Читаем без скачивания Вид с больничной койки (сборник) - Николай Плахотный

Такой вот происходит внутри нас диалектически противоречивый процесс. В 90-х годах прошлого века были проведены широкомасштабные клинические испытания. Под наблюдением находилось более тридцати тысяч пациентов из разных стран. На них испытывалось воздействие статинов, которые обладали свойством блокирования «плохого» холестерина, вместе с тем повышали уровень содержания «хорошего». Появление названной группы препаратов явилось знаменательным событием в клинической кардиологии. Ведь ежегодное использование статинов возрастает на 16 – 20 процентов.

Лидер среди них – липримар. Он тем хорош, что, во-первых, захватывает холестерин с поверхности печеночных клеток, то есть еще до того, как он проник внутрь сосудов, не успел двинуться по кровотоку. Действие этого статина без преувеличения можно сравнить с результатами операции на сосудах вблизи сердца.

– Отечественная медицина имеет к этому лекарству какое-то отношение?

– Прямое – нет, косвенное – да… Слава богу, у наших ученых головы пока на плечах. В сфере фундаментальных исследований, то бишь в теоретическом плане, наши кардиологи даже опережают американских, шведских и французских коллег. При моем патриотизме должен, однако, признать – мы уступаем в части клинической практики, ибо являемся потребителями иностранной аппаратуры, чужих технологий.

Помню, был курьезный случай. В Кардиоцентр по «скорой» попал руководитель одного известного московского «ящика». Наши врачи сделали все, что могли, поставили тяжелобольного на ноги. В порыве чувств сей товарищ при прощании изрек: «Чем могу быть вам полезен?» У меня с языка сорвалось: «В диагностическом центре нам нужно заменить старый томограф… Новый купить не за что».

Через пару дней в институт явился головастый электронщик. Покопался внутри томографа и пообещал через месячишко склепать заводскую самоделку… Пришел к нам раньше срока, Кулибин имел вид потерянный. Оказалось, прибор-то он склепал, но полной гарантии безупречной работы дать не может. Для необходимой точности не хватает полгорсточки… датчиков. Эту мелочовку делают в Японии из особо чистой и однородной керамики. Причем именно эта деталька у них и запатентована. А чтобы купить ее, надо выложить в лапы фирме бешенные деньги. Дешевле обойдется купить новую вещь.

Международное сотрудничество ученой братии зачастую основано на принципах взаимного интереса. Наверное, это можно сравнить с любовью: насильно мил не будешь! В прошлом наши творческие связи между учеными социалистического и капиталистического лагеря являлись как бы продолжением политических игр – оттого и были малопродуктивными. Мы отгораживались друг от друга, перешептывались, секретничали. Порой возникали все же связи неформальные, дружеские, основанные на личных симпатиях. Надо сказать, мировая кардиология безо всяких скидок и уступок признавала бесспорный авторитет нашей хирургической школы в лице академика Валерия Ивановича Шумакова… К слову, у В.И. Шумакова уже «лежал на полке» протез левого желудочка сердца…

– Тут мы подошли вплотную к разделу об использовании в кардиологии так называемых стволовых клеток. Нынче об этом ходит множество разных слухов, есть и досужие… Приоткроем завесу профессиональной тайны, к которой, насколько я осведомлен, вы персонально тоже причастны.

– Суть вкратце такова. Первые опыты по стволовым клеткам потрясли умы медиков еще в 70-х годах прошлого века. Известны имена первооткрывателей: Иосиф Чертков и Александр Фриденштейн. Их опыты не получили в СССР развития. В конце 90-х годов стволовые клетки были, что называется, заново открыты, но уже американцами. К делу подключились биотехнологические компании США.

Казалось, вот-вот и наша медицина получит в руки конкретный материал для лечения.

– А как бы выразиться попроще, на обывательском языке?

– Эмбриональные клетки человека (полипотенты), пересаженные в иную среду, способны трансформироваться, перевоплощаться в другие клетки: мозга, нервов, легких, костей, печени, сердечной мышцы и так далее. Это в принципе дает возможность восстанавливать, реанимировать погибающие участки тканей, даже целиком отдельные органы.

– Напоминает предвидение героев романов писателя-фантаста Беляева.

– Да, это великий прорыв в глубины живой природы. Но пока что поиски пробные, сугубо научные. И на то есть свои причины.

