Читаем без скачивания Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены) - Наталья Решетовская

Вы пишете, что "потрясены фактами, изложенными в статье". А факты там есть? Там - туман, недоговоренности и искажения.

Если Вы это письмо получите, прочтете и захотите знать факты напишите мне, тогда я пришлю Вам соответствующие материалы: мое письмо IV съезду писателей, изложение заседания секретариата СП 22.09.67 и другую с ними переписку.

Вспомните, друзья, как тяжело было узнавать в 1956 году: "а мы не подозревали", "а мы ничего не знали". Не надо повторять это вновь.

Мой дружеский привет всему коллективу школы и всем бывшим моим ученикам, кто еще живет в Кок-Тереке!"1.

Увы, ответа на это письмо не было.

1 Солженицын А. - бывшим коллегам по кок-терекской школе, ноябрь 1968 года.

Совсем обезнадежившие после статьи в "Литературной газете" увидеть изданный типографски "Раковый корпус", почитатели Солженицына с тем большим усердием перепечатывают его на пишущих машинках. Читатели самиздата нет-нет да и присылали Александру Исаевичу благодарные письма.

"Человек, который мог так написать о любви, о Веге, должен жить долго, чтобы все, что он таит в себе, стало бы достоянием человечества... Живу, воспринимаю жизнь с тех пор, как прочитаны мной Ваши вещи (все, что было возможно), с упорством и верой в то, что есть на свете много прекрасного, важно только, чтобы это кто-то открыл. А Вы мне открыли так много, что это дает силы и желание жить для того, чтобы еще и еще раз читать то, что будет Вами написано... Извините, получилось витиевато - это только от неловкости, никогда не писала писем писателям, и особенно трудно, когда пишешь тому, кого считаешь великим"1.

"Ваши вещи помогают мне жить.

Не знаю, откуда это у Вас, верно от Бога, этот талант совести, эта простота, эта сила и смелость, эта правдивость до боли и все же, несмотря на боль, всегда светло и человечно"2.

Сетовать по поводу несбывшегося - пустое дело. Но в данном случае невозможно не сетовать. Вспомним, сколько писем получал Александр Исаевич после выхода "Ивана Денисовича", после выхода "Двух рассказов". Что бы было, выйди у нас "Раковый корпус"! Скольким бы еще людям выход "Ракового корпуса" помог бы жить!..

Казалось бы, после статьи "Идейная борьба. Ответственность писателя" уже ни у кого не было надежды, что "Раковый корпус" будет напечатан в Советском Союзе. Но у одного человека она все же оставалась. Этим человеком был Твардовский.

Кончается июнь, а 5-й номер (то есть майский) "Нового мира" все еще заморожен. Все труднее становится преодолеть сопротивление Главлита. Твардовский звонит в ЦК, просит аудиенции у Брежнева. Через несколько дней Л. И. Брежнев звонит в "Новый мир" и говорит с Твардовским. Он согласен, что им надо повидаться, поговорить о литературе. Но день встречи не назначается. Александр Трифонович терпеливо ждет следующего звонка из ЦК: регулярно приходит в редакцию, курит и ждет... Он собрал все материалы, относящиеся к вопросу напечатания в "Новом мире" "Ракового корпуса", и думает убедить Брежнева, что надо у нас печатать. Но звонка из ЦК все нет. Летом там были заняты международными проблемами, особенно в связи с Чехословакией. И все же Твардовский еще долго не будет терять надежды. Лишь в самом конце 68-го, поздравляя нас с Новым годом, Александр Трифонович напишет: "У меня новостей никаких, вернее сказать, становится все более ясным, что мое напоминание не получит отзвука"3.

1 Журавлев Т., осень 1968 года, Ленинград.

2 Кузнецов С., 09.07.68.

3 Твардовский А., 24.12.68.

Глава IV

ПИШЕТСЯ "КРУГ-96"

Тем временем творческая жизнь моего мужа шла своим чередом, не прерываясь ни от каких внешних сотрясений.

В то лето 1968 года Александр Исаевич почти безвыездно жил на нашей дачке. Никаких автопутешествий. Не до того! Я же, из-за печатания "Архипелага" рано использовав очередной отпуск, самое лучшее время - июль, август, начало сентября - разрывалась между Рязанью и Борзовкой, хотя душой все время была на нашем участке.

Все лето работает Александр Исаевич над новой редакцией "Круга первого". Он принялся за нее 5 июня - за три дня до того, как в Цюрихе этот роман вышел на русском языке. В той же редакции он скоро выйдет на иностранных языках. И вот в то самое время, когда по всему западному миру готовится к изданию одна редакция романа, Солженицын принимается за другую! Новая редакция будет содержать не 87 глав, а 96, а потому Александр Исаевич дает рабочие названия этим двум редакциям романа. Соответственно: "Круг-87" и "Круг-96". Причем "Круг-87" он теперь склонен называть "киндер-вариантом" романа. Но дело не только в том, что роман дополнится несколькими новыми главами. Александр Исаевич снова вернет истинный звонок Иннокентия Володина, как это было в первоначальной редакции "Круга". Вместо звонка на частную квартиру - звонок в америка-нское посольство! Вместо предостережения против посылки за границу лекарства - предупрежде-ние о передаче секрета атомной бомбы советским представителям на квартире Розенберг в США! Да и вообще поработает еще над романом.

