Читаем без скачивания Без всяких полномочий - Борис Мегрели

— Согласен. Но они уже считают меня сумасшедшим!

— Кто «они»?

— Соседи! Соседи, которым я обязан многим.

Родители Ираклия погибли в автомобильной катастрофе, когда он служил в армии, и соседи сохранили за ним комнату, а когда Ираклий вернулся, приодели его и кормили, пока он сам не отказался от этого.

— Допустим, тебя волнует мнение не всех соседей, — сказал я.

— Конечно! — сказал он и покраснел.

Я приподнял с рабочего стола незаконченный автопортрет Ираклия. Он печально смотрел с латуни, и с шеи свисала крупная цепь. Понять символику было нетрудно.

В это время со двора меня позвал Гурам.

Я вышел во двор.

— Привет, — сказал Гурам. Он был навеселе.

— Привет. Где ты нагрузился?

— В разных местах. А где ты опять пропадаешь?

— В разных местах. Идем наверх.

— Я постою здесь. А ты переоденься и возвращайся. Поедем на Джвари.

— Зачем?

— Просто так.

— Нет, я работать должен.

— Поедем, не пожалеешь.

— Нет, Гурам, надо работать.

— Эдвин тебя ждет. Без дураков. Он все время о тебе спрашивает.

— Плевать я хотел на твоего Эдвина. Из-за него мы с тобой поговорить не можем.

— Поговорим завтра. Завтра же можно поговорить? Или будет поздно?

— Никогда не поздно, как сказал доктор Фауст. Отправляйся со своим Эдвином на Джвари, а ко мне приезжай завтра вечером. Привет!

Я стал подниматься по лестнице.

— А Нине что сказать? — спросил Гурам.

— При чем тут Нина?

— При том, что она сидит в машине!

ГЛАВА 8

Мы стояли у сетчатой ограды. Высокая калитка была захлестнута цепью с замком, и следовало что-то придумать, если мы хотели пробраться к руинам Джвари.

Ночь окрасила все вокруг одной краской. Неподалеку чернели контуры дома.

— Эдвин, пошли за сторожем, — сказал Гурам.

— О чем вы все время думаете? — спросила Нина, когда мы остались вдвоем.

— О делах, — ответил я.

— Эй, сторож! — раздался голос Гурама.

Собака залаяла с надрывом.

— Что-нибудь случилось? — спросила Нина.

— Ничего. — Я взял ее руку в свою.

К нам приближались Гурам и Эдвин. Нина высвободила руку.

— Сторожа нет дома, или он спит пьяным беспробудным сном, — сказал Гурам. — Перелезем через забор.

Эдвину эта мысль понравилась, как нравились все затеи Гурама. Он ловко взобрался на ограду и спрыгнул с нее.

— Помогите Нине, я приму ее, — сказал он.

— Лезь, — сказал я Гураму, поддержал его и, когда он оказался рядом с Эдвином, подхватил на руки Нину.

Ее волосы касались моего лица. У меня все дрожало внутри. Я прижал Нину к себе. Она напряглась, а меня бросило в жар. Я терял голову.

Гурам и Эдвин ждали. Я опустил Нину.

— В чем дело? — спросил Гурам.

— В храм можно проникнуть и без вашей помощи, — сказал я.

— Если все-таки понадобимся, крикни. Вино не забудь прихватить. Идем, Эдвин.

Эдвин поплелся за Гурамом. Ему, конечно, не хотелось оставлять Нину наедине со мной.

— Что за фокусы? — спросила Нина.

— Возьми, пожалуйста, вино из машины.

Она пожала плечами и пошла к «Волге». Я ухватился за калитку, чтобы приподнять ее и вытащить петли из пазов.

— Ничего не вижу, — сказала Нина в этот момент.

Пришлось идти к ней. Она повернулась. Мы оказались лицом к лицу.

Я взял Нину за плечи и, чуть прижав к себе, сказал:

— Я полон самых нежных чувств к тебе… Сейчас найду вино.

Отдав Нине стаканчики и поставив бутылку «Цинандали» на землю, я снял с петель калитку.

Нина засмеялась.

— Надо повесить ее обратно.

Гурам удивился, а Эдвин обрадовался. Они не ожидали, что мы придем так быстро. Но ни один не спросил, как нам удалось проникнуть в храм.

Снаружи, со стороны утеса, на котором расположен Джвари, храм освещался прожекторами, и мы, не боясь сломать себе шею, бродили по руинам, и Гурам исполнял обязанности гида.

— «Джвари» по-грузински означает «крест». Грузия приняла христианство в тридцатых годах четвертого века. В летописи сказано, что вскоре после этого в древней грузинской столице Мцхете были изготовлены четыре креста, один из которых установили здесь, на этой горе. Во второй половине шестого века вокруг креста начали строить храм. В начале десятого века арабы разгромили и сожгли Мцхету и Джвари. «В то время пришли арабы под предводительством Саджа, разгромили Кахетию, сожгли Джвари и Мцхету», говорится в летописи.

