Читаем без скачивания Цена вздоха (СИ) - Саяпин Владимир

Но колдунья в ответ улыбается так широко, что даже в ночи легко заметить заблестевшие тускло ряды белых, ровных зубов.

— Ах, так? — Поднимается колдунья и отводит из-за спины руку, продолжая держать ее ладонью кверху. — А что ты на это скажешь?

Женщина отпускает руку и упирает ее в бок, а сама не отводит глаз от старика. С радостной улыбкой она встречает миг долгожданного торжества, и в следующее мгновение на землю перед стариком вдруг сваливается, хрустнув, голова убитого колдуньей монстра.

Старик прищуривается, чтобы разглядеть ее внимательней, но его глаза давно успели привыкнуть к ночному мраку, и даже в полной, безлунной темноте он может рассмотреть дикий взгляд, застывший на лице убитого чудовища. Голова топьника, свалившись на траву и немного прокатившись, так и остается лежать перед стариком. Из шеи торчит кусок хребта, а вокруг быстро разлетается отвратительный смрад, несравнимый даже с ужасным запахом гниющих останков.

— Но вообще, — заговаривает колдунья довольным, спокойным тоном, — на самом деле я могла уронить на мальчишку дерево, а эту гадость найти в лесу, использовав печати…. Это ты вообразил?

Старик на это ничего не отвечает, молча продолжая смотреть на оторванную голову убитого чудовища, и колдунья скоро устает ждать его слов и поворачивается к старику вновь.

— Ты так и будешь на нее пялиться? — Спрашивает она недовольно. — Лучше иди помоги мальчишке. Эта дрянь его хорошо потрепала. Хватит тут корчить из себя каменную статую.

Старик вздыхает.

— Плохо.

Он ничего не добавляет, а потому колдунья, заинтересовавшись, снова поворачивается к старику, едва успела отвернуть голову.

— Расскажи мне подробней, что произошло.

Колдунья раздраженно прижимает к телу руки, сложив их на груди.

— А я еще этого не сделала, по-твоему? — Спрашивает она, отворачивается, сердито фыркает и вновь обращает взгляд к старику. — Эта тварь напала на мальчишку, а я его спасла. Что еще тебе нужно? Хочешь знать, в какой очередности я вырвала у этой дряни конечности?

Колдунья отворачивается, а старик продолжает говорить спокойно.

— Значит, ты вырвала не только его голову? — Интересуется он.

Колдунья молчит, но быстро остывает, вздохнув, опускает руки, не поворачивается, но все же отвечает уже изменившимся, утратившим пыл обиды голосом.

— Нет, конечно. За кого ты меня принимаешь? — Говорит она тихо. — Только голову. Тело я оставила в болоте, можешь сам проверить, если хочешь поплавать в топи.

Еще миг она ничего не говорит, а затем выпускает со вздохом остатки недовольства и уже собирается уйти, поворачиваясь спиной. Но старик дотягивается ладонью до ее руки, удерживает колдунью и не дает его покинуть. Да и сама она не пытается вырваться, а только взглядывает на старика удивленно.

— Хм. — Кряхтит старик, трогая руку Айвы. — Даже ладонь до сих пор мокрая. Так ты тащила мальчишку на себе?

— Еще чего. — Хмыкает колдунья. — Он полдня провалялся на земле, еще бы заразу какую-нибудь подхватила. Иди, помоги мальчишке. А я и правда замоталась.

Не смущаясь взгляда старика, колдунья легко сбрасывает платье. Взмыв, оно соскальзывает с ее тонкой фигуры, под взмах ладони, а после начинает парить следом, над рукой, которую колдунья держит ладонью вверх.

Старик покачивает головой. Светлая кожа женщины заметным пятном выделяется на фоне черной ночи, но старик ее не разглядывает, а почти сразу поворачивается к дому. И, вздохнув, он тут же возвращает спокойствие, а через миг уже делает первый шаг, готовясь занять работой уставшие от безделья руки.

Уже вскоре он ступает на порог тесного жилища. Взгляду достаточно оказывается всего нескольких мгновений, чтобы пробежать по всей хранящейся в доме утвари, и старик печально вздыхает, осмотрев полуразваленную, остывшую печь и наткнувшись глазами на окровавленного мальчишку.

