Читаем без скачивания Просвещенные - Мигель Сихуко

Эрнинг, затаив дыхание, смотрит, как к его столику подходит официантка.

— Привет, дорогуша, — против обыкновения, говорит она, — что будешь заказывать?

От неожиданности Ирнинг выпаливает:

— Яплотны пирок и коф! Яплотны пирок и коф!

Рядом с шахматной доской в кабинете Криспина стоял большой металлический ящик для документов. Открывая его, я долго возился и чуть не порезался. Внутри обнаружилось: фотоальбом, несколько фотоаппаратов, папки с негативами и отпечатками, коробки с черно-белыми и пересвеченными цветными фотографиями (художественные ню, сценки из ночных клубов и с рынков, традиционные для Висайских островов поместья из камня и дерева, старые друзья, дискутирующие за стаканом в дымных барах, серия суровых черно-белых изображений ежегодных самобичеваний и распятий в Пампанге).

Сограждане! Нам необходимо всесторонне рассмотреть следующий вопрос: обоснованны ли притязания президента на продление срока его полномочий? Ведь от комфорта и спокойствия, на которые он может рассчитывать после отставки, он отказывается ради блага страны. В 1998 году, когда Верховный суд поддержал его заявку на внеочередной срок (признав состоятельным тот аргумент, что переход с должности вице-президента на президентский пост был ему навязан, — мы помним, что он воспринял эту новость «без восторга, но с готовностью»), протестные выступления были оставлены без внимания. Затем последовали годы стабильности. Сегодняшняя ситуация отличается немногим. Оппозиция снова оборачивается в знамена демократии. Залпы нескончаемых обвинений обрушиваются на любого президента (люди гибнут, госпрограммы проваливаются, жулики воруют, пока не оказываются за решеткой); а уличное волеизъявление подрывает саму структуру нашей конституционной республики. Ее девиз гласит: лошадей на переправе не меняют! Твердо держаться выбранного курса — зачастую самое смелое решение, пусть даже не идеальное. Но ведь при демократии идеальных решений не бывает.

Дед Сальвадора был сыном капитана Кристобаля Сальвадора де Веракрус, испанского гарнизонного офицера, эмигрировавшего на Филиппины из местечка Альбукерке в провинции Бадахос, что в Эстремадуре — регионе, откуда произошли многие великие испанские завоеватели, среди которых Эрнан Кортес, Франсиско Писарро, Педро де Альварадо и Педро де Вальдивия (отцом самого капитана был знаменитый эстремадурский матадор Эль Нарцисо Сплендидо, насмерть сраженный быком на арене Ронда в 1846 году). После мучительной схватки с пневмонией, которой он переболел по пути на Филиппинские острова в 1860-м, двадцатипятилетний капитан стал испытывать панический страх перед длительными морскими путешествиями и на родину больше не возвращался.

Проведя некоторое время в форте Сантьяго в стенах города Манилы, капитан приступил к обязанностям на острове Негрос, получив пост, который был бы предпочтительнее для солдата с аграрными корнями. В 1865 году он был уволен в запас после травмы паха, случившейся во время неудачной поездки верхом, и женился на местной красавице-метиске по имени Северина Морено, она же Стиви, чья мать-американка переселилась на Бисайские острова из Бруклина, Массачусетс, в конце 1850-х, выйдя замуж за родившегося в Каталонии и объехавшего весь свет крупного висайского судовладельца Патрисио Морено-и-Монсо.

Капитан с молодой женой безбедно зажили как мелкопоместные испанские дворяне. В 1868 году у них родился сын, которого они назвали в честь своих отцов соответственно Кристобаль Нарцисо Патрисио. Дома его звали просто Кристо. В последующие годы у них появилась еще и дочь — Пас Исабель. Экономный капитан вложил свои сбережения и офицерскую пенсию в текстильную фабрику и скотоводческую ферму; и то и другое приносило скромный доход. В начале 1870-х, когда импортные ткани из Манчестера наводнили рынок, погубив бурно развивающуюся текстильную промышленность провинции Илоило, капитан не пожелал следовать конъюнктуре и отказался от своих ткацких станков только в 1874 году, когда предпринимать что-либо было уже поздно. После этого он всецело посвятил себя семейным владениям, расположенным вдоль пролива Гимарас, где разводил племенных волов наивысшего качества.

Спустя еще несколько лет, когда молодой Кристо отправился в Мадрид, чтобы получить подобающее его положению образование, жизнь капитана растворилась в исторической справке: зарублен собственными погонщиками во время восстания 1889 года; через несколько недель от ран и инфекций скончались его жена и дочь. Все трое были похоронены в ближайшем соборе Святого Себастьяна (новую церковь кораллового камня строили и на их пожертвования). Добраться из Европы на их похороны Кристо не успел. С их кончиной он стал обладателем земли и положения. В его новой одинокой жизни его сопровождала лишь темная семейная тайна, в хорошем обществе известная, впрочем, всем.

