Читаем без скачивания Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

амбразур. Просматривалась почти вся линия обороны: Малахов курган с башней и батареями, бастионы, редуты…. А дальше синело море. На воде, словно притаившиеся гадины, грелись на весеннем солнышке вражеские корабли.

Когда же всё это закончится? – с печалью подумал Павел.

***

Капитан Бутаков собрал после ужина офицеров в кают-компании.

– Получено задание, – объявил он. – Некий французский паровой фрегат две ночи подряд подкрадывается к бухте с потушенными огнями, даёт залп всем бортом по укреплениям и быстренько уходит. Хоть на батареях его караулят, но ответить не успевают. Нам надо пройти за боны и проучить подлеца.

«Владимир» самым малым ходом, без огней выбрался за боновые заграждения. Встал в пяти кабельтовых от Константиновской батареи. Машину застопорили, притаились. Александр дал распоряжение кочегарам: давление в котлах держать высоким. Поступил приказ: не разговаривать, не курить, не топать по палубе. Даже команды передавались через вестовых шёпотом. Орудия зарядили разрывными снарядами. Сигнальщики внимательно вглядывались в темноту, прислушивались.

Всю ночь простояли в ожидании. К утру опустился густой туман. Всё – напрасно. Бутаков уже хотел отдать распоряжение: готовиться отплыть обратно, как вдруг прибежал вестовой и шёпотом сообщил, что с бака заметили шестивесёльную шлюпку. Идёт тихо, видать, весла обмотаны тряпками. Вскоре послышался плеск волн о борт корабля. Еле уловимое шипение паровых клапанов. Бутаков дал команду: всем приготовиться! Вслед за шлюпкой в тумане, различили вторую, а за ней обрисовался нос большого корабля. Шлюпки его медленно подтаскивали на буксире. Корабль замер в двух кабельтовых от «Владимира», развернулся бортом к бухте. Это был тот самый, неуловимый паровой фрегат. Из труб поднимался дым, значит, давление в котлах держали и в любую секунду готовы были запустить машину. Послышался скрип блоков, открывающих пушечные порты.

Бутаков жестом дал команду Александру. Тот быстро скользнул через люк вниз и подал тягу на машины.

– Пали! – уже не скрываясь, громко скомандовал Бутаков.

Четыре орудия выдали в корму фрегата всю свою мощь. На вражеском корабле подумали, что они слишком близко подошли к Константиновской батарее. Тут же фрегат дал полный ход, развернулся, пытаясь уйти в море. «Владимир» погнался, продолжая громить комовой фонарь фрегата с носовых орудий. Противник ковыляя прошёл мимо десятой батареей, где его тут же угостили в борта. «Владимир» нагнал противника у Херсонесского мыса, Бутаков завёл пароход между фрегатом и берегом, приказал дать залп с обеих бортов: правым по фрегату, левым по вражеским позициям. После «Владимир» лихо развернулся и ушёл обратно.

В предрассветных сумерках, да ещё с густым туманом французы с берега, не разобрав ничего, открыли огонь по своему же кораблю. На фрегате, в свою очередь, подумали, что перед ними десятая батарея и принялись огрызаться. Перестрелка длилась недолго. Фрегат со сбитой трубой и пожаром на верхней палубе из последних сил отковылял к Камышовой бухте. На французской позиции подняли тревогу, вызывая из резервов подкрепление.

«Владимир» спокойно вернулся в бухту без потерь и повреждений.

Потеря редутов

В конце мая жара стояла невыносимая. Несмотря на то, что земля перед бастионом была вся перепахана, перерыта ядрами, зацвели дикие тюльпаны. Это удивительно! Красные, жёлтые, бардовые. Зазеленела трава. Пестрее бабочки порхали над полевым разноцветием. Природе плевать на человеческие заботы, конфликты и горести. У природы свои дела, своё течение времени.

Из подземной галереи слухач доложил: заметны работы вражеских минёров. Павел спустился в рукав. Слуховая камера находилась глубоко в нижнем глиняном слое. Здесь было влажно и душно. Павел прислушивался, но ему мешал гул орудий. Даже здесь, в толще земли, на глубине сорока футов отдавались звуки канонады.

