Читаем без скачивания Негодяй из Сефлё - Пер Валё

Колльберг кивнул.

— Вот штык меня интересует, — пробормотал Гюнвальд Ларссон, скорее для себя, чем для Колльберга. — Человек, который работал этим штыком, знает свое ремесло. И вообще неплохо владеет оружием. А кто у нас неплохо владеет таким оружием?

— Вот, вот, — поддержал Колльберг. — Военные владеют. Ну еще, пожалуй, мясники.

— И полицейские, — сказал Гюнвальд Ларссон.

Во всей полиции он меньше других склонен был защищать честь мундира, за что и не пользовался среди коллег особой любовью.

— Стало быть, тебя пригласили вести дело? — спросил Колльберг.

— Вот именно. Ты будешь с этим работать?

Колльберг кивнул и спросил:

— А ты?

— Куда денешься.

Они без особого восторга поглядели друг на друга.

— Может, нам и не придется часто бывать вместе, — сказал Колльберг.

— Будем надеяться, — ответил Ларссон.

XVI

Было около десяти утра, и Мартин Бек, идя по набережной, вдоль Сэдер-Мэларстранд, обливался потом. Солнце не то чтобы припекало, да и с Ридарфьорден дул колючий ветер, но Мартин Бек слишком быстро шел, а пальто на нем было зимнее.

Хульт предлагал доставить его на Кунгсхольмсгатан, но Мартин Бек поблагодарил и отказался. Он боялся уснуть в машине и надеялся, что прогулка пешком немного взбодрит его. Расстегнув пальто, он замедлил шаг.

Выйдя к шлюзу, он из телефонной будки позвонил в полицейское управление и узнал, что Рённ еще не возвращался. Покуда Рённ не доведет свои поиски до конца, Мартину Беку было, собственно говоря, нечего делать в полиции, а вернется Рённ самое раннее через час. Если теперь прямиком отправиться домой, можно будет минут через десять лечь в постель. Мартин Бек устал бесконечно, и мысль о постели была очень заманчивой. Если завести будильник, можно будет часок вздремнуть.

Мартин Бек решительно зашагал через Слюссплан в сторону Ернторгсгатан. Достигнув площади Ернторг, он вдруг пошел медленнее. Он представил себе, что с ним будет через час, когда звонок будильника поднимет его, как трудно будет вставать, одеваться, ехать на Кунгсхольмсгатан. Правда, с другой стороны, приятно хоть на час раздеться, умыться, а то и принять душ.

Он остановился посреди площади, не зная, как быть. Разумеется, причина в усталости, но все равно противно.

Он переменил направление и двинулся к мосту Скеппсбру. Зачем ему вдруг понадобился мост, Мартин Бек не знал, но, завидев свободное такси, он принял окончательное решение. Он просто съездит искупается.

Шофер годился в сверстники Мафусаилу, был беззуб и туговат на ухо. Садясь, Мартин Бек мысленно выразил надежду, что старик по крайней мере сохранил зрение. Должно быть, он из кучеров, а за руль сел в очень преклонном возрасте. По дороге шофер делал ошибку за ошибкой, один раз даже заехал на полосу встречного движения. При этом он мрачно бормотал что-то себе под нос, и время от времени его старческое тело сотрясали приступы удушливого кашля. Когда машина наконец остановилась перед Центральными банями, Мартин Бек дал на чай гораздо больше, чем следует, вероятно, в награду за то, что шофер против ожиданий доставил его живым и невредимым. Поглядев на дрожащие руки старика, он вылез, не попросив выписать квитанцию.

У кассы Мартин Бек на мгновенье замешкался. Обычно он ходил в нижнее отделение, где есть плавательный бассейн. Но теперь ему не хотелось плавать, и он поднялся на второй этаж, в турецкие бани.

Для верности он попросил банщика, выдававшего полотенца, разбудить его не позднее одиннадцати. Он прошел в парилку и сидел там, покуда пот не выступил из всех пор. Потом он ополоснулся под душем и нырнул в ледяную воду бассейна. Вытершись насухо, он завернулся в махровую простыню, лег на кушетку в своей кабине и закрыл глаза.

Лежа с закрытыми глазами, он пытался думать о чем-нибудь приятном и успокоительном, а вместо того думал про Харальда Хульта, как тот сидит в своей пустынной, безликой квартире один-одинешенек, без всякого дела, одетый в форму даже в свободный день. Человек, вся жизнь которого сводится к одному: быть полицейским. Отбери у него это — жить будет нечем.

Мартин Бек задал себе вопрос, что станет с Хультом, когда тот выйдет на пенсию. Может, так и будет до самой смерти сидеть у окна, положив руки на стол.

Интересно, а есть ли у Хульта вообще партикулярное платье? Пожалуй, нет.

