Читаем без скачивания Долгожданная кража - Владимир Викторович Зингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гришка был нашим универсальным бойцом. Лет сорока, неженатый и неустроенный толком в жизни, он об этом не горевал. Вся его жизнь за пределами работы была здесь, в милиции. Он постоянно отирался у дежурной части. Менялись сотрудники и начальники, менялись времена года, менялось законодательство, и только Гришка был неизменен. Он был бессменным понятым, он подсказывал несмелым посетителям, куда им обратиться, он с удовольствием ехал на вызов вместо второго сотрудника, вытащив из кармана замызганную красную повязку. Каждый новый дежурный брал на себя обязательство изжить этого невзрачного и, чего уж греха таить, неряшливого завсегдатая, но всегда так устраивалось, что Гришка доказывал собственную полезность и продолжал свои бдения.
А Николай Иванович продолжал:
— Смекаете, почему я именно вам поручаю это дело? Отвечаю: мне совершенно не надо, чтобы раскрываемость у нас за девять месяцев рухнула ниже АППГ[4]. Мне не надо, чтобы вы, высунув языки, бегали потом по раскрытию несуществующих преступлений, нафантазированных этими гражданами, а на нужную работу вас из-за этого не хватало. И мне тем более не надо, чтобы из прокуратуры по результатам этой проверки прилетело представление о нарушении вами соцзаконности и принятии к вам мер вплоть до увольнения из органов. Задача понятна?
Николай Иванович закончил свою тираду и перешёл на обычный разговорный язык.
— Разберите повестки по территориальности, распишитесь за каждую. Вот ведомость. И вперёд!
Пока шла толкотня с получением причитающихся бумаг и высказывались сожаления о том, что кому-то досталось больше других, Серёга Савин заявил:
— Повестки –то я вручу, но так, что ни один из вызываемых до прокуратуры не дойдёт.
Николай Иванович тут же не преминул отреагировать:
— Да, ещё! Если на кого-то поступит жалоба, что он отговаривал от посещения прокуратуры, пеняйте на себя. Вы же оперсостав, а не гришки ивойловы. Думайте маленько своими головушками. И имейте в виду, что новый товарищ заместитель прокурора очень уж боек. Может и сам кого-то из этого перечня вызвать. Для контроля и проверки вас на вшивость, так сказать. Так что опять же думайте, прежде чем глупость совершить.
Вот тут дядя Коля маленько зарапортовался. Думать надо не перед тем как совершить глупость, но ребята всё поняли правильно.
Мне досталось шесть повесток, побольше, чем у некоторых. Ничего удивительного, когда у тебя куча общежитий на зоне. На выходе из кабинета Женька Митрофанов наклонился к моему уху и сообщил:
— Я тут с ребятишками из района как-то беседовал, из того самого, где раньше товарищ прокурор работал. Смеются, спрашивают, ну как, мол, вы там, живы ещё? Я им — а что такого? Отвечают: да как он уехал, так весь оперсостав на вокзал ходил рельсы целовать, а начальник РОВД так даже пяткой перекрестился.
Про целование рельсов я за свою жизнь много историй наслушался. Часто те, про кого в них шла речь ни сном, ни духом не ведали, что им приписывается такое язычество. Но смысл этого действа передавался верно — неуёмная бескрайняя радость.
Женька в продолжение своего секрета сделал страшную физиономию и выдал:
— Так что у нас, коллега, впереди много удивительно интересного.
Я посоветовал ему сплюнуть три раза через левое плечо и отправился к себе, ещё не подозревая, что Женькин прогноз скоро начнёт сбываться, и вовсе даже не в связи с пресловутыми повестками. И ничего полезного мне не принесёт мое послезнание.
Возвращаясь в свой кабинет, я столкнулся с Утягиным. То есть не совсем, чтобы столкнулся. Он как раз выходил из кабинета начальника следствия, но при моём приближении быстро юркнул назад, а вышел снова, когда я уже миновал опасную для него зону.
— Тебя ещё не посадили? — донеслось мне вдогонку. Я не отреагировал.
Странный вопрос. Если он видит меня здесь, значит не посадили. Только что-то его голос слишком уж откровенно звенит злорадством. Не иначе какую-то пакость Утягин всё-таки затеял, и судя по всему, я скоро об этом узнаю.
Глава 7
«Запорожец» — тоже машина
«Тук-тук-тук!»
«Кто там?»
«Это я, почтальон Печкин, принёс повестку в прокуратуру».
Только я не почтальон Печкин, поэтому так поступать не буду. Не дождётесь, товарищ новый заместитель прокурора. Сначала мы зайдём к воспитателю общежития.
Казалось бы, странное дело: в общаге не дети живут, а повидавшие всякого разного мужики. Какой им воспитатель, особенно если следовать старой поговорке о том, что воспитывать надо, пока дитя поперёк лавки лежит? Здесь с этим уже поздновато, вроде как. Но воспитатели в каждом общежитии были. Правда, я про себя называл их комиссарами. Светлана Николаевна была как раз из комиссаров. Гражданский опер почти что. Она всё знала, всё видела, всё помнила, но милицию по пустякам не беспокоила, управлялась сама, и весьма неплохо. И контингент свой держала в руках крепко.
Слово «контингент» мне сильно не нравилось, но что поделаешь? В таком месте, как общежитие, может проживать только контингент. Слово «общежитие» мне тоже не нравилось. К нему, слову этому, конечно, все давно привыкли и перестали замечать его странную сущность, но вдумайтесь — «общее» — «житие». Чем-то неправильным, противоестественным попахивает от этого слова. А ведь известно, что «как вы яхту назовёте, так она и поплывёт». Тут я вспомнил, что и сам проживаю в общежитии, и, стало быть, являюсь неотъемлемым элементом этой противоестественности. Я сконфузился и немедленно прекратил свои лингвистические исследования, дабы не впасть в ещё бо́льшую ересь.
Светлана Николаевна по-мужски протянула мне руку. А чего ж тут удивительного? С кем поведёшься, как говорится. Когда мы обсудили все насущные дела, я вытащил повестку и посмотрел, кому она адресована. Та-ак, Михаилу Михайловичу Михайлову. Шутка что ли? Или в этом роду Михайловых фантазии совсем ни на грош? Я представил себе длиннейшую вереницу Михал Михалычей, уходящую куда-то в глубь веков к своему первому прародителю, тоже Михаилу, от которого и пошла фамилия. Кстати, такой персонаж в этом общежитии мне был пока не известен. Или новенький, значит, или из тихих.
Всеведущая воспитательница подтвердила — из недавних. Сорок лет, а ни кола, ни двора. Приехал из Архангельска с одним вещмешком. Поюжнее, говорит, решил перебраться. Интересно, он карту видел когда-нибудь? Тоже мне, нашёл юг!
— Не судим? — спросил я.
Светлана Николаевна отрицательно покачала головой и сокрушённо заявила:
— Да лучше бы судимый был. С ними-то у меня контакт как раз
