Читаем без скачивания Подвиг Севастополя 1942. Готенланд - Виктор Костевич

Более полной информацией мы располагаем о судьбе других героев нашего повествования.

Сначала о третьей роте. Хайнц Дидье был искалечен осенью того же года во время обычных батальонных учений. Он был возвращен в родной город и в сорок четвертом, прикованный к койке, заживо сгорел в военном госпитале при налете авиации союзников.

Лейтенант Вегнер вскоре стал капитаном. Был убит при отступлении в сорок четвертом году.

Несколько раньше погиб австриец Штос. А вот Главачеку, можно сказать, повезло. Он не смог вернуться на свою малую чешскую родину, зато, осев где-то в Нижней Саксонии, возглавил там со временем территориальное отделение «Союза изгнанных».

В живых остался и Оттон Великий, то есть Отто Браун. После войны он провел несколько месяцев в плену у англичан. Возвратившись на родину, работал на предприятиях концерна «Бош». Выйдя на пенсию, стал постоянным участником стрелковых праздников, на которых встречался с бывшими фронтовиками и, вспоминая минувшее, откровенно недоумевал: почему это Гитлер напал на СССР? С поляками для Отто было ясно, им следовало настучать по голове за Позен и за Данциг, но вот зачем Адольфу понадобилась Россия? Похоже, и впрямь был дурак.

Оберштурмфюрера Листа, арестованного в Ганновере в июле сорок пятого, как представителя преступной организации предали суду и приговорили к длительному тюремному заключению. О капитан-лейтенанте N известно лишь то, что после войны он успешно сотрудничал со спецслужбами одной из оккупационных держав.

Бывший корнет Ширяев исчез в неизвестном направлении. Возможно, перебрался за океан. Некоторые из выживших узнавали его в фотопортрете филолога-слависта, преподавателя одного из провинциальных американских университетов. Фотографии украшали сборник воспоминаний. Он назывался «В едином строю. Русские патриоты в борьбе против Гитлера и Сталина» и с начала девяностых использовался русскими учеными в качестве важного источника по истории антисталинского протеста.

Его помощнику Закееву повезло меньше – схваченный в сорок четвертом под Люблином, он был повешен в Барановичах после показательного процесса над пособниками оккупантов. По словам внучатого племянника, видного деятеля национального возрождения, пал жертвой геноцида крымско-татарского народа.

Ярослав Луцак обосновался в канадском Эдмонтоне, став ведущим специалистом по истории Центрально-Восточной (Польша, Украина, Белоруссия) и просто Восточной (Московия) Европы. В месяц сочинял по меньшей мере статью, состоял в переписке с Грубером. Последнему переписка давалась нелегко, но эмоции он сдерживать умел.

Сам зондерфюрер в сорок пятом удачно сдался американцам. Пройдя курс денацификации, был принят на службу в родной университет и продолжил карьеру слависта. Успешно руководя семинаром, Грубер подготовил несколько десятков специалистов по Восточной Европе, трудившихся позднее в академической, дипломатической и военной сфере. Сохранив, несмотря на преклонный возраст, ясный ум и крепкое здоровье, бывший зондерфюрер в начале девяностых был приглашен в качестве консультанта в один международный фонд – и грамотным распределением исследовательских и издательских грантов оказал существенную помощь в перестройке гуманитарного знания сразу в нескольких новых государствах. Неоднократно наезжал в Киев, Львов, Ивано-Франковск для участия в научных и практических конференциях. Однажды, выступив с докладом в Днепропетровске, профессор Грубер с группой немецких туристов посетил Крым, где с интересом осмотрел места боев за Севастополь.

Флавио Росси оказался любимцем фортуны. В ноябре сорок второго, когда советские войска прорвали фронт и десятки тысяч итальянцев гибли во время беспорядочного бегства, он чудом остался жив и сумел выбраться из придонского ада. В июле сорок третьего Флавио не погиб во время налета союзной авиации на Рим, а потом, с семьей пробираясь на юг, не был расстрелян перекрывшими дорогу немцами. После войны продолжал работать журналистом. Романа о войне не написал. Под старость лет, окруженный детьми и внуками, охотно рассказывал им о России. Но о самом главном из пережитого там он лишь однажды поведал Пьетро Кавальери, освобожденному из миланской тюрьмы партизанами в апреле сорок пятого года.