Веки щипало, и Мартин Бек открыл глаза и уставился в потолок. Он слишком устал, чтобы заснуть. Он прикрыл глаза рукой и пытался расслабиться. Но мышцы оставались напряженными.

Из комнаты массажиста доносились отрывистые шлепающие звуки, плеск воды, вылитой на мраморную скамью. В одной из соседних кабин кто-то мощно всхрапывал.

Вдруг перед внутренним взором Мартина Бека встало рассеченное тело Нюмана. Вспомнились рассказы Колльберга. Как Нюман учил его убивать.

Мартин Бек в жизни своей не убил еще ни одного человека. Он попытался представить себе, что можно при этом испытывать. Не когда стреляешь — застрелить человека, наверное, не так уж трудно, должно быть, потому что сила, с которой палец нажимает на спусковой крючок, не идет ни в какое сравнение с убойной силой пули. Убийство при помощи огнестрельного оружия не требует большой физической силы, расстояние до жертвы ослабляет ощущение действия. Вот убить кого-нибудь активно, собственными руками, задушить, заколоть ножом или штыком — это другое дело. Он снова вспомнил тело на мраморном полу больничной палаты — зияющий разрез на шее, кровь, вывалившиеся внутренности — и подумал, что так он не смог бы убить никого.

За много лет службы в полиции Мартин Бек не раз спрашивал себя, не трус ли он, и чем старше он становился, тем ясней становился и ответ на этот вопрос. Да, он трус, только теперь это не волнует его так, как волновало в молодости.

Он не мог бы с уверенностью сказать, что боится смерти. По долгу службы он обязан заниматься смертями других людей, и эта обязанность притупила страх. Так что о своей собственной смерти он думал очень редко.

К тому времени, когда банщик постучал в кабину и сказал, что уже одиннадцать, Мартин Бек не успел поспать ни одной минуты.

XVII

При взгляде на Рённа Мартин Бек испытывал глубочайшие угрызения совести. Совершенно ясно, что они оба проспали за последние тридцать часов одинаковый срок, другими словами, не спали вовсе, но, если сравнивать, Мартин Бек прожил эти тридцать часов гораздо спокойнее, а порой даже не без приятности.

Веки у Рённа стали такие же красные, как и его нос; щеки и лоб, напротив, покрылись нездоровой бледностью, а под глазами набрякли лиловые мешки. Он безудержно зевал и почти ощупью достал из ящика в столе электрическую бритву.

«Усталые герои», — подумал Мартин Бек.

Правда, ему сровнялось сорок восемь, то есть больше, чем Рённу, но ведь и тому уже стукнуло сорок три, стало быть, время, когда можно безнаказанно провести ночь без сна, осталось далеко позади для них обоих.

Рённ, как и прежде, не обнаруживал желания заговорить первым, и Мартин Бек выдавил из себя вопрос:

— Ну, чего ты там раскопал?

Рённ с безнадежным видом указал на свою записную книжку, словно это была дохлая кошка или что-нибудь похуже, и сказал невнятно:

— Вот. Примерно двадцать имен. Я перечел все жалобы за последний год работы Нюмана комиссаром. Потом я списал имена и адреса тех, кто на него раньше жаловался. Если бы я поднял все дела, на это ушел бы целый день.

Мартин Бек кивнул.

— Да, — продолжал Рённ, — и завтрашний день ушел бы, и послезавтрашний… а может и послепосле…

— Едва ли стоит рыть так глубоко. Ведь и то, что ты откопал, тоже не вчера написано.

— Твоя правда, — сказал Рённ.

Он достал бритву и удалился неуверенными шагами, волоча за собой шнур.

Мартин Бек сел за письменный стол Рённа и, нахмурив брови, принялся разбирать запутанные каракули, которые и обычно требовали от него больших усилий, и не было никаких оснований ожидать, что сегодня будет легче.

Одно за другим он занес имена, адреса и краткие характеристики жалобщиков в свой линованный блокнот.

«Юн Бертильсон, чернорабочий, Истгатан, 20, избиение».

И так далее.

Когда Рённ вернулся из туалетной комнаты, список был уже готов. Он содержал двадцать два имени.

Гигиенические мероприятия не отразились на облике Рённа, теперь он, если это возможно, выглядел еще ужасней, чем раньше, и оставалось только надеяться, что он по крайней мере чувствует себя менее грязным. Требовать, чтобы он вдобавок ощутил прилив бодрости, было бы неразумно.

Не мешало бы, пожалуй, прибегнуть к какому-нибудь средству для поднятия духа. Побалагурить, рассказать анекдот.

— Да, Эйнар, я знаю, что нам обоим надо идти домой и лечь. Но если помучиться еще часок, мы, может быть, хоть до чего-нибудь додумаемся. Ведь стоит попробовать?

— Наверное, стоит, — нерешительно сказал Рённ.