Читаем без скачивания О Пифагоровой жизни - Ямвлих Халкидский

Именем клятву даю открывшего нам четверицу,

Неиссякаемой жизни источник.160

Вот каким удивительным было это проявление его мудрости.

(163) Из наук, почитаемых пифагорейцами, как говорят, на первом месте были музыка, врачевание и ведовство. Они были молчаливы и послушны, и у них вызывал одобрение тот, кто умел повиноваться. Из медицины они более всего принимали то, что касается образа жизни, и этот вопрос у них был подробно разработан, и прежде всего старались найти определения правильного соотношения питья, еды и отдыха. Поэтому они едва ли не первыми занялись вопросами питания и стали определять порядок приготовления пищи. В большей степени, чем их предшественники, пифагорейцы применяли мази, но применение лекарств одобряли меньше и использовали их главным образом для лечения гнойных ран, а хирургия и прижигания у них были менее всего в употреблении. (164) При некоторых болезнях они произносили заклинания.

Они считали, что музыка также очень благотворно действует на здоровье, если заниматься ею подобающим образом.161 Для исправления души они применяли также избранные стихи Гомера и Гесиода.162 Они думали, что нужно удерживать и сохранять в памяти все, чему учат, и все, что было сказано, и что нужно до тех пор готовить себя в соответствии с обучением и лекциями, пока это позволяет способность восприятия и запоминания, потому что именно этой способностью человек познает и ею хранит познанное. По крайней мере, они высоко ценили память, очень упражняли ее и уделяли ей много внимания. В учебе они не оставляли то, что им преподавалось, пока не усваивали твердо элементарные знания, и каждый день они перебирали в памяти сказанное следующим образом. (165) Пифагореец не вставал с постели до тех пор, пока не вспоминал все случившееся накануне. Он совершал эту процедуру следующим образом. Он пытался восстановить мысленно, сначала что он сказал, или услышал, или какое приказание, встав после сна, отдал домашним, и что было вслед за этим, а что – еще позже, и свои следующие поступки он оценивал таким же образом. И опять вспоминал, кого первого он встретил, выйдя из дома, кого второго и что было сказано сначала, что потом, и что еще позже. И о других событиях вспоминал точно так же. Он пытался восстановить в памяти все случившееся за целый день, стремясь припоминать в том порядке, в каком произошло каждое событие. Если свободного времени после сна у него было больше, чем обычно, он пытался припомнить таким же образом, что произошло позавчера. (166) И более всего они старались развивать память, так как ничто так не содействует приобретению знаний, опыта и рассудительности, как память.

Благодаря этим занятиям всю Италию наводнили философы, и Италия, прежде безвестная, впоследствии благодаря Пифагору стала называться Великой Грецией, и многие в ней стали философами, поэтами и законодателями. Написанные ими учебники по риторике, торжественные речи и законы были принесены в Элладу. И если упоминают натурфилософов, то прежде всего, как правило, называют Эмпедокла и Парменида из Элеи163, а если хотят привести какие-либо сентенции о жизни, то приводят сентенции Эпихарма164, и почти все философы знают их наизусть. Вот что мы сказали о мудрости Пифагора, о том, как он в высшей степени побуждал к ней людей, и насколько каждый мог приобщиться к ней, и о совершенстве его учения.

Глава XXX

(167) Мы лучше всего поймем, как Пифагор соблюдал справедливость и учил ей людей, если рассмотрим ее первоосновы и подумаем, от каких причин она возникает, а также если поймем первопричину несправедливости. А вслед за тем мы узнаем, как Пифагор остерегался несправедливости и способствовал тому, чтобы наилучшим образом осуществлялась справедливость. Итак, основа справедливости – общность и равенство, а также представление о том, что единство одного тела и одной души дает всем единство переживаний, когда одним словом называют свое и чужое, как свидетельствует и Платон, заимствовав эту мысль у пифагорейцев165. (168) Итак, Пифагор сделал это лучше всего из смертных, полностью изгнав из обычаев все частное и укрепляя общее вплоть до самых последних мелочей, которые бывают причиной раздора и смятения. Ведь у всех них все было общим и одинаковым, и никто ничем не владел отдельно. И если кто-либо был доволен общиной, он пользовался общим добром самым справедливым образом, а если нет, то, забрав свое имущество, и даже больше того, что внес в общее достояние, он уходил. Так, исходя из первоначала, Пифагор наилучшим образом установил справедливость.

Далее, к справедливости ведет чувство родства с людьми, а отчуждение и презрение к общему роду вселяет несправедливость. Поэтому, желая еще более внушить людям это родственное чувство, он ставил людей в один ряд с родственными им животными, призывая считать их сородичами и друзьями, ни в чем не чинить им обиды, не убивать и не употреблять их в пищу. (169) Раз он сблизил людей с животными, ибо их тела состоят из тех же самых элементов, что и наши, и они участвуют в общих основах жизни вместе с нами, то насколько больше он установил общность тех, кто имеет однородную и разумную душу! Из этого ясно, что он установил справедливость, происходящую из самого главного начала.

