Читаем без скачивания Распни Его - Сергей Дмитриевич Позднышев

Она снова обняла его, прижалась к его щеке и, касаясь завитками душистых волос, говорила ему:

— Ты мой единственный, любимый, мое бесценное сокровище. Неси твое бремя со стойким терпением и надеждой. Если сердце разрывается от большого горя, подними свои глаза к небу. Бог даст тебе силы нести твой крест. Богу известны твои слезы, и они Ему приятны…

Сколько убежденности, веры, твердости было в ее словах! Она сама была прекрасна, как ангел. Может быть, на земле не было прекраснее девушки, чем принцесса. Недаром ее называли звездочкой и солнечным лучом. Эти глаза, соболиные брови, розовые щеки с милыми ямочками, полные губы, светящиеся медью волосы, идеальная грудь, плечи и стройное тело — были шедевром природы.

Тоска, терзавшая сердце, как роса под солнцем, испарилась. Радостно было думать, что эта прелестная девушка есть его невеста.

— Милая Аликс, ты очень хорошая женщина. Ты будешь моя бесценная попутчица в жизни. Это огромное счастье иметь тебя как друга, как близкое, родное существо. Есть ветхозаветное предание от времен Соломона. Царица Савская, вернувшись из Палестины, привезла песенку, в которой были такие слова: «Солнце сушит воду; воду побеждают горы; горы извергают огонь; огонь несет горе; горе побеждает любовь; любовь приносит женщина. Женщину ничто не победит: женщина дает жизнь»… Я тебе признаюсь: ты моя жизнь, ты моя любимая и желанная…

* * *

Томление духа, которое Великий князь Николай Александрович начал испытывать давно, в последние дни возросло в огромной степени. Он ясно видел, как гасли физические силы отца, как на лице его уже проступала мертвенная бледность и синева. 18 октября, поздно вечером, он записал в свой дневник тревожные строчки. Они были коротки, но в них отразилась вся кроткая, мягкая и любящая душа его:

«Тяжелый, грустный день. Дорогой папá вовсе не спал и почувствовал себя худо утром, так что нас разбудили и позвали наверх. Что за испытание… Около одиннадцати часов у дяди Владимира было совещание докторов — ужасно…»

19 октября Император Александр III, Самодержец Всероссийский, встал с кровати в последний раз. Несколько часов он просидел в кресле. Это опять дало надежду, которую все так жадно хотели иметь. К вечеру он слег.

Последний роковой день Великий князь описал подробно. Кончина отца потрясла его. Он совершенно пал духом. Плакал горькими, неутешными слезами. Порою ему казалось, что это только страшный кошмарный сон, что вот он проснется и все увидит иным, увидит отца здоровым, увидит вокруг себя веселые лица и не будет на душе мучительной тоски, горя и тревоги.

* * *

«Боже мой, Боже мой, что за день. Господь отозвал к Себе нашего обожаемого, дорогого, горячо любимого папá. Голова кругом идет, верить не хочется, — кажется до того неправдоподобной ужасная действительность. Все утро мы провели наверху, около него. Дыхание его было затруднено, требовалось все время давать ему вдыхать кислород. Около половины третьего он причастился Святых Тайн. Вскоре начались легкие судороги… и конец быстро настал. Отец Иоанн больше часу стоял у изголовья и держал за голову. Это была смерть святого. Господи, помоги нам в эти тяжелые дни. Бедная, дорогая мама. Вечером, в девять с четвертью — была панихида, в той же спальне. Чувствовал себя как убитый».

Это еще не был монарх, умеющий скрывать свои слабости, душевные страдания и волнения. Он был юношески молод, деликатен, чувствителен. Он переживал свое горе точно так же, как переживал бы его всякий человек, простой и не сановный. В то же время он понял, а может быть, только смутно почувствовал, что на плечи его легла огромная тяжесть власти, а вместе с ней и ответственности за судьбы России. Обнимая своего шурина, мужа сестры Ксении, Великого князя Александра Михайловича, сверстника по летам, он воскликнул в слезах:

— Сандро, что я буду делать? Что будет с Россией? Я еще не подготовлен быть Царем. Я не могу управлять империей. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами. Помоги мне, Сандро…

В первые дни после смерти отца молодой Государь жил в атмосфере горячки. Тысячи различных неотложных дел, забот и разговоров поглотили его внимание и время. Ему некогда было задуматься серьезно и глубоко над тем превращением, которое с ним произошло. Записи в дневнике пестрели короткими фразами: «Целый день отвечал на телеграммы и занимался делами с последним фельдъегерем»… «Только и делал, что отписывался от туч телеграмм»… «Писал телеграммы без конца»…

Смерть отца накладывала на него траур, печаль и скорбь. Но рядом с этим, умиряя его сыновние страдания, стояла светлая, огромная любовь к Аликс, скорое венчание и совместная жизнь. Идти одной дорогой, бок о бок, чувствовать биение ее сердца, дышать одним воздухом, молиться одному Богу — представлялось ему как самое дорогое, заветное и радостное счастье. Эта волна влекла его к широким синим горизонтам, к таинственным прекрасным берегам. Сила жизни — сильнее преград, сильнее смерти. Перед торжествующей любовью постепенно отступало горе. Уже 21 октября Государь записал в дневник:

«И в глубокой печали Господь дает нам тихую и светлую радость. В 10 часов, в присутствии только семейства, моя милая, дорогая Аликс была миропомазана, и после обедни мы причастились вместе с нею, дорогой мамá и Эллой. Аликс поразительно хороша и внятно прочла свои ответы и молитвы»…

А она — «дорогая душка Аликс», прекрасная, как распустившийся цветок, — ласкала белыми тонкими руками его волосы, ласково смотрела на него чудными голубыми глазами и говорила ему нежные слова:

— Родной мой, бесценный мой, не могу выразить тебе, как я люблю тебя. Быть твоею, отдать тебе всю мою душу и сердце, всю силу моей любви для меня есть величайшее счастье. Это счастье наполняет меня восторгом. Я лечу, как птица к небу. Есть ли что-нибудь выше и чище этой любви. Господи, за что Ты мне послал такую радость…

Трудно было думать и не мог думать в такие минуты молодой Император о том, что кончилась его беззаботная, счастливая молодость. Кончилась невозвратная и неповторимая пора жизни. Перед ним лежала неведомая, дальняя дорога. Он не знал, куда она приведет его, но верил в счастливую звезду, верил в то, что говорила ему умная, рассудительная, солнечно-радостная Аликс:

— Мой милый Ники. Ты Богом поставлен на царство. Твой долг теперь трудиться неустанно для блага подданных. Я хочу, чтобы твое царствование было самым блестящим, самым замечательным. Я хочу, чтобы русский народ тебя любил так