Тарди, как ни странно, остался верным до конца. В сорок четвертом он сотрудничал с Паволини и с энтузиазмом освещал Веронский процесс. Двадцать пятого апреля сорок пятого года редактор был выброшен неизвестными из окна своей миланской квартиры. Одни намекали на партизан, разумеется коммунистов, другие указывали на чрезмерную половую активность покойного, третьи просто констатировали – туда прохвосту и дорога.

Фрау Ольгу Воронов конец войны застиг в Саарской области. Не без труда выдав себя за уроженку галицийского города Коломыи, она сумела избежать репатриации в СССР. Ради этого ей пришлось выучить украинский язык, прочесть «Иллюстрированную историю Украины» Михаила Грушевского (ее она нашла довольно любопытной), а также статьи Симона Петлюры (он тоже произвел на нее впечатление образованного человека). До конца жизни фрау Воронов преподавала русский язык в одном университетском центре по изучению Восточной Европы где-то на севере ФРГ. Первое время как огня боялась всех русских, но начиная с девяностых годов перестала видеть в каждом соотечественнике приехавшего за ней агента ГПУ. Тем не менее на поступавшие от немецких коллег предложения посетить потерянную родину отвечала неизменным и категорическим отказом.

Сразу же после взятия Севастополя Эрих фон Манштейн получил звание фельдмаршала и как испытанный специалист по взятию городов был переброшен под Ленинград. В конце все того же сорок второго года пытался деблокировать окруженную в Сталинграде 6-ю армию. Потом было отступление, Курск, новое отступление, вера в необходимость победы над «Советами» и недовольство Гитлером, который, по мнению фельдмаршала, своим вмешательством в военные дела достижению этой победы мешал. С весны сорок четвертого освобожденный от командования Манштейн находился в личном резерве фюрера.

Первая попытка привлечь фельдмаршала к ответственности, совершенная во время Нюрнбергского процесса, успеха не имела. Тем не менее спустя пару лет до него добрались излишне прямолинейные британцы, и в 1949 году их военный суд в Гамбурге приговорил его как военного преступника к двенадцатилетнему заключению. Вскоре, однако, выяснилось, что судьи недостаточно ориентировались в политической обстановке, не говоря уже о том, что мало смыслили в таких вещах, как полководческое искусство, военная необходимость и честь солдата. Посыпались протесты, и в пятьдесят третьем фельдмаршал был освобожден, не просидев в тюрьме четырех лет. В узилище он, как и подобает персонам высокого ранга, занялся написанием мемуаров, которые выпустил по выходе на волю. Он назвал их «Утраченные победы», в каковом названии прочитывается некоторое сожаление, трудно сказать о чем. Быть может, о потерянном Готенланде?

Вскоре полководец оказался востребован правовым и социальным государством (которое тоже имеет право на оборону) и до 1960-го являлся официальным советником правительства ФРГ по созданию бундесвера. Умер он в Верхней Баварии в семьдесят третьем году. Гений стратегии, рыцарь без упрека.

В своих мемуарах Манштейн написал о нескольких ценных дарах, полученных им после взятия русской твердыни. Среди наиболее запомнившихся был подарок некоего русского священника. Бежавший от большевиков и осевший в Виши, тот прислал герою толстенную трость из узловатой виноградной лозы, в набалдашник которой был вделан топаз. В сопроводительном письме служитель культа сообщал, что его дед во время Крымской войны полковым командиром участвовал в обороне Севастополя и трость ему сделали солдаты его полка. Ныне, радуясь тому, что Манштейн овладел Севастополем и освободил от безбожников Крым, священник захотел послать освободителю эту трость – в знак признательности и благодарности. Эрих Манштейн приводил данный факт как иллюстрацию – смотрите, с кем и за что мы боролись.

Накануне войны в Севастополе проживало 112 тысяч человек. К моменту падения города это число существенно уменьшилось. Дальнейшее демографическое развитие выглядело так. В первые дни оккупации было уничтожено около пяти тысяч человек, в том числе евреи, крымчаки и прочие нежелательные элементы, собранные 11-12 июля на стадионе «Динамо» и расстрелянные в противотанковых рвах на четвертом-пятом километре Балаклавского шоссе, а также в деревне Старые Шули под Балаклавой и в районе Бахчисарая. Многих удушили газом по дороге в приспособленных для этой цели автомобилях. Была уничтожена бо́льшая часть из десяти тысяч захваченных на мысе Херсонес раненых – вместе с медперсоналом, нежелательными свидетелями. С 5 по 15 июля в Бахчисарайском лагере военнопленных было убито пять тысяч выявленных евреев, командиров и политработников.