Читаем без скачивания Сады проклятых. Путь души - Дарий Дюже

Никитка, братик… не сиди с таким грустным видом, я вернусь. Я же обещала. Только тебя здесь всё равно нет – возле Зон стоит автоматика, блокирующие проход к проколам физическим телам с определёнными параметрами. Например тем, чей биологический возраст ещё не достиг восемнадцати лет. Проехали.

Как странно… так жарко, так тяжело идти, а свет луны – холодный, и туман должен быть стылым, как в ноябре перед самыми морозами, а с меня пот в три ручья, и звёздное небо плавиться в жарких потоках воздуха. И кажется, что звёзды стекают дождём по стеклянному куполу неба. Похоже, эта жара меня дожмёт досуха и будет безразлично: пить из козьего копытца или из реки забвения. Хотя пока ни того, ни другого не наблюдается. Скорее бы дойти до конца этих неприглядных растительных скелетов.

– Мифа… Мифа, помоги мне…

Я чуть не прошла мимо: шепот был едва различим. Даже оглянулась: очередная слуховая галлюцинация? Но шепот прозвучал вновь:

– Я здесь, Мифа, посмотри чуть правее, под дерево.

Этого не могло быть… Или могло? Реально, у него одного была возможность меня нагнать и даже перегнать. Морок? Или нет? Ловушка для меня, или же он сам угодил в ловушку и теперь нуждается в помощи? Я не знала ответов на вопросы, но и спокойно пройти мимо Доро тоже не могла.

Я шагнула к обочине, в лунных тенях различив силуэт юноши, полусидящего под деревом в неловкой позе. Присмотревшись, поняла, что руки подняты над головой и кисти прикручены к дереву то ли верёвкой, то ли кожаным ремнём. Он повернул голову так, что лунный свет упал на лицо: стал виден кровоподтёк под заплывшим глазом и длинная тонкая царапина на лбу, но это был Доро.

– Доро? – я почти поверила: сердце ёкнуло и упало куда-то вниз, в груди похолодело – я так боялась ошибиться! – Доро, как ты тут оказался?

– Пошел за тобой, – криво улыбнулся он. Из уголка губ стекла капля крови, – Оказывается, я такой же безрассудный дурень, как и ты. Помоги мне, Мифа. Развяжи… я почти не чувствую рук.

– Что с тобой случилось? – я уже верила, стоя на самой кромке обочины – ещё миг и ступлю на землю садов Проклятых. Дорога – единственный, пусть символический, шанс выжить в этом странном мире.

– Я шел по Дороге… вскоре понял, что так тебя не нагоню. Решил срезать петлю и сошел с неё. А там… знаешь, такая огромная змея, и вороны. Они напали на меня, а потом… потом я почему-то потерял сознание. Очнулся уже здесь. Вот… вот и всё. Помоги мне…

– Зачем… Зачем ты пошел за мной?! – прошептала я, понимая, что уже не смогу пройти мимо, даже если это обман, ловушка, смерть для меня. Потому что, если это мой Доро – я обреку его на гибель. Да, я могу уйти, а смогу ли потом жить?

– Я не могу без тебя, Мифа… – тихим эхом моим мыслям ответил юноша.

Шагнуть с дороги всё равно, что шагнуть в пропасть – просто и легко: взмахнуть руками и полететь. Просто и легко.

Через миг я торопливо, на ощупь развязывала тугие узлы, разминала затёкшие мышцы, чувствуя и абсолютно сумасшедшую радость от того, что он пошел за мной, и тёмный, почти животный страх: этот мир может разлучить нас.

Доро тихо зашипел от боли, когда сильно надавила на предплечье, а я внезапно вспомнила:

осколки и воспоминания…

Ночь. Между часом быка и часом волка. Уличные огни бродят отсветами теней по комнате. Там не темно – просто не надо света.

– Мифа, ты что?… Чего замерла? – вернул меня из воспоминаний голос Доро.

осколки и воспоминания…

Висячие кафе Сериама… и небо плавится в малиновых прощальных лучах светила.

Лифтовая платформа неторопливо и бесшумно поднимает в небо. К тем, кто ждёт, кто не бросил…

– Мифа… Мифа… – всё ещё шептал, растворяясь в туманном мерцании, морок, – Миифааа…

Воздух теперь не мерцал – дерево окутал плотный паутинный кокон, тонкие, как леска, паутинные нити были туго натянуты между нами – и жадно напитывались радужными цветами, в которые их раскрашивали мои воспоминания.

Беспомощная, обессиленная, я могла лишь наблюдать за разноцветной игрой воспоминаний, чувствуя, как опустошается память, как всё более бессвязными становятся мысли, холодеет от ужаса сердце. Зачем Хозяину здешнего Мира моя память, моя самость? И что будет со мной, когда последнее воспоминание покинет меня? Умру? Или стану вечной скиталицей местных дорог, пока случайно не набреду на прокол, ведущий в мой неласковый мир? И буду скитаться в нём, безумная, не помнящая ни кто я, ни что… может так и легче? Ведь, забывается не только хорошее, но и плохое? Я забуду всю боль и ненависть, всю горечь разлук и не свершившихся надежд… Что ж, хоть какое-то утешение.

