Читаем без скачивания Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров - Евгений Майбурд

Сраффа пошел дальше. Кривая предложения в неоклассической теории тоже теряет свою объективность. Ведь она является, по сути, кривой издержек (см. главу 25). Но если это альтернативные издержки, тогда и здесь налицо субъективные оценки. Сраффа отказывается от идеи равновесия на основе кривых спроса и предложения. Он возвращается к "объективному" подходу классиков (от Петти до Рикардо!) — к понятию физических издержек. Это определенные количества средств производства (включая труд), затрачиваемые на единицу продукции. И коли цена не определяется пересечением кривых спроса и предложения, тогда теряет значение основная идея неоклассицизма: одновременное определение равновесной цены и объема выпуска продукции (см. главу 25).

Что же остается? Вернуться к идеям классиков о "естественных ценах". Это и есть цены равновесия, а определяются они в процессе установления общей нормы прибыли (о чем мы говорили в связи с Юмом, Тюрго, Смитом и Марксом, см. главы 9, 14 и 19). Сраффа считает, что модель общей ("средней") нормы прибыли не требует условия равенства спроса и предложения по всем отраслям (тут есть о чем поспорить). Вместе с названной моделью извлекается из "кладовки" классическое понятие конкуренции (тут спорить не о чем).

Если функция спроса не участвует в ценообразовании и если цены не определяются одновременно с выпуском продукции, остается лишь одна опора — Рикардов принцип определения цен издержками производства. Вначале издержки, а в конце — реализация продукта. Идя по этому пути, Сраффа приходит к реанимации Марксова понятия "цены производства'. Он ставит задачу так: технология, уровень выпуска продукции, состав продукции отрасли — все задано; требуется найти функцию распределения (нормы прибыли и зарплаты) от "цены производства'.

Следуя своей логике, Сраффа нападает на неоклассические концепции капитала, производственной функции и, следовательно, на принцип одновременности решения проблем ценообразования и распределения, т. е. он подкапывается под фундамент неоклассической науки. Разделив все, что неоклассики соединили в идее равновесия, Сраффа обнаружил, что не нуждается и в собственно маржинализме — в понятиях предельной полезности, предельных издержек, предельного продукта и т. д.

Разумеется, теория Сраффы не является простым повторением того, что говорили Рикардо, Милль и Маркс. Сраффа уже прошел через все искусы неоклассицизма. Он и сам не прочь использовать технику, разработанную современной наукой. Так, он строит кривую "заработная плата — прибыль" и приходит к Рикардовой идее обратной зависимости одного от другого. И потому видит "ключ к движению относительных цен" в изменениях ставки заработной платы (итог — как у Рикардо).

Дискуссия вокруг книги Сраффы вызвала определенный ренессанс рикардианства, а это неизбежно повлекло и оживление интереса к идеям такого эпигона Рикардо, как Маркс В числе неорикардианцев оказались такие известные ученые нашего времени, как М.До6б (Англия) и М.Моришима (Япония). Работа Сраффы открыла в науке эпоху "ретро".

Мы еще не забыли, вероятно, какие неувязки и проблемы в классическом рикардианстве побудили следующее поколение ученых искать новые пути и как эти поиски привели к прорыву в пространство предельных величин и равновесного анализа. Остается неясным, что могут предложить неорикардианцы для устранения тех неувязок и могут ли они вообще что-либо предложить. Ведь слабые места Марксовой концепции "превращения форм" — "цены производства" — таковыми и остаются.

Едва ли уже пришло время включать теорию Сраффы в учебники — она еще должна доказать свое право на дальнейшее существование. Появление на этих страницах — не изложения, конечно, а только представления (презентации) теории Сраффы — обязано двум обстоятельствам. Во-первых, желанию обозначить хотя бы некоторые боковые ветви современной науки. Во-вторых (и это, пожалуй, важнее), тому, что казус Сраффы дает великолепную возможность ощутить, что в нашей науке нет ни вечных доктрин, ни запретных тем, ни заказных путей. Делай, что хочешь, только помни, что бремя убедить ученый мир в твоей правоте лежит на тебе самом.

Считается, и не без оснований, что работы Джевонса, Менгера, Вальраса совершили в экономической науке революцию. В таком случае поворот на 180°, выполненный Сраффой и, в известном смысле, обесценивающий все, что было сделано в науке за сто лет до него, следовало бы назвать не революцией, а скорее контрреволюцией. Но последнее слово оказалось уже занятым для характеристики сдвига, совершенного несколько ранее в другой области науки.

"Монетаристская контрреволюция" В данном случае имеется в виду восстание против "кейнсианской революции". Еще до тех событий, которые мы позволили себе назвать обвалом хиксо-кейнсианства, в ученом мире произошло открытое выступление против господствующей теории. "Вандеей", т. е. мятежной провинцией науки, стала теория денег. В моделях традиционного кейнсианства деньги выполняют чисто пассивную роль и либо не задействованы вовсе — 45°-ный вариант, либо общая масса их предполагается заданной экзогенно (M = M 0) — вариант IS — LM В 1956 г. в Чикаго вышел коллективный труд "Изучение количественной теории денег", который ознаменовал начало эпохи монетаризма в науке. Книга вышла под редакцией проф. Милтона Фридмена, который с тех пор считается главным идеологом нового направления. Девиз новой школы: "Деньги имеют значение". Она оказала огромное влияние на теорию и, что еще важнее, на государственную политику. Но что означает это слово — монетаризм? Обычному русскому уху оно говорит о монете. Однако искушенное русское ухо в самом слове "монета" слышит, по меньшей мере, английское money, а то и латинское moneta[81].

Стало быть, "монетаристская" теория — это просто-напросто "денежная" (monetary) теория. Слово ' монетаризм", значит, переводится на русский как "деньгизм". Пожалуй, лучше нам остаться при иноязычном термине. А еще лучше, видимо, понимать английское monetary двояко. Если речь идет о данной теории и соответствующей политике, это слово является именем собственным и его следует переводить как "монетаристская". Если же речь вообще о теории или истории денег либо вообще о денежной (monetary) политике (любой), тогда, видимо, следует так и говорить: "денежная".

"Монетаризм" в теории означает позицию "деньги имеют значение". Это не просто о деньгах. Это о деньгах как существенном факторе экономической реальности, оказывающем влияние на состояние и изменения рынка. Влияние оказывает не что иное, как объем денежной массы (а что же еще?). Поэтому перед нами новейшая количественная теория денег.