Читаем без скачивания Я – истребитель - Владимир Поселягин

Сам лагерь был похож на цыганский табор, все куда-то бегали спешили, слышны были крики, стоны, даже смех.

Майора я нашел у полуторки, из которой уже вылезли наши «сонные» бойцы, и сейчас усиленно зевая они удивленно оглядывались вокруг. Не понимая где находятся, и заметив единственное знакомее лицо, то есть меня, сразу же накинулись с расспросами. Насмешливо осмотрев всех четырех бойцов, я быстро и довольно сжато объяснил все что было после их «усыпления». Объяснив где устроились наши, я обошел машину и подошел к командирам, собравшимся решать что делать. Всего их было, это считая летчиков, аж, одиннадцать человек. Начиная с младших лейтенантов, заканчивая майором Тониным.

— Товарищ майор, разрешите обратиться, — вытянулся я перед майором.

После кивка, я доложил о сдаче своего хабара местным старшинам, за что получил втык от майора что сделал это без разрешения. Отдав ему бумагу с актом приемки, я получил приказ идти в группу лейтенанта Курмышева, которого майор назначил командиром пулеметного взвода, состоящего из трех трофейных пулеметов с довольно ограниченным боезапасом.

Еще раз козырнув, я развернулся и направился во взвод, где нашел Сашку Кириллова, который уже изучал незнакомую технику.

— О, нашему полку прибыло, — весело оскалился он, увидев меня.

— Да, Тонин направил к вам, — согласно кивнул я, и бросив вещмешок устроился рядом.

— Ну давай, показывай что тут и как.

Тут я немного слукавил, так как прекрасно знал конструкцию пулемета. Как-то два года назад мы нашли тайник с оружием. То ли партизан, то ли что было вероятнее, бандеровцев. Так что все кто там был успели пострелять из пулемета, который вместе с другим оружием сохранился просто в превосходном состоянии. Да и патроны в цинковых коробках нареканий не вызывали, хотя и было несколько осечек. Оружие мы сдали, что уж там говорить, но без патронов, кончились они. Даже летеха, которого к нам приставили из милиции, тоже изрядно отметился в стрельбе, он даже руку обжег, когда сгоряча схватился за ствол.

Для вида немного повозившись я быстро разобрал пулемет и собрал.

— Ого. Ты что уже держал такой в руках.

— Да нет, откуда. Просто оружие очень люблю, — открестился я.

Наше занятие прервал подошедший Курмышев, который привел остальных летчиков из экипажа Тонина, и еще четырех летчиков которые прибились к группе капитана Климова. Причем один из них, судя по робе был из механиков.

Быстро перезнакомившись с пополнением, я узнал что новенькие экипаж СБ, а механик единственный уцелевший из истребительного полка состоящий из И-16.

Курмышев достаточно быстро разбил расчеты, и назначил первых номеров. Я же стал подносчиком боеприпасов у третьего расчета, в который входил и Кириллов вторым номером.

— Собираемся, уходим! — закричали командиры, вырывая меня из дремоты.

Вскочив, я одел вещмешок и накинул на плечи две ленты для пулемета. Все, я готов к передвижению. На три телеги и полуторку погрузили раненых, остальных понесли на носилках, и мы медленно двинулись в сторону фронта.

— Сань, а что там слышно, о другой группе которая понесет документы?

— Решили, что до вечера двигаемся вместе, а потом капитан Климов, с несколькими бойцами, ночью пойдет дальше.

— Да? Понятно.

Какими бы ни были планы, они столкнулись с жестокой реальностью.

Нас обнаружили, то ли с самолета-разведчика который уже полтора часа барражировал над небольшим леском, где мы прятались, то ли из-за того патруля что вырезал наш дозор, но нас нашли.

Это маленький лес, в который вошли, чтобы спрятаться от появившегося самолета стал нашей ловушкой. Я не знаю сколько немецких солдат нас окружило и участвовало в нашем уничтожении, но перед окопчиком нашего расчета уже лежало два десятка убитых солдата Вермахта.

— Приготовиться к прорыву! — пробежал по рядам уцелевших приказ командиров.

— Какой еще прорыв? У нас же раненые!!! — заорал я Курмышеву, лежащему неподалеку.

Однако все уже было решено. От лагеря ползком и короткими перебежками приближались раненые, оставленные там перед боем. Они должны были прикрыть наш прорыв. Я впервые сталкиваюсь с таким самопожертвованием. Почти сорок раненых, ложились в пулеметные и стрелковые окопчики и устраивались в них. К нашему подползло трое, во главе с тем самым перебинтованным комиссаром. Прорываться решили как раз там где была наша позиция, до соседнего леса тут было «всего» метров четыреста чистого поля. И их надо было как-то пробежать. Позади был отчетливо виден костер, где метались милиционеры, таская что-то к нему от машины.

