Читаем без скачивания О Пифагоровой жизни - Ямвлих Халкидский

Глава XXVI

Однажды он пребывал в напряженном размышлении над проблемой, можно ли придумать для слуха какой-нибудь вспомогательный инструмент, надежный и не вводящий в заблуждение, каким для глаза является циркуль, отвес и, разумеется, диоптры, а для осязания – весы и изобретение мер. По счастливой случайности проходя мимо кузницы, Пифагор услышал, как на наковальне ковали железо и одновременные удары молотов издавали очень гармоничные звуки, кроме одного сочетания. Он различил в них октаву и созвучия, построенные на квинте и кварте, а интервал между квартой и квинтой он видел как не образующий гармонии сам по себе, но заполняющий расстояние между ними. (116) Радуясь, как будто он получил эту идею от богов, он вбежал в кузницу и методом проб выяснил, что звучание зависит от тяжести молота, а не от силы удара, формы молота или изменения положения железа, которое ковали. Узнав точный вес молотов и установив, что их наклон при ударе одинаков, он удалился к себе домой. На один колышек, вбитый между углами стен (чтобы не внести в эксперимент никаких различных данных и чтобы вообще не было разницы между колышками), он повесил четыре струны из одного и того же материала, сплетенные из равного числа нитей, с одинаковой толщиной и одинаково скрученные. Он подвесил к ним разные грузы и сохранил равную их длину. (117) Затем, ударяя поочередно по паре струн, он нашел созвучия, о которых говорилось выше, в разных сочетаниях струн. Он установил, что струна, к которой прикреплен самый большой груз, и струна, к которой прикреплен наименьший груз, образуют октаву. Так как к первой было подвешено 12 гирек, а ко второй – шесть, то он открыл, что октаве свойственно отношение 2:1, что подтверждало и весовое соотношение гирек. С другой стороны, он открыл, что между струной с самым большим весом и ближайшей к самой легкой, имевшей восемь гирек, был интервал в квинту и, следовательно, полуторное отношение, и в полуторном отношении находились и подвешенные к ним грузы104. Между струной с самым большим весом и следующей, которая была с большим грузом, чем другие, – к которой были подвешены девять гирек, – был интервал в кварту соответственно подвешенным грузам105. Он выяснил, что эта струна (с девятью грузами) находится в отношении 3:4 к струне с самым большим грузом и что одновременно эта струна находится в полуторном отношении к струне с наименьшим весом, (118) поскольку девять именно так относится к шести106. Равным образом струна, следующая за струной с наименьшим весом, к которой было прикреплено восемь гирек, образовывала со струной, имевшей шесть гирек, отношение 4:3, а со струной, которая имела 12 гирек, находилась в полуторном отношении. Следовательно, интервал между квинтой и квартой, на который квинта превосходит кварту, был установлен в отношении 9:8107. Звукоряд в октаве раскрывался двояко, либо с сочетанием квинты с квартой, как трехчленная пропорция 12:8:6108, либо, в обратном порядке, с сочетанием кварты с квинтой, как трехчленная пропорция 12:9:6109.

Набив руку и изощрив слух на опытах с весами и открыв их пропорции, он искусно перенес общее крепление струн с вбитого на углу стены колышка на подставку под струны в лире, которую он назвал орудием натяжения струн, а натяжение струн в повороте колков в верхней части инструмента было аналогично подвешенным грузам. (119) Благодаря этому эксперименту, словно с помощью точного инструмента, он распространил наконец свой опыт на различные инструменты: цимбалы, флейты, свирели, монохорды, тригон110 и подобные им и нашел, что во всех них арифметическое отношение было одинаково гармоничным.

Он назвал звук, соответствующий числу 6, гипатой111, звук, соответствующий числу 8 и находящийся в отношении 4:3 к гипате, – месой112, звук, следующий за месой, выражающийся числом 9 и звучащий тоном выше, чем меса, и находящийся к ней в отношении 9:8, – парамесой113, а звук, соответствующий числу 12, – нэтой114. Заполнив интервалы соответственно диатоническому роду пропорциональными звуками, он подчинил таким образом октахорд115 числовой гармонии, существующей в отношениях 2:1, 3:2, 4:3 и отличном от них отношении 9:8. (120) Таким образом он обнаружил в диатоническом роде необходимую и естественную прогрессию тонов от самого низкого звука к самому высокому. Начав с диатонического рода, он описал хроматический и энгармонический род, о чем мы расскажем, когда речь пойдет специально о музыке. Диатонический же род являет следующие ступени и такое естественное движение: полутон, тон, затем еще тон, и это есть кварта, соединение двух тонов и так называемого полутона. Затем, с прибавлением другого тона, вставленного в середину, образуется квинта, соединение трех тонов и полутона. Затем следуют полутон, тон и еще тон – другая кварта, то есть еще одно отношение 4:3. Поэтому в более древнем гептахорде116 каждый четвертый звук, начиная с самого низкого звука, образовывал созвучие кварты во всем звукоряде, причем полутон занимал поочередно первое, среднее и третье места тетрахорда. В пифагорейском октахорде, (121) представлял ли он сочетание тетрахорда с пентахордом или два несовпадающих тетрахорда, отделенные друг от друга целым тоном, мелодическое движение начиналось от самого низкого звука, так что каждый пятый звук образовывал созвучие квинты, а полутон здесь последовательно занимал четыре места: первое, второе, третье и четвертое. Вот так, рассказывают, открыл он искусство музыки и, изложив систематически, передал его ученикам для всех самых прекрасных целей.