Гурам долго демонстрировал нам следы разрушений, а потом выразил сожаление, что из-за темноты нельзя осмотреть барельефы на наружных стенах храма — они не освещались.

— Очень интересные скульптуры. Очень! Особенно на портале южной стороны. Барельеф изображает двух летящих ангелов с крестом. В монументальной архитектуре вы нигде больше не встретите такой скульптуры в раннехристианских сооружениях. Надо приехать сюда днем. Эдвин, приедем? Я тебе покажу очень интересные вещи. Нигде ты ничего подобного не увидишь, даже в Армении.

Эдвин собирался побывать в Армении.

— В Армении тоже есть древнейшие памятники, — сказал я.

— Другая архитектура, — сказал Гурам. — В Армении из-за частых землетрясений и небольших атмосферных осадков крыша делалась более пологой, чем в Грузии. Поэтому памятники армянской архитектуры массивны и приземисты, а в Грузии вытянуты кверху. Высокие пропорции и сильные уклоны крыши придают памятникам архитектуры Грузии изящную стройность и большую живописность. Идемте на балкон.

Я пропустил вперед Нину и Эдвина и взял Гурама за локоть.

— Ты националист?

— Я просто люблю свою родину, — ответил он.

Мы стояли на крохотном балконе над утесом. Внизу сливались Арагви и Кура, и вода поблескивала, как асфальт на шоссе в солнечную погоду. За реками словно застыла толпа с горящими свечами.

— Эдвин, помнишь «Мцыри» Лермонтова? — сказал Гурам.

Там, где, сливаяся, шумят,Обнявшись, будто две сестры,Струи Арагвы и Куры,Был монастырь.

— Так это про Джвари! — сказал Эдвин.

Издали донесся стук колес.

Раздвигая ночь, поезд мчался вдоль берега. Электровоз, выбросив вперед длинный сноп света, предупреждающе свистел и тянул за собой вагончики с желтыми окошечками, и ночь смыкалась за ними.

— Холодно, — сказала Нина.

Гурам снял пиджак и накинул ей на плечи.

Уходить не хотелось, но действительно стало холодно. Я подумал, что хорошо бы отправиться к Дато. Но я не мог предложить поехать даже во второразрядный ресторан — не было денег.

Гурам загадочно взглянул на меня.

— Не пора ли навестить Дато? — сказал он.

— Кто это Дато? — спросила Нина.

— Наш лучший друг. И мы поедем сейчас к нему.

— Я не поеду, — сказала Нина.

— Отлично. Оставайся здесь. К утру превратишься в сосульку. Эдвин, Серго, марш вперед!

— Ладно, Гурам. Раз не хочет, не поедем, — сказал я.

Нина взяла меня под руку.

— Наконец-то нашелся защитник!

— Предатель, а не защитник!

— Успокойся, Гурам, — сказал я и шепнул Нине: — С ним лучше не связываться. Это опасно.

— Это очень опасно! — подтвердил Гурам.

Эдвин выбросил окурок и тут же полез в карман за сигаретами. Он, кажется, нервничал.

Мы подошли к забору. Нина дернула меня за рукав. Я дождался, пока Гурам и Эдвин перелезут через ограду, и снял с петель калитку.

Гурам и Эдвин ошалело посмотрели на проем, а потом не выдержали и расхохотались.

Мы сели в машину и поехали к Дато, с которым мне предстоял серьезный разговор. Я не хотел думать об этом. Рядом сидела Нина, впереди — Гурам, и не было для меня никого ближе, чем они. Что еще нужно человеку? Но мысль о предстоящем разговоре все больше тревожила меня, и я понял, что не освободиться от нее, ибо есть еще что-то такое же необходимое человеку, как любовь и дружба, и такое же вечное, как эти чувства.

Расторопный Ванечка обслуживал нас, как старых знакомых.

Когда он принес форель, Дато извинился и отобрал у Нины тарелку. Орудуя вилкой и ножом, которые в его руках казались игрушечными, он отделил мякоть от костей и поставил тарелку перед ней.

— Теперь можете не опасаться.

— Спасибо, — Нина с наслаждением принялась за форель.

— Хирург! Виртуоз! — Гурам поднял бокал.

Форель была нежной, а «Цинандали» достаточно холодным.

— В жизни подобного не ела! — сказала Нина.

— Дружба со мной, Ниночка, имеет по крайней мере кулинарные преимущества! — похвалился Гурам.

— Где же вы были до сих пор?

— Кочевал по ресторанам и закусочным в поисках вкусных блюд.

— Ах, как много я потеряла.

Они продолжали в том же духе, и я тихо сказал Дато:

— Я кое-что узнал о Карло.

— Не верю я, что его оправдают. Не верю.