Читаем без скачивания Парень встретил парня - Дэвид Левитан

Мы говорим о школе и о ребятах из нашего города. Я говорю ему о своем брате, он мне – о своей сестре. Через какое-то время у нас кончаются силы вращать педали и углы пересечения пруда. Мы оставляем педали в покое и качаемся на воде. Мы вытягиваем ноги, разваливаемся на сиденьях. Я кладу руку на плечи Ною, Ной кладет руку на плечи мне. Мы закрываем глаза и подставляем лица солнцу. Я разлепляю веки, всматриваюсь в изгиб его подбородка, в его гладкие щеки, в его растрепанные волосы. Вот на него падает моя тень: я тянусь к нему и целую разок, но долго-долго.

Наше начало мы объявляем еще и так.

Потом солнце начинает садиться, и мы возвращаемся к закрытию проката. Мы добираемся до станции, и ее владелец кивает в знак одобрения того, что «Аделин» благополучно вернулась домой.

Когда мы возвращаемся обратно через парк, нам встречаются другие люди, в основном местные завсегдатаи. Старый Дрэг-квин сидит на своей скамье, ностальгируя по Бродвею двадцатых годов. За две скамьи от него Молодой Панк в голос кричит о Сиде, Нэнси[29] и зарождении бунта. Без заинтересованных слушателей Старый Дрэг-квин и Молодой Панк остаются редко, но, когда толпа расходится, они садятся рядом и делятся воспоминаниями о случившемся задолго до их рождения.

Я объясняю все это Ною и с восторгом наблюдаю, как у него в глазах отражается изумление. Экскурсия по городу продолжается, и Ною все в новинку: кафе «Отмороженное», где крутят фильмы ужасов, пока посетители ждут свои вафельные стаканчики с двумя шариками мороженого; игровая площадка начальной школы, где я делился всеми своими секретами с гимнастическим снарядом «джунгли»; алтарь Pink Floyd на заднем дворе местной цирюльни. Многие любят повторять, что живут на задворках вселенной: мол, где-то (в другом городе, в другой стране) им будет лучше. Но в моменты вроде этого я чувствую, что живу в самом центре вселенной. Мы нарезаем круги возле жилого комплекса Ноя, заходим на территорию, нарезаем круги вокруг его дома. Ему нужно вернуться к определенному времени, и я не уверен, зовет он меня в гости или нет.

– Родители оба будут дома, – объясняет свою нерешительность Ной.

– Меня это не пугает, – отзываюсь я.

Ной продолжает сомневаться.

– Они не похожи на твоих родителей, – предупреждает он.

– Так это же здорово!

– Не думаю.

Внезапно я представляю себе родителей Тони, которые свято верят, что мы с Джони – парочка, и лишь поэтому отпускают сына с нами. Еще они верят, что Тони управляется кнопками: нажмешь на нужную – отключишь сыну тягу к мальчикам и вернешь его на путь праведный.

– Они знают, что ты гей? – спрашиваю я Ноя.

– Им по барабану. А вот в других отношениях… В общем, приоритеты у них странноватые.

Круги мы больше не нарезаем, остановившись перед его домом.

– Да какого черта?! – восклицает Ной. Мы переступаем порог, и он кричит: – Я дома!

Из дальней комнаты доносится голос Клодии:

– И кого это волнует?

Мы направляемся на кухню за фруктовым льдом, и я не могу не заметить три кредитки, лежащие на разделочном столе.

– Мам, пап, я дома!

Клодия заплывает в прихожую.

– Ты дома, а они нет. Но привет тебе передают. Нам разрешено заказать любую еду. Главное – пользоваться «Юнайтед-кард». Оплаты с нее им нужнее, чем с «Континентала».

– Куда они пошли? – уточняет Ной.

– В ресторан на праздничный ужин. Маму наконец приняли в клуб «Коммандер». Теперь она имеет право на посещение лаунж-зон клуба во всех крупных аэропортах, что включает бесплатный кофе и бесплатный интернет.

Пока Ной обдумывает услышанное, Клодия отнимает у него фруктовый лед и возвращается в свою далекую комнату. Звук ее шагов стихает, потом начинает орать телевизор.

– Боюсь, никуда уйти не получится, – сетует Ной.

– Разве Клодия недостаточно взрослая, чтобы остаться дома одной? – спрашиваю я.

– Я беспокоюсь не о том, что она одна. Я беспокоюсь о том, что она одинока.

За свой вопрос становится стыдно: мне в голову не пришло бы беспокоиться о том, что Джею одиноко.

Ной ведет мня в телегостиную: там на лаймово-зеленом диване устроилась Клодия – совсем как детсадовка в крепости из подушек. В распоряжении у нее все современные удобства: пульт от телевизора, универсальный пульт климат-контроля, снеки, полупрочтенный журнал. Вид у Клодии несчастный вопреки стараниям скрыть, что она несчастна.

– Че надо? – осведомляется Клодия с обычной неприязнью.

– Просто хочу спланировать сегодняшний вечер. Нет желания куда-нибудь пойти?

– Я похожа на человека, у которого есть такое желание?

– Тогда как насчет пиццы и кино напрокат?

– Это можно.

– Ты уверена?

– Сказала же, можно. Че еще тебе от меня надо?

Если бы моя сестра так разговаривала, я выдал бы что-то в духе «Мне надо, чтобы ты не сидела с постной рожей». Ной явно добрее или как минимум терпеливее меня, потому что реагирует спокойно.

– Жди пиццу и кино напрокат! – бодро обещает он. – Мы скоро вернемся!

Вместо ответа Клодия увеличивает громкость телевизора.

– Тихо смываемся, – говорит мне Ной. Мы бежим обратно на кухню.

– Клодия всегда такая? – не могу не спросить я.

– Нет, не всегда. Думаю, сейчас она злится на родителей. Еще думаю, она хочет поразить тебя.

– Поразить меня?

– Ну… Может, «поразить» – слово неудачное. Думаю, она не упустила тот факт, что… что ты мне нравишься.

– А что ты мне тоже нравишься, она не упустила? – интересуюсь я, пододвигаюсь ближе, пальцами глажу его рубашку.

– Стопроцентно нет.

– Тогда должен отметить, что сестра у тебя очень наблюдательная.

Теперь мы так близко, что можем шептаться.

– Прекратите! – орет Клодия из телегостиной.

Мы с Ноем заливаемся хохотом, чем, вне сомнения, бесим ее пуще прежнего. Телевизор затих в ожидании наших дальнейших действий.

Мы берем кредитки и отправляемся в город.

Пожалуйста, перемотайте кассету на начало, прежде чем возвращать

Мы с Ноем разбегаемся – он за пиццей, я за кино. Наверное, это оптимальный вариант, ведь я собираюсь в «Видеораму Спиффа», а там не жалуют новеньких. Многие из нас не расстаются с видаками как раз из-за Спиффа: он помешан на кассетах примерно как диджеи – на виниле. Дивидишками и другими технологическими новинками он заниматься отказывается.

Кассеты у Спиффа разложены по законам его собственной логики. «Американский пирог» попал в «Боевики/Приключения», «Форрест Гамп» загремел в «Порнографию» вместе с другой вдохновляющей классикой. Спифф никогда не скажет ни где лежит та или иная кассета, ни даже есть ли она в наличии. Либо сам разыщешь, либо уйдешь с пустыми руками. Интересуют Спиффа не посетители, а только кино – наверное, поэтому мы раз за разом возвращаемся к нему в видеораму.

Ной