Читаем без скачивания Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов - Мари-Франсуа Горон

Был организован самый тщательный надзор, что также было нелегко, так как приятель Модюи, зная, что полиция его разыскивает, принимал всевозможные предосторожности, и несколько раз подряд агенты теряли его след.

Но вот в один прекрасный вечер сыщикам удалось проследить за ним вплоть до дверей маленького уединенного домика в Биланкуре.

Когда приятель Модюи постучался, одно из окон открылось, и агенты увидели молодого человека с большой черной бородой. Судя по описаниям, они узнали в нем Модюи.

Мне было известно, что Модюи по ремеслу — резчик по дереву и в своем искусстве достиг замечательного совершенства, но должен был оставить работу, вследствие долгой и опасной болезни. Я знал также, что он все еще страдает от своего застарелого недуга. Вот почему я рассудил, что, по всей вероятности, этот человек принадлежит к тем несчастным, которые не особенно дорожат жизнью, уже подкошенной болезнью, и что есть полное основание опасаться, что он не задумается наложить на себя руки, коль скоро увидит опасность быть арестованным.

Итак, я решился сам лично заняться его арестом.

Спустя несколько дней, рано утром, я приехал в Биланкур в сопровождении одного агента и моего секретаря господина Гербена.

Дверь не была заперта, и мы вошли в маленькую кухню, где уже докрасна была раскалена чугунка, так называемая экономическая, так как она приспособлена для приготовления кушанья.

В ту же минуту по деревянной лестнице в кухню спустился с верхнего этажа молодой человек в рабочей блузе и с окладистой бородой, обрамлявшей его лицо, поразившее меня с первого взгляда своей болезненной бледностью.

— Вы господин Берсье? — спросил я.

Это было вымышленное имя, под которым Модюи жил в Биланкуре.

— Я… что вам угодно? — с замешательством ответил он.

— Я — Горон, начальник сыскной полиции, я приехал вас арестовать.

Я пропустил мимо ушей проклятие, сорвавшееся с его уст. Мое внимание было привлечено этой чугункой, топившейся в такой ранний час, хотя на ней ничего не приготовлялось. Быстро, рискуя даже обжечь себе пальцы, я открыл дверцу печки и увидел там некоторое количество гипсовых формочек, предназначавшихся для фабрикации фальшивых монет.

С увлечением охотника напавшего на неожиданный след, я весело принялся рассматривать мою находку, как вдруг шум возни и сдержанный крик заставили меня невольно обернуться.

— Патрон! — воскликнул бледный и взволнованный Бербен, показывая револьвер, который он только что вырвал из рук Модюи. — Негодяй хотел вас убить!

— Нет! — ответил Модюи, сохранивший спокойствие и самообладание. — Если я вынул револьвер из кармана, то лишь с целью лишить себя жизни!

Достоверно лишь одно: что в ту минуту, когда я наклонился, чтобы взглянуть в очаг, Модюи вынул из кармана револьвер, но Бербен с быстротой молнии обезоружил его.

Выстрел еще не последовал, и я предпочел принять версию фальшивого монетчика и в своем протоколе просто записал о попытке Модюи лишить себя жизни.

При разборе дела на суде только об этом и было упомянуто.

Впрочем, как я уже говорил выше, все время, пока состоял на службе сыскной полиции, я постоянно старался забывать угрозы и оскорбления, которым подвергался со стороны обвиняемых. Мне казалось просто бесчеловечным усугублять вину этих несчастных, которым и без того в перспективе предстояло почтенное количество лет тюремного заключения или даже каторги.

Наконец, почему бы, в самом деле, не допустить, что Мо-дюи сказал правду? Этот бедняга имел достаточно поводов желать смерти!

Он был приговорен к пятилетнему тюремному заключению, но если бы я добавил обвинение в покушении на мою жизнь, то очень возможно, что он был бы осужден подобно его товарищам, Кашино и Бриену, на пожизненную каторгу… Но от этого, право, ни я, ни общество ничего не выиграли бы.

Этот процесс был интересен лишь анархистскими рассуждениями подсудимых, а также историей одного достопримечательного побега.

Кашино в особенности много ораторствовал о естественном праве всех людей добывать себе каким бы то ни было способом удобства и радости жизни, которых они желают.

— Вот почему, — говорил он на предварительном следствии, — мои товарищи и я делали фальшивые монеты.

В то время анархистам еще позволяли прочитывать на суде их маленькие стилистические упражнения, и Кашино прочел возмутительно растянутую и запутанную речь, которой успел только нагнать зевоту на слушателей…

Бриен, принявший на себя роль комика, сыпал тяжеловесными анархистскими остротами.

— Нас судят, — говорил он, — за то, что мы делали фальшивые деньги, но если бы нас кормили даром, нам не нужно было бы заниматься этим ремеслом!

Потом он добавил:

— Мы — жертвы, черт возьми! Впрочем, такова уж здесь система. Одни жрут не переставая, а другим приходится с голову умирать.

Дело фальшивых монетчиков было очень скоро распутано, что же касается попытки бегства, то она до некоторой степени сделалась эпической.

В провинциальных тюрьмах, — за исключением больших городов, как Лион, Марсель, Лиль и пр., — все происходит по-домашнему, и можно подумать, что многие старинные места заключений выстроены исключительно для того, чтобы благоприятствовать побегу узников.

В тюрьме маленького городка Труа, где были заключены фальшивые монетчики, они беспрепятственно могли затеять побег, под осень Кашино, Масубр и Бриен начали сильно скучать, тем более что их товарищ Модюи еще не был выслан в Труа и, по всей вероятности, также скучал в Мазасе.

Правда, за отсутствием Модюи, они нашли себе приятного компаньона в лице некоего Судана, осужденного на восьмилетнюю каторгу за воровство и грабежи. Этот молодец был также не прочь вырваться на свободу.

План побега был тщательно комбинсирован. Масурб, по ремеслу слесарь, подделал ключи к внутренним дверям тюрьмы, а также изготовил крючки, с помощью которых можно было бы перебраться через наружную ограду. Другие заговорщики усердно занялись изготовлением веревок.

Но всех этих классических приготовлений к бегству было недостаточно. После размышления, они пришли к выводу, что всего лучше не лазить через ограды, а раздобыть ключи от наружных дверей.

Тогда они решили бежать в ту ночь, когда сторож, он же и тюремный привратник, будет совершать ночной обход. С этой целью они предполагали напасть на него, связать его и заткнуть ему рот, потом в связке его ключей отыскать тот, которым отпирается дверь на улицу.

Наконец, в один прекрасный вечер, когда ожидаемый сторож появился в отделении заключенных, собираясь запереть двери их коридора, на него вдруг набросились четверо узников. Кашино заткнул ему рот и накинул на лицо простыню, а остальные повалили его на землю и стали душить.

Однако сторож оказался очень сильным, он энергично отбивался, ему удалось вытащить кляп и крикнуть. Тогда Кашино еще раз попытался зажать ему