Колдунья оставила его прямо на соломенной кровати, даже не сняв запачканные кровью одежды. Старик нахмуривается и больше не тратит ни мига. Почти сразу он подходит ближе и начинает внимательно и неторопливо осматривать мальчика, стараясь найти глазами все раны до последней, прежде чем начинать что-то делать. Немного покряхтев, старик быстро теряет хмурое выражение и начинает действовать. К счастью, в такой бедноте даже чужаку сложно запутаться, и старик уже вскоре отыскивает все необходимое, чтобы заняться ранами мальчика.

Маленький домик быстро наполняется теплом и светом, когда в открытой печи разгораются сухие дрова. В доме их совсем немного, так что старик тратит почти все сразу же и приходится выбираться на улицу, чтобы в темноте искать, чем затопить печь. Впрочем, кладка дров, укрытая от дождя ветхим навесом из соломы, обнаруживается прямо у стены, нужно только свернуть за дом. И старик даже застывает на миг, видя большую, аккуратно накрытую кладку и вспомнив, что все эти дрова колол или сам мальчишка, или его сестры, но почти сразу приходится гнать мысли и таскать дрова в дом.

Вещей в доме совсем немного. Старик вынужден перерыть чуть ли не все, но даже так ему быстро удается найти подходящий котелок, несколько целых мисок, и даже ступку с пестиком. После, он тут же принимается копаться в травах, нашедшихся в худой, плетеной корзинке с оторванной ручкой и дырявой крышкой. Но вздыхает, понимая, что нужных для лечения таких ран трав, в ней недостает. А уже скоро дверь скрипом возвещает о приходе гостьи, и колдунья бесцеремонно врывается в тишину маленького домика, будто в собственное жилище.

— Ух! — Звенит ее радостный голос. — Водичка ночью просто чудо!

Но тут же она замирает и встает на месте, встретившись глазами со стариком, перетирающим в ступке какие-то травы. А следом, ее взгляд переманивает теплый свет из открытой печи, и колдунья широким шагом немедля отправляется к огню.

— Наконец-то! — Радуется она, как ребенок, чуть не хлопая в ладони. — Как мне уже надоел этот холод.

Но меняет свои настроения так же быстро, как и всегда.

— Старик, — поворачивает она голову, словно бы огонь ей вдруг уже перестал быть интересен, — а ты, кстати, сам-то не хочешь искупаться?

— Я уже вымылся.

— Когда?

— Вчера. — Спокойно отвечает старик. — Пока вас не было.

— Ну, как знаешь. — Говорит колдунья, и тут же с прежним блеском детской радости уставляется на огонь.

Лишь сейчас к ней поворачивается старик. Миг он ничего не говорит. Колдунья, сбросив шляпу, сидит у костра, и свет блестит на ее мокрых волосах, обычно скрытых от глаз. Ее платье не кажется мокрым, да и с волос не капает вода. А впрочем, колдунья легко могла просушить и волосы и одежду послушными ветрами, и потому старик ничему не удивляется.

— Раз ты уже просохла, — заговаривает он, продолжая растирать в ступке травы, — сходи, принеси мне чистой воды. На входе у двери стоит два ведра.

— Чего? — Оборачивается колдунья, давая волю недовольству и изумлению. — Да зачем мне….

— Не сейчас. — Перебивает старик тихим, спокойным тоном. — Сходи за водой, и будь добра не спорить. Мне нужна сейчас твоя помощь.

Айва таращится на старика с недовольством, сердито, молчит, не торопится исполнить просьбу, а затем резко встает.

— И не жалко тебе бедную девушку? — Ругается колдунья, хотя и беззлобно, отчего сразу можно понять, что ее настроение не пропало. — Я же вся мокрая. А если простужусь?

В ее голосе впервые за долгое время появляются игривые нотки, а звук льется так радостно и легко, но недолго приходится колдунье наслаждаться прекрасным настроением.

— Как вернешься, — говорит старик, — пойдешь собирать травы. До утра мы не дождемся, а ветер тебе и в ночи поможет отыскать все, что нужно.

И тут же радостный блеск в глазах колдуньи меркнет, а на ее лице появляется сердитое недовольство, такое же частое и привычное выражению женщины, как ее необычная, иногда хитрая, а иногда пугающая улыбка.

— Старик, — зовет колдунья тихим голосом, — да ты совсем ополоумел?

Но старик даже не оборачивается.