– Наверное, минёры ещё далеко, – решил Павел. – Я доложу начальству, а ты продолжай наблюдать. Особенно ночью, когда будет тише, – приказал он солдату.

– Слушаюсь, ваше благородие, – ответил слухач.

Павел выбрался. Отправился искать Тотлебена. В штабе ему доложили, что полковник на Корниловском бастионе.

Время приближалось к полудню. Канонада гремела по всей линии. Малахов затянуло дымом. У подножья кургана Павел увидел Тотлебена, беседовавшего с адмиралом Нахимовым.

– Слышите? Громят Камчатку со всех орудий, – говорил ему Тотлебен. – В траншеях противника наблюдается движение.

– Думаете, пойдут на штурм? – тревожно спросил Нахимов.

– Обязательно пойдут.

– Сколько батальонов сейчас в редутах за Килен-балкой?

– Беда в том, что генерал Жабокрицкий приказал увести солдат с редутов, дабы не увеличивать потери. Если враг предпримет штурм, кучка солдат, что сейчас обороняет верки, не удержится. А мы не успеем прийти на помощь.

– Вы доложили Жабокрицкому о возможном штурме?

– Доложил.

– А генерал?

– Сказал, что он болен и тут же отбыл на Северную.

– Постойте, как же так? – возмутился Нахимов. – Немедленно пойдёмте к Остен-Сакену!

Тотлебен увидел Павла.

– Кречен, берите рабочих, сколько найдёте – и бегом на Камчатку. Оцените разрушения. Немедленно восстанавливайте.

Камчатка дымила и гремела, словно извергавшийся вулкан. Справа от Камчатского редута располагались шесть ложементов, в которых засели наши стрелки. В двух ложементах даже стояли небольшие горные единороги, изредка посылавшие гранаты во французские траншеи. Влево от камчатки грохотали Волынский и Селенгинский редуты, за ними пыхтела укреплённая Забалканская батарея.

Павел взял из четвёртого сапёрного батальона роту солдат и поспешил в Килен-балку. Быстро прошли по колеблющемуся мосту через Килен-бухту, взобрались по откосу. Камчатский люнет предстал перед ним в виде груды земли, перепаханной ядрами. Почти все орудия сбиты или завалены. Мерлоны срыты. Накаты над блиндажами еле держались, чтобы не обрушиться. Чудом не взорвался пороховой погреб. Убитых и раненых сносили назад к склону. Их лежало не меньше сотни, истекая кровью. Солдаты и матросы пытались откопать орудия. Отбрасывали землю руками, тесаками – всем, чем могли. Инструмент валялся весь изломанный.

– Слава Богу, поручик! – обрадовался капитан Тимирязев, командир редута, заметив сапёров с лопатами. – Вы не видели: подкрепление идёт? У меня осталось не больше сотни человек.

– Не знаю, – пожал плечами Павел. – Меня Тотлебен прислал прямо с Корниловского бастиона.

Быстро откопали несколько пушек, принялись восстанавливать насыпь. Но вражеские снаряды беспрестанно врезались в бруствер.

Вдруг над люнетом прокатилось дружное «Ура!» Павел обернулся и увидел высокую, слегка сутулую фигуру Нахимова. Он решительно поднимался по склону, шагая в полный рост. За ним десятка два матросов с ружьями. Эполеты его сверкали на солнце. Выслушав рапорт лейтенанта Фингаузена, Нахимов приказал показать ему орудия. Он осматривал пушки, здоровался с артиллеристами, давал какие-то советы. Пули, словно рой пчёл жужжали вокруг, но адмирал не замечал их.

– Полундра! – вдруг закричал сигнальщик.

Из вражеских траншей вылезали и строились в атакующие колонны зуавы. За ними следом из траншей появились императорские гвардейцы. Гвардейцев можно было отличить по высоким меховым шапкам. Капитан Тимирязев