Читаем без скачивания Джокер старого сыскаря - Юрий Шурупов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну ты и скажешь! Наш Дмитрий Петрович на память крепок. Скорее всего, ничего достойного внимания в этом заключении не оказалось. Но всё-таки спросить надо. Мне самому интересно посмотреть, что там и как получилось.
– Так сам и спроси, какие твои годы! – Кротов стал натягивать куртку, собираясь уходить.
– Подожди, я тоже домой. Хватит на сегодня, голова уже не работает.
– Да ну? Значит, ещё работает, если все же домой собрался. А то я знаю одного следака, вот так же, как ты, всё думал-думал, а потом вдруг взял да и спрыгнул с катушек. Сейчас, говорят, в психушке санитаров выслеживает и ловит… Чего только не случается от перераздумий, Саня. Имей в виду.
– Спасибо, друг, утешил, – ничуть не обиделся Жаров. – Ты лучше всех умеешь это делать…
– Чем богаты, тем и рады, – оставил за собой последнее слово майор.
…Приставленный следить за реставрационной мастерской лейтенант Синельников увлечённо разговаривал с каким-то, видимо, знакомым парнем и никак внешне не отреагировал на появившихся в поле его зрения Кротова и Жарова. В руках Кротова был небольшой свёрток.
Мастерская встретила ранних посетителей интригующим полумраком и тишиной. У стола за невысоким барьером стоял молодой человек и разглядывал в свете оригинально оформленной люминесцентной лампы фотографии, выложенные в два ряда. Одной рукой он опирался о спинку стула, а второй в раздумье потирал подбородок. Это был тот самый Прыщ, помощник художника Кузнецова. Невзрачный, белобрысый, с большой неприятной бородавкой на кончике носа, но в добротном чёрном костюме, при «бабочке» на ослепительно белой рубашке, он вызывал смешанное чувство. Выражение скуластого, чисто выбритого лица и настороженное поблёскивание широко расставленных тёмных глаз выдавали внутреннюю нервозность, прикрываемую сдержанной улыбкой.
– Здравствуйте, господа! К вашим услугам Анатолий Георгиевич Панин, помощник реставратора. Хозяин сегодня занят налоговыми вопросами, но, возможно, я сумею вам заменить его.
– Мы тут… хотели бы проконсультироваться, – начал Жаров, осторожно распаковывая взятый у Кротова свёрток. – У меня есть иконка. Вот, пожалуйста… Она мне очень дорога как память о маме. Но видите её состояние. Боюсь, она скоро совсем испортится. Можно что-нибудь сделать?
– На этом мы и специализируемся, уважаемый э-э… – Прыщ внимательно через увеличительное стекло стал рассматривать переданную ему икону.
– …Александр Васильевич, – подсказал Жаров.
– Так вот, уважаемый, Александр Васильевич. – Прыщ всем своим видом и голосом старался придать значимость собственной персоне. – Сделать можно всё что угодно. Тем более ваша вещица не настолько уж и безнадёжна. Павел Николаевич, бесспорно, превратит её в конфеточку. Можете не сомневаться!
– Да мы с другом не сомневаемся, потому и пришли к вам. Только скажите, сколько будет стоить работа? Может быть, в вашем заведении такие вопросы задавать не принято, но для нас это немаловажно.
– Вполне естественный вопрос, – выразительная мимика Прыща невольно заставляла верить в его искренность. Он ещё раз со всех сторон осмотрел икону, нарочито отставляя в сторону перевязанный чистым бинтом средний палец правой руки. – Цена работы не более…
Жаров с Кротовым переглянулись, изобразив на лицах разочарование услышанной суммой.
– Жаль, но она превышает наши даже совместные возможности. Извините за беспокойство, мы вынуждены пока воздержаться от заказа. – Жаров потянулся за иконой, уложенной потерявшим к ней интерес Прыщом на полку перегородки.
В это время в мастерскую под звон трубочек над дверью вошёл человек со спортивной бело-голубой сумкой через плечо. Увлечённый упаковкой иконы Жаров не обратил на него внимания, зато Кротов едва сумел сохранить на лице спокойствие и безразличие. Прыщ напрягся – и это опытный опер заметил сразу, – но тем не менее любезно раскланялся с вошедшим, предложив ему подождать в кресле, стоявшем в глубине мастерской.
– Спасибочки, – негромко бросил клиент и уверенно, на правах завсегдатая, прошёл к указанному креслу.
«Старые знакомые», – отметил Кротов и поторопил Жарова.
– Всё, всё, Миша, – деловито ответил капитан, показывая Кротову аккуратный свёрток. – Полный порядок. Идём… – Он посмотрел на Прыща, мельком взглянул на нового посетителя и…
– Большое вам спасибо. Возможно, мы ещё вернёмся, – с натянутой улыбкой выдавил Кротов в сторону Прыща и увлёк друга к выходу.