Глава XXVII

(122) Восхваляют также многое из того, что сделали в общественной жизни его ближайшие ученики. Говорят, что, когда у жителей Кротона появилось желание совершать пышные выносы и погребения, один пифагореец сказал народу, что он слышал рассуждение Пифагора о богах: Пифагор якобы говорил, что Олимпийские боги обращают внимание на образ мыслей жертвующих, а не на количество жертв, подземные же боги, напротив, из-за того, что им досталась худшая доля, радуются битью в грудь и рыданиям и, более того, постоянным возлияниям и приношениям на могилу и заупокойным жертвам, совершаемым с большой расточительностью. (123) Поэтому Аида из-за его предпочтения к такого рода подношениям называют Плутоном117, и тем, кто скромно воздает ему честь, он позволяет подолгу оставаться в верхнем мире, а кого-нибудь из тех, кто проявляет расточительность в горе, он всегда сводит под землю, чтобы получить приношения на могилу. Этим наставлением Пифагор внушил слушателям убеждение, что они будут благополучны, если в невзгодах будут проявлять умеренность, а проявляя расточительность, все погибнут раньше положенного срока. (124) Другой пифагореец взял на себя роль третейского судьи в деле, где не было свидетелей. Каждого из ведущих тяжбу он по отдельности подвел к какому-то надгробному памятнику и, остановившись, сказал, что лежащий здесь был в высшей степени достойным человеком. Когда один из тяжущихся восхвалил умершего за многие добрые дела, а другой лишь спросил: «И что он от этого получил?», пифагореец стал с подозрением относиться ко второму и не без основания взял сторону того, кто похвалил добронравие умершего. Еще один пифагореец взял на себя важное судебное разбирательство. Убедив одного из тяжущихся уплатить четыре таланта, другого – получить два, он вынес решение относительно трех талантов и, как представляется, дал каждому по таланту.118 Однажды два человека со злым умыслом оставили у женщины с рынка плащ, договорившись с ней, что она отдаст его, только когда они явятся за ним вместе. Затем они так обманули ее: вскоре один из них взял то, что они оставили вместе, сказав, что другой разрешил ему это сделать, второй же, который не пришел, донес на нее и рассказал должностным лицам о первоначальном договоре. Один пифагореец, взявшийся рассудить это дело, сказал, что женщина выполнит договор, если они явятся вместе.119 (125) Еще два человека, как казалось, были очень дружны, но потом стали взаимно подозрительны, ничего не говоря друг другу, потому что кто-то, заискивая, сказал одному из них, что другой соблазнил его жену. Один пифагореец случайно зашел в кузницу тогда, когда считавший себя обесчещенным показывал острый нож кузнецу, выражая ему недовольство за то, что он его недостаточно наточил. Догадавшись, что этот нож заготовлен против того, кого оклеветали, пифагореец сказал: «Нож у тебя острее всего чего угодно, но только не клеветы». Этими словами пифагореец заставил его переменить решение, и он не совершил необдуманно ошибки в отношении друга, которого уже пригласил к себе домой. (126) Когда один посетитель в храме Асклепия уронил пояс с золотом и сетовал, потому что закон запрещал поднимать упавшее в храме, то другой пифагореец велел вынуть золото, которое не падало на землю, пояс же оставить, так как он лежал на земле. А вот что произошло, как говорят, в Кротоне, хотя неосведомленные люди относят это происшествие к другим местам: когда во время представления над театром пролетали журавли, один зритель, вернувшийся из плавания, сказал соседу: «Видишь свидетелей?» Один пифагореец, услышав это, отвел их на заседание Совета Тысячи120, предположив (что и было установлено в результате допроса их рабов), что они утопили в море каких-то людей, свидетелями чего были журавли, пролетавшие над кораблем. Еще пример: два человека, недавно примкнувшие к Пифагору, по-видимому, поссорились. Младший, подойдя к старшему, предложил примириться, говоря, что не нужно брать судьей третьего, но они сами способны забыть о гневе. Тот сказал ему, что он в других отношениях совершенно удовлетворен, но стыдится того, что, будучи старшим, не подошел для примирения первым.121 (127) Он рассказал ему это, а также истории о Финтии и Дамоне, о Платоне и Архите, о Клинии и Проре122. Кроме того, об Эвбуле из Мессины в самом деле рассказывают, что он, плывя домой, попал в плен к этрускам и был увезен в Этрурию. Этруск Навсифой, будучи пифагорейцем, узнал, что Эвбул – ученик Пифагора, поэтому он похитил его у пиратов и в полной безопасности вернул его в Мессину. (128) Когда карфагеняне собирались отправить на пустынный остров больше пяти тысяч пленников, карфагенянин Мильтиад увидел среди них аргивянина Посида (оба были пифагорейцами). Он подошел к нему, и, не раскрывая ему того, что готовилось, убедил его как можно скорее бежать к себе домой, посадил его на плывший мимо корабль, дал припасы на дорогу и спас таким образом человека от опасности. В общем, если бы кто-нибудь стал излагать все случаи общения пифагорейцев друг с другом, то он превзошел бы объем и должную меру этой книги.