Читаем без скачивания Орда встречного ветра - Ален Дамасио

π Голгот нырнул прямо вниз по склону. Горст и Карст последовали за ним, рывком потащив нас за собой. Мы шли прямой дорогой к суициду. Я закрыл глаза. Уклон был под 70°. Тошнота подступила к горлу, как при падении. Я увидел перед собой лица отца и матери…

x Я думаю, что поведя нас таким путем, бросившись вниз по склону, Голгот принял самое экстремальное решение, что мог бы принять Трассер его уровня. То, что он не захотел оставаться на хребте, слишком заостренном и более чем незащищенном от ускорявшихся порывов ветра, это можно было понять. Но то, что он одним рывком бросился вниз, никого не предупредив, прямиком в пропасть, со всей Ордой за спиной, оставалось действием

109

высочайшего безумия, которым я, по прошествии времени, могу лишь восхищаться.

Ω Шипы на подошвах затрещали по полной, было б можно, так все б в кусты поразбежались от страха, но потом Блок рухнул на меня. Тут мяться было некогда, нужно идти в контакт с напором волны в семь, если не в восемь центнеров, в столкновение с потоком, чтобы найти нужный угол противостояния и закрепиться в волне. Нас чуть как кусок каменюки по льду не пронесло, до этого, типа, уступа, на который я целился, и мы чуть прямиком весь кратер не пересекли. Мы б, конечно, все равно затормозили, только на тыщу метров ниже. Но десять минут спустя, вклинившись друг в друга, мы еще держались на своих двоих, а шипованные опорные, с дополнительным грузом у нас за плечами, четко буравили снег по наклонной. Мы опирались на шни, как на закрытую дверь, только вот дверь эта время от времени открывалась и хлопала на сквозняке…

) Так мы и прошли два часа в упряжке. Как только ветер стихал, разворачивались в нужном направлении и шли вперед, принимая удар на бедра, ребра и плечи; а как только он снова усиливался, снова входили во фронтальный контр, опустив голову и согнув колени, с опорой на поток, подвешенные над бездной, туловище перпендикулярно склону, доверяя свои судьбы определяемому на ощупь равновесию между гравитацией и подъемной волной. Если бы этот непрерывный поток остановился, или даже просто прервался на каких-то пять секунд, падение было бы неизбежно, всем Блоком. Но так же неизбежно было и то, что иди мы в одиночку, а не в связке, каждого из нас отправило бы волной вверх на небеса. Мы задраили

108

визоры на шлемах и шли по блиццарду вслепую, снег, разлетавшийся в воздухе от извержения, сплошной волной несло нам в лицо, и все же мы шли вперед, шли вдоль этого повисшего в воздухе парапета из зернистого ветра, по косой по краю кратера, шли под струями снежной крупы, с обмороженными голенями, словно распятые ледяными гвоздями, пропитанные холодом, но ничего не чувствовали, нам помогало наше горе, с нами оставалось слишком много теплых, улыбающихся лиц, слишком долгое блуждание по миру, требовавшее отмщения, так что в глубине себя мы знали, что это извержение, верное своим потокам и надежное по консистенции, будет последним, и нужно было что-то посильнее простого ярветренного кривца, чтобы разделать нас на части живьем.

Два, четыре, шесть, восемь раз, я сбился со счета, поток достигал такого кубического объема воздуха в секунду, что нас отрывало от стенки и относило плашмя на животе, с колотящими по льду касками на десятки метров наверх, к фатальному хребту; мы царапали ледорубами по льду, словно когтями, скрежетали по гладкой поверхности, с которой сдуло весь снег. Но даже в эти моменты, даже среди этой свирепствующей стихии, я своим нутром ни разу не усомнился в том, что передо мной Горст и Карст Дубка вгоняют свои колья в каждую трещину, что вслед за ними, рядом со мной, Пьетро делла Рокка и Ороси Меликерт расплющивают железо своих ледорубов, и что за нами Кориолис и ястребник тормозят изо всех оставшихся сил неподвластный им откат назад, и что в довершение всего, у нас есть некий Голгот, девятый в своем роду, один на острие, с двумя ледорубами, вонзенными в кольчугу ледяной стены, способный проломить ударом подбородка собственный визор, чтобы впиться зубами во льды Крафлы, если вдруг почувствует воздушную тягу хребта.

107

— Так как, Ороси, что скажешь? Твоя мама была права? Мы на носу корабля?

Ороси посмотрела на меня, устало улыбнувшись. Мы стояли лицом к верховью, вулкан был у нас за спиной. Она подошла и обняла меня. Обцеловала легкими мелкими поцелуями, неспешно, впервые за все время с момента той глубоко прекрасной ночи в Бобане, перед выходом на Норску…

— Моя мама всегда права, Сов. Мы действительно на носу корабля… Мы на нем еще с тех пор, как нам исполнилось десять. Все зависит от того, каких размеров для тебя корабль…

— Но ты думаешь, мы почти дошли, самое трудное позади?

— Я ничего не думаю. Я познаю.

XVIII

ВИХРЬ

) По ту сторону вулкана нас не ждал никакой Первозданный сад, источник всех посевов на земле, как думал Степп, ни тигры, тянущие землю вперед, как представлял себе Арваль, ни бездонная пасть придуманного Ларко бога, что по его теории должен был то глубоко вздыхать, то всхрапывать, то петь или плеваться, выдыхая весь воздух нам в лицо. Мы также не услышали Голос ветра, нашептывающего нам что-то день и ночь на непонятном языке, что так часто встречался в лучших сказках Караколя и в который мы по итогу были почти готовы поверить. Не было также и бездны или открытого космоса, ни черного, ни синего, как считала Ороси, ни фиростского хрона, засасывающего в себя пространство впереди, ни бесконечной стены из сжатого воздуха, железа или огня, на который думали однажды наткнуться Каллироя с Аои. Мы не встретили ни мать Альмы, ни первого Голгота, ни веселый орхаостр Силамфра с его аккордеолами и невиданными духовыми. Мы не вышли к океану из фантазий Кориолис, где ветровые волны катятся по пляжу длиною с мир. За кратером Крафлы была земля. А за этой землей, за