В моем дневнике, когда я на даче, нет-нет да и мелькают пунктирные записи, отражающие работу моего мужа над "Кругом-96" и его отношение к "Кругу-87".

"5 и ю н я. С. садится за переработку "Шарашки". Говорит: "Мне не нравится, как я писал роман". Перед ним 2 варианта романа - из них должен родиться окончательный вариант. С. печатает 1 главу.

6 июня. С. говорит, что расстроен, что в таком виде его роман пойдет по свету ("по-юношески написан!").

22 и ю н я. С. работает сейчас над "сталинскими" главами - попробовал сразу печатать и отказался - начал заново писать.

23 и ю н я. С. закончил сегодня первую "сталинскую" главу.

24 и ю н я. С. пишет "Этюд о великой жизни". На этот раз без иронии, совсем иначе.

26 и ю л я. С. работает над новой главой: Иннокентий и Клара гуляют в наших местах. Говорит мне: "У меня все загнано в коробку, не хватает простора - он будет в этой главе".

27 и ю л я. С. после завтрака устроил велосипедную прогулку по тем местам, где гуляют Иннокентий с Кларой: деревня, церковь, кладбище, простор полей.

19 а в г у с т а. С. после поездки в Москву никак не настроится. Он пишет новую главу - Иннокентий у дяди в Калинине. Нервничает.

21 а в г у с т а. С. очень горюет, что затянулась работа над романом.

24 августа. С. кончил главу 61 (Иннокентий у дяди). Еще ему предстоит сложность в связи с переделкой прокурорских глав. Потом будет легче.

27 а в г у с т а. С. с воодушевлением заново пересоздает спор Сологдина с Рубиным. Горит! Новые находки! Образ Сологдина развивается, хоть он этого и не планировал! Говорит, что с наслаждением работает над романом. Ощущение, будто создает архитектурное сооружение - показывает руками ступеньки вверх!

30 а в г у с т а. С. пишет продолжение спора Сологдина с Рубиным".

По мере того как роман писался, он постепенно перепечатывался. Для меня, разрывавшейся между дачей и Рязанью, приемными экзаменами в институте и хозяйничаньем в Борзовке, труд этот был непосилен. И вот как-то Александр Исаевич сказал, что нашлась еще одна добровольная помощница, которая будет печатать. Но кто - уточнять не стал.

- Не надо тебе брать лишнего на душу! - сказал он. - Пусть она будет полностью законспирирована.

Считаясь с его сверхосторожностью, я не настаивала. Вскоре он поделился со мной, что новая помощница начала ему печатать, но что пока качество печати не очень хорошее. Однако через некоторое время сказал, что, кажется, дело пошло неплохо. Тем лучше!..

...Пока Александр Исаевич пишет "Круг-96", а тайная помощница, чаще получая через посредников, его перепечатывает, "Круг-87" продолжает, как и "Раковый корпус", но в меньшей степени, понемногу читаться у нас в стране.

"Глубокоуважаемый Александр Исаевич!

Прочла Ваш "Круг первый" и захотела выразить Вам чувство колоссальной благодарности и признательности. После чтения остаешься в слезах и в радости одновременно, вернее, в состоянии огромного душевного подъема. И неустанной бешеной работы мысли... (...) Вы показали, что свобода воли остается у человека, в какие бы условия он ни попал. Яркие острые моменты героизма, выбора человека между предательством и смертью часто попадают на наши страницы, особенно в произведениях о фашизме и его зверствах. Но здесь в сущности у людей как будто отнято все, даже право на героизм. Мелкие будни тюрьмы, а между тем "несравненное право самому выбирать свою смерть" осталось у этих людей. И без пафоса они делают этот выбор. И ничто не в состоянии им помешать. Прекрасен финал - этот свежий ветер, ветер ужаса, может быть, гибели, но все же это моральное освобождение, конец сытой подлости и полуподлости. И заключительные строчки о машинах, может быть, даже снижают, как-то сбивают мелким сарказмом этот возвышенный гимн человеческому духу"1.

"Уважаемый Александр Исаевич!

Я прочитал "В круге первом". Единственное впечатление, в котором горечь осталась непретворенною, окончательной, - это бессилие перед тем, что книга такого общественного и духовного горения не может дойти до широкого читателя. Потому что остальные впечатления (по существу), как бы ни были они страшны, находят пути для просветления к самой повести. Правда, это некоторое время спустя после прочтения. А первый и первые ответы души это состояние, непрекращающегося набата, при котором и думать нельзя"2.