Читаем без скачивания Инквизиция и инквизиторы во Франции - Наталия Ивановна Московских
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда это были первые слова участия, которые арестант слышал после того, как оказался за решеткой. Пребывающий в полном неведении относительно того, в чем его обвиняют, опасающийся за жизнь свою и своих близких, он готов был схватиться за любую соломинку и порой в ответ на «доброту» проникался самыми лучшими чувствами к своему мучителю. Он как бы раздваивался психологически: с одной стороны, понимал, что инквизитор — это источник его бед, а с другой — надеялся на чудо и хотел видеть в инквизиторе спасителя.
Однако такие разговоры действовали в нужном для инквизиции направлении далеко не всегда. Тогда в дело вступал следующий элемент тактики запугивания — арестанту демонстрировали устройства для пыток и в подробностях рассказывали, через что ему предстоит пройти. При этом инквизиторам рекомендовалось вести себя с арестантом подчеркнуто сочувственно, как бы намекая ему: «У тебя еще есть шанс передумать, пока мы добрые, и ты пожалеешь, если не сделаешь этого».
Образ инквизитора с Библией в руках, обращающегося к еретику как к несчастной заблудшей душе в декорации камеры для пыток, весьма часто производил нужный эффект.
Унижение
С давних времен человек с особым вниманием относился к сохранению своего достоинства. Поэтому в качестве одного из инструментов психологического давления на арестанта часто использовалось унижение. Для этого существовали определенные приемы.
Нагота. В допросной комнате арестанта раздевали донага, и в таком виде он представал перед присутствующими на допросе. Любые попытки прикрыться пресекались.
Поза. Инквизитор хорошо изучал поведение своего арестанта, анализировал его повадки и привычки, расспрашивал о них людей. Делалось это для того, чтобы составить своего рода психологический портрет, понять, как обвиняемый обычно держит себя при людях, и затем погрузить его на допросе в атмосферу дискомфорта. Так, гордеца, например, могли весь допрос продержать на коленях, а человека скромного, который, наоборот, предпочитал выглядеть незаметным, заставляли все время смотреть следователю в глаза.
Вынужденные мольбы. Рекомендовалось создать в ходе следствия такую ситуацию, чтобы арестант стал молить о пощаде. Людей, особенно трепетно относившихся к своему достоинству, это ломало психологически и сильно влияло на их дальнейшее поведение.
Цепи. Арестанта могли держать в цепях, как животных. Причем цепи часто специально делали короткими, чтобы он с трудом мог дотянуться — что к отхожему ведру, что к принесенной тюремщиками еде.
Манера подачи еды/воды. Еду и воду арестанту ставили на пол, небрежно подталкивая ее к нему по полу.
Существование в грязи. Отхожее ведро, бывшее в камере, могло продолжительное время не опорожняться. Когда оно переполнялось, приходилось справлять нужду на пол камеры. Это усиливало состояние отчаяния и унижения, в котором пребывал арестант. Блохи, вши и крысы, которые были неотъемлемой частью средневековых тюрем, способствовали этому в неменьшей степени.
Пытка ожиданием. Об этом уже много говорилось, но приходится повторить. Узника могли продолжительное время держать в неведении в камере, создавая у него ощущение, что о нем забыли, что до него никому нет дела, что он — ничтожество и пустое место.
Насмешки тюремщиков. В некоторых тюрьмах унизительные приемы усиливались и человеческим фактором. По указке инквизиторов либо по собственной жестокости тюремщики могли насмехаться над арестантом, оскорблять его или угрожать ему.
Стоит, разумеется, понимать, что методы эти могли применяться в совокупности, либо только частично, либо применяться ограниченно — все зависело от воли конкретного инквизитора, руководившего следственным процессом.
Сенсорная депривация
Дословно с латыни sensus deprivatio — «сенсорная депривация» переводится как «лишение чувств». Самые простые устройства для депривации — это повязка на глаза или затычки для ушей; они уменьшают или полностью исключают воздействие на зрение и слух. Ныне существуют и более сложные устройства, которые, к счастью, для инквизиции были недоступны, — «отключают» обоняние, осязание, вкус, температурные рецепторы и вестибулярный аппарат. Словом, депривация — это информационный голод, связанный с частичным или полным прекращением внешнего воздействия на один или несколько органов чувств.
Повязка, которая надевалась заключенному на глаза на все время его пребывания в камере или хотя бы пока его вели на допрос, считалась весьма действенным методом. Человек терял ориентировку в пространстве и пытался понять, куда его ведут, воображение рисовало ему самые страшные картины, и вдруг — как правило, именно вдруг — тугую повязку снимали, и он оказывался в кабинете инквизитора, залитым солнечным светом, или же перед палачом в подвале, освещаемом лишь факелом.
В условиях тюремного заключения арестанта могли намеренно долгое время держать в камере без окон и какого-либо намека на освещение, куда не проникал с воли ни один звук.
По мере увеличения времени пребывания в условиях сенсорной депривации психическая деятельность может нарушаться, развиваться депрессия, апатия, раздражительность. Человек теряет способность сосредотачиваться, он все хуже продумывает тактику и стратегию своего поведения. Дезориентированного арестанта гораздо легче вывести на признание.
Правда, если перестараться, он может сойти с ума, и тогда. велик риск получить искаженную информацию вследствие потери человеком не только прежней линии мышления, но и причинно-следственных связей и даже части собственного Я.
Воздействие с помощью близких
Одним из изощренных методов воздействия на арестанта, которым активно пользовалась инквизиция, было влияние через близких ему людей.
После пребывания арестанта некоторое время в тюрьме, к нему неожиданно (для него, разумеется) могли впустить жену/мужа и/или детей, друзей, духовника, с которыми инквизитор предварительно проводил соответствующую беседу. Как правило, эти люди убеждали узника признаться в заблуждениях, молили его не продлевать свои страдания. И если увещания, произносимые инквизитором, который воспринимался враждебно, не давали никакого эффекта, то те же