Всякая революция – не только социальная, а и научно-техническая – должна развиваться плавно, как бывало говаривали, перманентно, дабы не кромсать жизнь, не уродовать общественное сознание (психику) народа. Говорю это как несостоявшийся историк, не утративший, однако, интереса к данной науке. Помнится, несколько лет тому назад, когда в Англии начались опыты с эмбрионом, породившие легендарную овечку Долли, на первый план выпятился вопрос отнюдь не по поводу практической целесообразности начинания, а о том, соответствует ли оно человеческой этике, нравственности и т.д. То же самое можно сказать и теперь, когда речь зашла о стволовых клетках.

– При чем здесь мораль, этика? Возможно, я что-то недопонимаю.

– Мы затронули сферу интима… Речь идет об использовании эмбриональной ткани неродившихся младенцев, когда прерывают по определенным причинам беременность… Прежде тот «материал», как известно, утилизировался. Теперь доказано, что эту ткань можно пустить в дело: например, спасти обреченного на смерть пока еще живого человека. Кто тут готов быть судьей? Чью сторону принять? Вопрос, что называется, неоднозначный.

Это этическая сторона проблемы. А есть еще и юридическая. И снова вопрос стоит ребром, значит неустойчив: готов качнуться в любую сторону. Соответственно и ответ опять неоднозначный. Исходит от юристов и звучит так: «Кто обладает правами на клетки эмбриона. Его биологические родители или ученые, стоящие за спинами хирургов в операционной». Ну и сразу ж попутный вопрос: «Кто несет ответственность в случае неблагоприятных последствий для жизни пациента?» Имеется в виду, что вместе со стволовыми клетками в организм больного могут попасть и вирусы СПИДа, и онкологические клетки, и прочая нечисть.

Вопросы отнюдь не праздные. За ними стоят строгие биоэтические нормы, общественное мнение, а также большие деньги инвесторов. Так что при всей значимости для человечества в целом исследования эмбриональных стволовых клеток (ЭСК) пока что выведены за пределы госбюджета – как дело рисковое, непредсказуемое отдано на откуп частных лиц, фирм, а также энтузиастов. Во многих странах этот эксперимент находится вообще как бы вне закона, на него наложено табу. Невольно в этой связи вспоминается запрет в СССР на сомнительные генетические опыты.

Прошлое учит: научные открытия, прорывы в неведомые сферы совершаются порой не там, где созданы для энтузиастов благоприятные условия, а там, где рискуют, работают подпольно, нарушая житейские нормы и религиозные постулаты… Но такова жизнь, которая, как известно, капризна, противоречива.

Манипуляций со стволовыми клетками независимо от человека творит по собственной программе мать-природа. Чуть ли не каждый день видим мы эти чудеса: заживают порезы и страшные раны, восстанавливаются хрящи, костная ткань, кожа и т.д. У иных рептилий целиком реанимируются утраченные части тела… Похоже, что люди движутся в нужном направлении. Вопрос заключается к одном: не ЧТО делать, а КАК? Необходимо терпеливо накапливать фактический материал совместными усилиями биологов, нейрологов, кардиологов, а также инженеров разных отраслей. Перед нами открыто широкое поле творческой деятельности. Надо лишь набраться терпения и уповать на Бога.

– Пока же вокруг нас рутина, руины! Реформа здравоохранения принесла народу мало утешительного. Постоянно дает сбой, работает исключительно на самого себя система медицинского страхования. Старое лихо и беспощадно выкорчевали, новое же оказалось не таким, каким представлялось издали.

– Почти с вами согласен. Более того, признаюсь, что, будучи депутатом Госдумы РФ и занимая должность заместителя председателя Комитета по здравоохранению, в силу неких обстоятельств оказался причастен к ныне действующей системе ОМС.

– Как же случившееся объективно оценить?

– Любое начинание можно извратить, опошлить. Начиная, как тогда говорили, эксперимент, мы ведь ничего не изобрели: воспользовались опытом медицинского страхования ряда развитых стран и перенесли на русскую почву. К сожалению, дело сделали спешно, топорно, с перекосами, впопыхах. Образно говоря, вознамерились накормить пятью хлебами миллионы голодных, страждущих, забыв о том, что мы отнюдь не боги. Да и, честно говоря, проблема была до предела политизирована. Короче, верхи стали мудрить, химичить… За основу-то взяли все-таки прежнюю систему, а к ней подстроили западную модель, как к той кобыле хвост. Получилась натуральная химера. Теперь то бюрократическое порождение совершенствуют, но ОНО цепляется за жизнь, попутно порождая новые проблемы… То ли еще будет.