осколки и воспоминания

– Чего бы я ни отдал, чтобы ты отказалась от своей затеи, Мифа…

– Не надо, не порть настроение.

– Ты собираешься не настроение испортить, ты собираешься сломать две жизни. И свою, и мою. Ещё и брата.

Доро, Доро… о тебе ли будет моё последнее воспоминание? Кокон уже больше чем наполовину окрасился разноцветным сиянием, и мне с трудом удавалось держать глаза открытыми. Казалось, что если позволю побороть свою волю сну, то уже не проснусь. И сил бороться не было… веки почти сомкнулись, когда небо надо мной перечеркнула чёрная трещина – крестом. Края разошлись рваной бумагой и оттуда вырвался ветер – колючий и холодный, обжегший лицо ворохом ледяных крупинок. Там была почти ночь, но было ясно видно, как при свете сильного прожектора, скалистый уступ, под которым стояли четверо. И один из них – Доро – смотрел мне в лицо.

– Мифа… – растерянно прошептал он, и ошеломление сменилось радостью и тревогой одновременно, – Мифа! Не сдавайся, Мифа! Борись! Ты слышишь меня?! Ты можешь, ты должна! Мифа! Я жду тебя, брат ждёт тебя, ты должна бороться! Не сдавайся… прошу тебя!!!

Он шагнул вперёд, протягивая руки, словно собираясь нырнуть в спонтанно открывшийся прокол, но его уже закрывала, заращивала золотистая субстанция, медленно формировавшаяся в золотого змея.

Я вновь осталась одна. Но тупое оцепенение и покорность судьбе спали, словно шоры с глаз. Да, сил не было, но я всё равно буду бороться. Меня там ждут…

Тебе нужны мои воспоминания?! Да чёрт с тобой, забирай! Я всё равно вернусь! Только бы добраться до дороги. Дорога, символ движения, символ жизни – не останавливайся, пока ты жив. Остановка – смерть. И ерунда, что сил встать нет, ерунда, что нити держат крепче цепей. Любое бессилие ерунда – если у человека осталась сила воли.

Стиснув зубы, перевернулась на живот: не могу встать – буду ползти. Воспоминания… мои собственные воспоминания держат, не пускают к дороге, к спасению. Ответ прост – надо их оборвать – пусть сгинут.

– Неет… ты не сможешшшь. С-сзамриии, не ссопротивляйсссяа, ты проигралааа…

– Не дождёшься, – прошептала я, не глядя на золотую колону, извивающуюся рядом, сосредоточенно наматывая нити на предплечье. Жесткие, словно из стекла литые, они поддавались неохотно, острыми гранями рассекая кожу. А казались такими мягкими на вид. Расставаться с воспоминаниями, с памятью – всегда больно, всегда жертва. Пусть так.

С тонким хрустом, с ломким стоном нити лопнули, отпуская, освобождая от оков памяти, я упала лицом в ржавую пыль, чувствуя, как из порезов струится кровь. Переводя дыхание, ощущала тупые удары, словно изнутри головы кто-то стучал деревянным молоточком – за мной пылало дерево, пылала паутина. Местная магия столкнулась с волей человека: ко мне возвращались воспоминания. Теперь… надо ползти…

– Ссзачем? Сзачем ты ссопротивляешшсся?! Не легче ли ссдатьссяя? Это совсем не сстрашшшно – просто усснёшшшь…

Всегда ли мы поступаем так, как легче? Я лишь усмехнулась, промолчав. Понять противника – уже половина победы. И я забыла о хорошем воспитании, сосредоточившись на том, чтобы встать на четвереньки.

До дороги совсем недалеко, даже для человека, с трудом передвигающегося на четвереньках. Золотой Полоз извивался рядом, что-то ещё шептал – свистел, но помешать не пытался. А мне было как-то безразлично его присутствие, не хватало сил на то, что бы ужасаться, благоговеть или боятся. Это роскошь для тех, кто уютно устроился в мягком кресле, просматривая какой-нибудь ужастик.

Вот и кромка дороги, где-то невдалеке закаркало вороньё: спохватились, стервятники? Поздно – я уже на дороге, только в последний миг кто-то выключил свет…

По спине кто-то гладит тяжелой тёплой ладонью, мелкие камешки остро впиваются в щеку… как я умудрилась заснуть? Да ещё и на дороге?..

Руку убрали со спины, и я попыталась сесть – мир завертелся ржаво-голубой каруселью.

Н-да… рука принадлежала старику, сидящему рядом. Хотя стариком его всё-таки называть рано, хоть он и отрастил длинную снежно-белую шевелюру и бороду – лицо слишком молодо, в отличие от глаз. Гадючьих глаз… Почему так убого: в белоснежной тоге, подпоясанной золотым поясом – и вдруг в пыли? Почему не на золотом троне в небесных чертогах? А-а, поняла – у нас демократия. Что, не мытьём, так катаньем? Ну-ну…