Отвратительное, недостойное воспитанного человека поведение, однако главное, что он понял, как она ему дорога. Теперь он знает, чего хочет, готов пойти на многое ради неё.
Впрочем, всё потом, сейчас главное исправить эту скверную ситуацию, любым способом замолить свою вину, вернуться хотя бы к тем, прежним отношениям. Задача не простая, но выполнимая, в его силах.
А там уж он разберётся, постепенно найдёт способ полностью её завоевать. На то он и завоеватель, в конце концов.
Генрих поднял руку, чтобы постучать в дверь, но в ту же секунду она сама распахнулась.
Любимая женщина стояла на пороге, смотрела на него полными ненависти глазами.
— Убирайтесь вон, господин Штольц! — отчеканила она. — Вам здесь нечего делать!
И прежде чем он успел открыть рот, дверь снова захлопнулась.
Генрих озадаченно вытер внезапно вспотевший лоб, зачем-то снял перчатку и вновь решительно постучал.
Никто не откликнулся.
Он стучал всё настойчивей. Она должна понять, что он не уйдёт, пока они не объяснятся. От того, что она захлопнула дверь перед его носом, ровным счётом ничего не меняется. Его уважение к ней только выросло. Он любит её, и она обязана его выслушать.
Шофёр Пауль вышел из машины, вежливо поинтересовался:
— Вам не нужна помощь, герр комендант?
Генрих только досадливо отмахнулся от него, продолжал свой терпеливый, до боли в костяшках стук.
Когда он уже совсем отчаялся, не знал, что делать, дверь открылась.
— Что вам угодно? — холодно спросила Вера.
Генрих покосился на по-прежнему стоявшего неподалёку Пауля. Ещё не хватало объясняться на глазах у шофёра. Его, кстати, надо предупредить, чтобы держал язык за зубами.
— Я хочу зайти! — тихо попросил он.
Выражение лица Веры не изменилось ни на йоту.
— Вон! — так же тихо процедила она и снова попыталась захлопнуть дверь.
Генрих вовремя успел вставить в щель сапог.
— Вера, не вынуждай меня применять силу! — угрожающе сказал он.
Вера хмуро молчала, оценивая угрозу.
Генрих, разумеется, так просто не уйдёт, не уберётся.
Ему всё мало, этому животному!
Периферийным зрением она видела торчавшего около машины Пауля, ей казалось, что он насмешливо поглядывает на неё. Выхода не было.
Вера безмолвно отошла в сторону, давая Штольцу возможность войти в дом.
Генрих аккуратно сложил пакеты с продуктами на стол, снял фуражку, отодвинул стулья и сел, жестом приглашая Веру сесть напротив. Но она не двинулась с места, стояла у стены, превратилась в каменную статую.
Генрих Штольц тяжело вздохнул. С этой гордой славянской женщиной совладать совсем нелегко.
Говорят, что во всех русских есть частица монгольской крови, наследие татаро-монгольского нашествия на эту страну пять сотен лет тому назад. Может, от этой смеси и идёт их удивительное упорство…
— Я приношу свои глубочайшие извинения, — осторожно начал он. — Я признаю, что поступил не как джентльмен. Я не совладал с собой… Но я надеюсь, что ты поймёшь и простишь меня. У меня самые серьёзные намерения! Я — честный человек. Война скоро кончится, Вера! Не век же тебе жить одной! Подумай, какая незавидная жизнь ожидает тебя в покорённой стране!.. Я помогу тебе найти дочь, соединиться с ней… Я всё сделаю для тебя, всё, что ты захочешь, поверь…
Он сделал паузу, чтобы дать ей возможность что-то сказать, обвинить его, излить горечь.
Но Вера по-прежнему молчала, всё также стояла, не шелохнувшись. Ничем не показывала, что слышит его.
Генрих нервничал, чувствовал, как говорит что-то не то и не так. Он ведь совсем другое собирался ей сказать. Он хотел поделиться с ней своим удивительным счастливым открытием, рассказать о том, что чувствует…
Но нужные слова не находились. Если б она хоть раз взглянула на него!..
— Подумай, Вера! — горячо продолжал он. — Никто не знает, как долго я останусь комендантом Дарьино! Я — офицер, меня могут в любой момент отправить куда-нибудь в другое место. Что с тобой будет, если ты лишишься моего покровительства?! Тот, кто заменит меня, вряд ли убережёт тебя от отправки в Германию, а может, ещё от чего похуже!..
Вера вдруг ожила, резко повернулась в его сторону. Гневно блеснули широко открытые серые глаза.
— Не трудитесь зря, герр Штольц! Что со мной будет, то и будет! Я ваша подчинённая и не более того. Ни на что другое не рассчитывайте! Разумеется, вы можете по-прежнему применять ко мне силу, демонстрировать мне, что я в полной вашей власти! Уверяю вас, я и так это знаю!
Она горько усмехнулась.
— Но я вовсе не хочу применять силу… — попытался возразить Генрих.
— Однако вы это сделали! — возмущённо перебила его Вера. — Нам больше не о чем говорить! Извините, но мне надо собираться на работу, герр Штольц, если вы, разумеется, ещё меня не уволили! И пожалуйста, заберите то, что вы принесли. Мне ничего от вас не надо!
Она опять отвернулась, застыла, ожившая было статуя снова окаменела.
Генрих понял, что разговор окончен.
По крайней мере, в этот раз.
Убеждать её сейчас бесполезно. Надо дать ей время, это лучшее, что можно сделать в данной ситуации.
Он встал с места, надел фуражку.
— Подумайте, о чём я вам сказал, Вера, — мягко произнёс он, опять переходя на дистанционное, официальное «вы». — Я очень надеюсь, что вы измените своё мнение!
Штольц ушёл.
Вера не шелохнулась, пока вдали окончательно не затих шум его проклятой машины.
Настоящее животное!
У него и слов-то человеческих нету!.. Похоже, этот немец нисколько не раскаивается в том, что совершил. Продолжает её шантажировать, напоминает, как она от него зависит.
Мерзавец!..
Явился извиняться с продуктами в руках. Даже не понял, что тем самым унижает её ещё больше. Это он с ней расплачивается таким образом. Наверное, упивается своим благородством — заплатил шлюхе и больше ничего ей не должен.
Она с ненавистью посмотрела на оставленные на столе пакеты. Вот, значит, какова её цена. Её тридцать сребренников — килограмм свиной колбасы.
Глава 16
БЕДА
Почти ничего не изменилось в их отношениях за два прошедших месяца. Он ещё пару раз приезжал, опять пытался говорить с ней, но эти разговоры кончались ничем, Вера замыкалась, плакала, и Генрих, раздосадованный, уходил, проклиная про себя чёртово славянское упрямство.
В конце концов, он решил ждать, оставить её в покое на какой-то период. Главное, что она рядом, под его надзором, он видел и слышал её ежедневно.
А ждать он умел, ему не привыкать. И потом в данном случае ожидание не могло долго продлиться, в этом он был уверен. Время работало на него, немецкая армия одерживала победу за победой. А победителей ведь не судят, им сдаются на милость, им подчиняются, отдаются. И уж тем более им отвечают любовью на любовь. Так заведено в мире, так будет и у них, просто надо ещё немного потерпеть, вот и всё.
Вера исправно ходила на работу, тщательно выполняла всё, что от неё требовалось. Со Штольцом держалась хоть и сухо, но уважительно, соблюдала субординацию, упрекнуть её было не в чем. Подарки и продукты не принимала категорически, со спокойным достоинством возвращала обратно.