Поскольку недостаток средств иногда заставляет многих действовать вопреки справедливости, Пифагор хорошо предусмотрел также и это обстоятельство, обеспечив себе ведением хозяйства такие средства, какие должны быть, достаточные для расходов свободного человека. И, кроме того, порядок в доме – основа благополучия в полисах в целом, так как полисы состоят из домохозяйств. (170) Поэтому говорят, что сам Пифагор, получив в наследство имущество Алкея, умершего после посольства в Лакедемон, не менее, чем философией, вызывал удивление своим умением управлять хозяйством. Свою дочь, родившуюся у него после женитьбы, которая впоследствии была выдан замуж за кротонца Мемнона, он воспитал так, что до замужества она была первой в хороводе девушек, а став замужней женщиной, первой подходила к алтарям. Жители Метапонта, сохранявшие память о Пифагоре и в последующие времена, его дом как храм посвятили Деметре, а переулок, где он стоял, стал святилищем Муз. (171) Поскольку высокомерие, роскошь и презрение к законам часто приводят к несправедливости, Пифагор каждый день призывал помогать закону и воевать с беззаконием. Поэтому он установил такую последовательность: первым из зол проникает в дома и города роскошь, вторым – высокомерие, третьим – погибель. Поэтому он призывал всячески противодействовать роскоши и отвергать ее и с рождения приучать себя к тому, чтобы жить благоразумно и достойно мужчины и не осквернять себя никаким злословием, выражающим негодование, воинственность, брань, грубость и насмешку. (172) Кроме того, он прочно утвердил другой вид справедливости, законодательный, который предписывает, что нужно делать, и запрещает то, что делать не нужно. Он выше судебного вида справедливости, так как последний подобен искусству врачевания и исцеляет больных, а первый с самого начала не позволяет болеть и заблаговременно печется о душевном здоровье. Этим объясняется то обстоятельство, что самые лучшие законодатели были учениками Пифагора: сначала Харонд из Катаны, затем Залевк и Тимарат166, написавшие законы локрийцам, а еще Теэтет, Геликаон, Аристократ и Фитий, ставшие законодателями в Регии. Все эти законодатели удостоились от сограждан почестей, подобающих богам. (173) Не так, как Гераклит, который сказал, что напишет для эфесцев законы, и постановил, чтобы граждане поголовно были повешены, – нет, они брались устанавливать законы с большой мудростью и знанием общественных дел. Нужно ли удивляться этому? Ведь они получили образование и воспитание как свободные люди. Фракиец Замолксис, который был рабом Пифагора и стал его учеником, получив свободу и вернувшись к гетам, установил для них законы, как мы говорили в начале167, и вселил мужество в сограждан, убедив их, что душа бессмертна. Еще и поныне все галлы, траллии и многие варвары внушают своим сыновьям, что душа не разрушается и сохраняется после смерти и что нужно не бояться смерти и противостоять опасностям. За то, что Замолксис научил этому гетов и дал им законы, он считается у них величайшим богом. (174) Далее, Пифагор считал, что власть богов более всего полезна для установления справедливости, и на этой власти он построил государственность, законы, справедливость, правосудие. Не лишним будет рассказать и о том, как он определял каждое из этих понятий. Думать о божестве, что оно существует и что его отношение к человеческому роду таково, что оно взирает на людей и не оставляет их в небрежении, – это представление, усвоенное от Пифагора, пифагорейцы считали полезным. Ведь мы нуждаемся в таком руководстве, которому не всякий осмелится противиться. Такова власть, происходящая от божества, если божество достойно власти над миром. Пифагорейцы были правы, когда говорили, что живое существо по природе дерзко и непредсказуемо в своих порывах, влечениях и остальных страстях. Значит, оно нуждается в чьем-либо превосходстве и такой угрозе, от которых исходят благоразумие и порядок. (175) Они считали, что никто не должен забывать о благочестии и служении божеству, сознавая неоднородность своей природы, и каждый всегда должен помнить о том, что божество взирает на людей и наблюдает за их поведением. После богов и демонов наибольшее значение они придавали родителям и закону и готовили себя не к притворному, а к сознательному послушанию им.168 Вообще они считали, что нужно признать, что нет большего зла, чем анархия, ибо человек по природе не способен выжить, если над ним нет руководителя. (176) Эти мужи считали правильным сохранять верность отеческим нравам и обычаям, даже если они были в чем-то хуже других. Никоим образом не может быть полезным или спасительным, если с легкостью отвергнуть существующие законы ради собственных нововведений. Пифагор также во многих других поступках проявил благочестие в отношении богов, доказывая согласие своей жизни со своими словами. Стоит упомянуть об одном деянии, которое поможет объяснить все остальные. (177) Я расскажу о том, что сказал и сделал Пифагор, когда посольство прибыло из Сибариса в Кротон, чтобы потребовать выдачи беглых рабов. Близкие ученики Пифагора были убиты участниками посольства (один был убийца, а другой – сын одного из участников мятежа, позже умершего от болезни). Поскольку сограждане (кротонцы) все еще раздумывали, как поступить, то Пифагор сказал ученикам, что он не хотел бы, чтобы у него были большие разногласия с кротонцами, и как он не одобряет