Быстро и молча пройдя по полутёмному коридору, друзья окунулись в бездонную свежесть уже проснувшегося дня. В кристально чистой голубизне морозного поднебесья застенчиво улыбалось солнце, не понимая, почему оно никак не может взобраться выше выстроившихся в ряд четырнадцатиэтажек и почему под его приветливыми лучами люди ходят в каких-то странных громоздких одеждах… Кротов тоже не понимал, почему они, очутившись лицом к лицу с человеком, которого опознали по рисунку художника Кузнецова двое потерпевших, не задержали его, оставив в компании с возможным подельником.
– Нельзя его было брать, – коротко ответил Жаров на молчаливый вопрос Кротова.
– Это же сто процентов он!
– Может быть, и он, согласен. Но, во-первых, за ним наверняка кто-то стоит, и нам необходимо это выяснить, а во-вторых, у нас нет против него никаких улик. Опознание по рисунку – это всего лишь основание взять его под наблюдение. Пока. Так что, Миша, не спешим, потому как непонятно. – Жаров хлопнул друга по спине. – Лейтенант сегодня его проводит, а там посмотрим, как быть дальше. Ты лучше сдай побыстрее свою иконку на обработку Лёве… Будь здоров, до вечера! Мне ещё в одно местечко заглянуть надо.
…Николай Синельников продрог до мозга костей, ожидая, когда же выйдет из мастерской объект наблюдения. Стало совсем темно, пошёл крупный густой снег, а человек в светлом пальто с большой спортивной сумкой из подъезда так и не вышел. Лейтенант решил позвонить Жарову.
– Товарищ капитан, не выходит, гад. Что делать?.. Как это упустил? Я никуда не отлучался… Понял. Есть!
Сунув телефон в карман, Николай несколько раз подпрыгнул на месте, согревая ноги, и направился к разозлившему его подъезду. Едва открыв дверь, он лицом к лицу столкнулся с тем, кого так долго ждал. От неожиданности лейтенант растерялся. Человек приостановился, поправляя свой длинный шарф, сразу подхваченный поднявшимся к ночи ветром.
– Уваж-жаемый, – первое, что пришло в голову Синельникову – притвориться пьяным, – сигарет-той не-е у-гостите?
– Не курю, – брезгливо бросил, даже не взглянув на Николая, человек в светлом пальто и спокойно направился к выкатившейся из темноты соседнего двора легковой машине – вишнёвому «Форду».
Глава 10. В плену сомнений
Реставратор Кузнецов был на седьмом небе. Наступивший новый год определённо благоволил ему. В день его отсутствия на работе Прыщ принял очень дорогой заказ – сразу девять древних икон. Но, посмотрев на регистрацию заказа, Павел Николаевич помрачнел. В графе «Заказчик» стояла пугающая его теперь фамилия – Глорин. Художник взглянул на Прыща. Тот увлечённо копался с какой-то безделушкой, не обращая на хозяина внимания.
– Толик, к какому сроку заказаны иконы?
– Как и прошлый раз – по возможности, но срочно.
– А ты не знаешь, что это за человек? Откуда у него такое богатство? Снова дедушкино наследство?
– Да нам-то что, Павел Николаевич? – Прыщ встал из-за стола и, пройдясь по мастерской, непринуждённо уселся в кресле у окна. – Платит хорошо, побольше бы таких заказчиков.
– Так-то оно так. Но как бы не вляпаться нам в какую историю с этим наследником. Подозрительный антиквар. Тебе не кажется?
– А вы перекреститесь на его иконки – и всё пройдёт, – увильнул от ответа Прыщ. – Давайте я их просканирую.
– И действительно, какое нам дело, – успокаивая себя, взбодрился Павел Николаевич. – Давай, Толик, сканируй. Время дорого… Я отлучусь минут на сорок, а когда вернусь, будем обрабатывать иконы ультрафиолетом. Посмотрим, сколько было поновлений и какая работка нам с тобой предстоит.
Выйдя из мастерской, Кузнецов позвонил Жарову. Договорились встретиться вечером в кабинете капитана. От охватившего волнения Павел Николаевич почувствовал озноб. Чтобы согреться, он зашёл в первый попавшийся магазин. Им оказался музыкальный салон «Аккорд». У огромной витрины, броско увенчанной строчкой из тривиального шлягера «Поговори хоть ты со мной…», Кузнецов остановился. Каких гитар здесь только не было! От незатейливых «ленинградок» до исполненных величия и достоинства концертных инструментов. Они мерцали лаком и перламутром, хвалились изысканностью дизайна, строгостью перспектив натянутых струн. И наверняка каждая из них считала себя самой лучшей, уникальной. Каждой хотелось выдавать свои неповторимые, восхитительные звуки по требованию барда или рокера, в оркестре перед многоликой публикой или в дружеской компании у ночного костра… Не в этом суть! Главное – побыстрее стать кому-то нужной, незаменимой, заполняющей собой чью-то жизнь. Гитары замерли в ожидании. Кто он, так внимательно рассматривающий их человек? Только бы не амёбный попсач! Уж если не рокер, то хотя бы бард. Постой-постой… на «Ibanez» засмотрелся, перешёл к «Carvin»… Чувствуется, ему нужна гитара, чтобы играть. Не просто тренькать песенки-однодневки, а играть настоящую, сильную музыку. Ну, выбирай же! Что ты так долго раздумываешь?