— Уходите, мы задержим их, — сказал один из раненых, комиссар говорить не мог, у него была повреждена челюсть.

— Прощайте братки, — всхлипнул Курмышев.

— Вперед!!!

И почти пятьдесят человек рванули вперед. В атаку. В прорыв.

Я бежал следом за Курмышевым, который на ходу стрелял в кого-то из подобранной винтовки. Я был испуган, я был в реальном ужасе. Атака это точно не для меня. Видеть, как падают твои товарищи и уже не поднимаются, это реально страшно.

— Танкииии!!! — заорал кто-то слева.

Обернувшись, я на бегу посмотрел налево, там виднелись выезжающие на поле две квадратные коробки, как вдруг я об кого-то споткнулся. Впереди уже шла рукопашная, я лежал на земле и смотрел как Курмышев с еще двумя бойцами вломились с разбегу туда же.

Споткнулся я об немца. Подхватив его карабин, я вскочил и несколькими гигантскими прыжками добежал до сечи. Наведя ствол на немца, навалившегося на одного из наших я нажал на спуск. Сухо щелкнул выстрел, и немец обмяк, как и боец под ним. Я не подумал что пуля была способна пробить насквозь не только немца но и бойца. Переживать было поздно, для этого будет время позже если выживу. Справа трое немцев сцепились с Климовым, передернув затвор, я выстрелил в одного из немцев, на втором боек сухо щелкнул. В карабине было всего два патрона. Перехватив винтовку как дубинку, я плашмя обрушил приклад на спину одного из немцев, после на второго, приклад сломался в районе рукоятки.

— Вперед! Вперед!! Не останавливаться! — заорал мелькнувший справа Тонин.

Я помог встать капитану, которого сразу подхватила пара бойцов и последовал за ними, судорожно доставая из кобуры пистолет. Когда я уже вбежал в такой близкий лес, то остановился и выстрелил в немецкого солдата который преследовал нас, после чего побежал догонять своих. Мелькнувшую рядом палку я сперва не принял в расчет, но посмотрев на то что упало рядом, заорал в испуге. Это была немецкая граната. Последним, что помню, был мой гигантский прыжок в кусты.

Разбудил меня смех, простой человеческий смех.

«Я в раю!» — это была первая мысль пришедшая мне в голову, потом я открыл глаза и понял что еще на земле. Вещмешок задравшись лежал у меня на затылке, поведя плечами я стряхнул его и подняв голову, осмотрелся.

Первым что я увидел, это мою задранную ногу. Стараясь не шевелиться, смех был слышен совсем рядом, и то что смеются не наши, я был уверен на все сто, так вот стараясь не шевелиться я осматривался.

Я лежал в густом кустарнике, и он меня прекрасно скрывал, если бы не моя нога обутая в сапог, который и зацепился голенищем за обломанную верхушку одного из кустов. Из-за чего нога и оказалась задранной вверх, до болей в мышцах паха.

Еще болела голова. Пощупав ее, я обнаружил большую шишку на макушке. Посмотрев на довольно толстый ствол деревца, об который я и затормозил головой, подобрал лежащую рядом пилотку и кое-как водрузил ее на голову.

ТТ тускло блестя воронением лежал рядом, метрах в двух от меня. Видимо когда я падал, он отлетел туда. Но достать его я никак не мог, не дотягивался. Так и посматривал на него, как в поговорке «видит око, да зуб неймет»

Ногу я не трогал, понимал что если буду сейчас снимать ее то невольно произведу столько шума что сюда сбегутся все немцы что есть рядом, поэтому я замер и через слабые просветы, попытался рассмотреть что происходит снаружи.

Там стояли два немца и о чем-то разговаривали, один из них держал в руках карабин и на моих глазах одевал на него штык-нож.

— …е надо, пожалуйста не надо!!! — услышал я чей-то умоляющий голос где-то рядом с немцем, проморгавшись чтобы сфокусировать зрение, а то оно у меня стало расплываться и всмотрелся в тело лежащее под ногами у немцев.

Это был тот самый авиамеханик, я его узнал по черной робе. Вот шевельнулась рука чтобы отвести удар штыком, но он не смог. Штык-нож с легким хрустом вошел в грудь механика.

Попавшаяся мне под руки обломанная палка мне очень помогла, я вгрызся в нее, чтобы не заорать от ненависти. Немцы, перекидываясь веселыми словечками стали удаляться, куда-то в глубину леса, где была редкая стрельба.

«Уроды, мать вашу!» — подумал я выплевывая полностью изжеванную палку. Как это ни странно, но я их понимал. Я бы сам сделал то же самое, будь я на их месте, ну зачем мне возиться с раненым врагом, лучше уж так. Как бы ни цинично это было, но возиться с чужим раненым, у меня не было никакого желания.