принесение в жертву животных, то так же он считает, что эти люди не имеют права отрывать умоляющих о защите от алтарей. Когда же послы из Сибариса подошли к нему и стали упрекать его, Пифагор сказал убийце, который и выражал это недовольство, что он не будет прорицать ему.169 Поэтому его обвиняли в том, что он утверждал, будто он – Аполлон. Точно так же и раньше, когда кто-то хотел знать и спросил, почему это так происходит, он ответил вопросом: «Подобает ли Аполлону, когда он дает оракул, объяснять его?» (178) Другой участник посольства, высмеивая, как ему казалось, рассуждения, в которых Пифагор доказывал возвращение душ, сказал, что даст ему письмо отцу, когда Пифагор соберется отправиться в подземное царство, и попросил его взять ответное письмо, когда тот будет возвращаться от отца. Пифагор сказал ему, что не собирается отправляться в места для нечестивых, где, как он ясно знал, наказывали убийц. Когда послы стали бранить его, он пошел в сопровождении многих людей к морю и совершил омовение. Тогда один из членов совета сказал кротонцам, раскритиковав послов во всех прочих отношениях, что они к тому же потеряли рассудок, оскорбляя Пифагора, о котором ни одно живое существо не осмелилось бы сказать ничего плохого, даже если бы все живые существа говорили на том же языке, что и люди, как это было вначале согласно мифам. (179) Пифагор нашел и другой способ отвращать людей от несправедливости – посредством веры в суд над душами. Он знал, что то, что об этом говорят, происходит в действительности и что напоминать о нем полезно для страха перед несправедливостью. Он заявлял, что гораздо лучше претерпеть несправедливость, чем убить человека (ибо суд совершается в Аиде), если подумать о душе, ее сущности и первой природе существующих вещей.170 Желая показать, что в неравных, непропорциональных и неопределенных вещах справедливость определенна, равна и пропорциональна, и желая дать наставление, как ее следует соблюдать, Пифагор сказал, что справедливость подобна той единственной геометрической фигуре, которая обладает бесчисленными вариантами комбинаций фигур, различно расположенных друг относительно друга, с одним и тем же значением квадратного корня171. (180) Поскольку справедливость присутствует и в общении с другим человеком, то пифагорейцы, как говорят, передавали такой способ наставления в справедливости. В общении одно уместно, а другое неуместно, и это различие определяется возрастом, достоинством, степенью родства, обязательствами и другими различиями, которые бывают между людьми. Ибо есть род общения, который не кажется неуместным между молодыми людьми, но недопустим по отношению к старшему. В отношении младшего к старшему неуместны гнев, угрозы и дерзость, и младшему при общении со старшим следует остерегаться всякого неуместного поведения такого рода. То же самое можно сказать и о достоинстве. (181) С человеком, достигшим добронравием истинного достоинства, не является приличной или уместной фамильярность или что-либо другое, о чем только что шла речь. Подобные предписания касались также общения с родителями и благодетелями. Выбор подходящего времени сложен и разнообразен. Ведь одни сердятся и гневаются вовремя, а другие – не вовремя, и так же из тех, кто стремится к чему-либо или желает чего бы то ни было, одним выпадает удачный момент, а другим – неудачный172. То же можно сказать обо всех прочих страстях, поступках, настроениях, отношениях, встречах. (182) Сама же уместность в некоторой степени может быть объектом наставления и ожидания и допускает систематическое изложение, но если говорить прямо и в целом, то ничто из этого к ней не относится. Согласуются с природой уместного и близко сопутствуют ей понятия срока, подобающего, соответствия и всего, что еще можно найти однородного с ними. Пифагорейцы утверждали, что первооснова – один из самых почитаемых принципов во всех вещах, будь то наука, или практика, или род, а также домашнее хозяйство, государство, армия или любые подобные им организации. Но природа перво– основы во всех названных понятиях с трудом поддается рассмотрению и оценке. В науках только незаурядный ум способен, глядя на части работы, понять их начало и составить о нем суждение. (183) Имеет большое значение и важно для всей работы в целом правильно постичь начало, ибо ничего, говоря прямо, не возникнет из этого разумного, если истинное начало останется непознанным. То же самое касается и начала в другом смысле. Никогда не будет порядка ни в доме, ни в государстве, если они не признают добровольно начальство истинного повелителя и руководящую власть и господство. Власть возникает при желании обеих сторон, равно правителя и подчиненного. Также они говорили, что обучение осуществляется правильно при добровольном желании обеих сторон, учителя и ученика Если один из них будет когда-либо противодействовать, намеченное дело не может быть выполнено надлежащим образом. Итак, Пифагор считал правильным повиновение властителям и послушание учителям. Он убедительно подтвердил это своими делами следующим образом. (184) Он приехал из Италии на Делос к Ферекиду Сиросскому, который был его учителем, когда тот заболел так называемой вшивой болезнью, чтобы ухаживать за ним и похоронить его. Он оставался при нем вплоть до его кончины и исполнил религиозные обряды в честь покойного наставника. Вот как ревностно он заботился о своем учителе.