Лицо Доминатора исказилось свирепой гримасой. С заостренными зубами он похож на волка. «Шухер! Оглянись!» — говорит Антонио, указывая пальцем. Доминатор только смеется: «Меня на эту удочку не поймаешь». — «Наживка другая», — отвечает Антонио и прыгает в воду. Вынырнув, Антонио видит, как за Доминатором гонятся восемь полицейских. Однако его заклятый враг на удивление проворен для такого верзилы. «Доберусь до него в следующей главе», — пробурчал Антонио, перед тем как нырнуть, чтобы копы его не засекли.

Мне не хватает Мэдисон, наверное, прежде всего из-за наших общих пристрастий.

С почти религиозным жаром мы делили меж собой свежий номер ежедневной газеты. Спорили о политике. Всегда покупали какую-нибудь мелочь — хот-дог из «Грейс-папайи» или чашку горячего кофе — для упырей, что попрошайничают в холодных проулках. Мы даже объявили бойкот Китаю. Одними из первых среди наших знакомых. После долгих споров мы пришли к соглашению не заходить в магазины «Все за 99 центов»; за мораль, сказала Мэдисон, придется платить. Олимпиаду в Пекине мы тоже смотреть не собирались — и хотя до нее оставалось еще несколько лет, Мэдисон уже наметила это не-событие. Вето было наложено даже на церемонии открытия и закрытия, отчего у меня глаза полезли на лоб; разве не достаточно спонсорам тех убытков, которые мы нанесем, выключая телевизор во время рекламных пауз? А как же достойные атлеты? Я, со своей стороны, выражал крайнее недовольство некоторыми из наших друзей и коллег, которые вели в Китае свой бизнес. Притихшая Мэдисон дала мне выговориться и лишь однажды взорвалась в гостевой ванной, заподозрив, что я намекаю на ее бывшего парня, богатого американо-китайского девелопера, который переехал в Шанхай. Вместе мы ныли, что Си-эн-эн с некоторых пор называет Китай коммунистическим только в негативных сюжетах о том, как американцы потеряли работу или были нарушены правила потребительской безопасности. На вечеринках я слышал, как Мэдисон вопрошает: «А как же Тяньаньмэнь[73]? А фалуньгун[74]? А цензура? А исчезающие виды животных, которых убивают ради шарлатанских снадобий?» Я же в другом конце комнаты подпевал: «Действительно, пора уже освободить Тибет. МОК должен применить все рычаги влияния, пока они еще есть. Панчен-лама — это трагический персонаж. Кроме того, они поддерживают бирманскую хунту — это вообще отдельная история».

Китай. Одна из множества тем, вызывавших наше обоюдное негодование. В этот список входили также водители джипов, необузданный капитализм, люди в мехах, люди, плюющие на улице, и бедственное положение палестинцев. Подобные навязчивые идеи сближали нас, спиралью перекручивая наше бестолковое, но такое благородное негодование.

В аэропорту две дамочки стоят в очереди, чтобы сдать в багаж свои сумки для гольфа.

— Боже мой, говорят, он такой красавчик, — щебечет низенькая женщина с пышной прической.

— Не могу поверить! — отвечает высокая в поддельном «Гуччи» с головы до ног.

— Да-да, прямо как кинозвезда. Похож на молодого Фернандо Эстрегана, только грудь пошире. Ну почему у меня нет охранников, таких как он?

— Говорят, он как современный Лимахон. Но больше даже Робин Гуд! Говорят, он работал на стройке в Саудовской Аравии, а когда вернулся, потерял все сбережения в одной из этих пирамид. Я слышала, что это он организовал все эти взрывы. Но я не верю. Он просто хочет отомстить этим Чжанко.

— Я знаю! Представляешь, каково ему без любимой? Он от любви совсем спятил!

Дамочка в «Гуччи» с благоговением достает местный гламурный журнал о знаменитостях и показывает подруге. На обложке — размытый портрет смуглого красавца в синей форме охранника. Он не из тех, кто ходит в плохо подогнанном обмундировании. Во всем его облике чувствуется достоинство, даже, пожалуй, благородство. В погонах и свисающем с плеча дробовике. В начищенном до гордого блеска жетоне. В непослушной копне черных волос, которые не смогла подмять под себя дурацкая кепка, обязательная для всех охранников. Выглядит он внушительно. Глаза смотрят так, будто всю жизнь он ждал шанса, который ему так и не представился.