Читаем без скачивания «Фрам» в Полярном море - Фритьоф Нансен

Когда мы приблизились, мать злобно зафыркала, она несколько раз повертывалась, как бы намереваясь пойти на нас, потом уходила, подталкивая перед собой детеныша, снова оглядывалась, будто желая получше разглядеть нас. Наконец звери потихоньку поплелись своей дорогой, все время, однако, оглядываясь. Спустившись к берегу, они стали бродить между торосами. Я побежал за ними. Мать шла впереди, медвежонок трусил за ней в точности по ее стопам. Скоро я нагнал их. Мать, увидев меня, бросилась бежать и хотела, чтобы медвежонок бежал так же быстро рядом с ней, но сразу же стало видно, что малыш быстрее меня бежать не может.

Как только медведица обнаружила это, она повернулась, фыркнула и свирепо пошла прямо на меня. Я остановился и приготовился стрелять, если она подойдет слишком близко. Медвежонок между тем улепетывал со всех ног. Медведица остановилась в нескольких шагах от меня, фыркнула и зашипела, оглянулась на детеныша и, убедившись, что тот отбежал уже на порядочное расстояние, бросилась за ним. Я опять кинулся вперед и стал нагонять медвежонка, и медведице снова пришлось повернуть.

По-видимому, ей ужасно хотелось повалить меня; но детеныш успевал выиграть некоторое расстояние, и мать, не тратя лишнего времени, следовала за ним. Это повторялось несколько раз; затем они начали карабкаться на ледник – впереди медведица, за ней медвежонок. Но малыш не поспевал, хотя изо всех сил старался ступать след в след с матерью по глубокому снегу; карабкаясь вверх, он поразительно напоминал мальчугана в плюшевых штанах.

Он то и дело оглядывался наполовину со страхом, наполовину с любопытством. Трогательно было видеть, как мать беспрестанно поторапливала малыша, иногда подталкивала его головой, а на меня шипела и фыркала, хотя я совершенно спокойно стоял внизу, наблюдая за ними. Наконец они добрались до гребня. Медведица остановилась, зашипела на меня пуще прежнего, пропустила медвежонка вперед, и оба исчезли по ту сторону ледника. Я вернулся к прерванной работе.

В последние дни в нашей хижине кипела лихорадочная работа. С каждым днем все больше не терпелось двинуться в путь, но многое еще оставалось сделать. Теперь-то мы ощутили по-настоящему отсутствие запасов «Фрама». Если там не хватало кое-чего, то здесь, в сущности, не хватало всего. Чего бы не дали мы теперь за один единственный ящик собачьих сухарей – для нас самих! – из огромных запасов «Фрама». Где взять теперь все, что нам нужно?.. «Для санной экспедиции необходим легкий питательный и вместе с тем разнообразный провиант, нужна легкая и теплая одежда, прочные и удобные нарты и т. п. и т. п.» Да, хорошо известны эти азбучные истины арктическим путешественникам. Правда, предстоявший путь был не особенно труден: все дело сводилось только к тому, чтобы добраться до Шпицбергена. Но все же путь был достаточно дальний, чтобы эти наставления имели свое значение и для нас.

Когда мы вырыли спрятанные в начале зимы запасы и открыли мешки, то обнаружилось, что там находятся лишь жалкие остатки когда-то хорошего провианта. Значительная часть его заплесневела, испортилась от осенней сырости. Мука, драгоценная овсяная мука, покрылась грибком, и ее пришлось выбросить. Шоколад растаял от влаги, его больше не существовало. Пеммикан имел какой-то странный вид. Попробовали его – тьфу! Пришлось выкинуть и его.

Итак, осталось только немного рыбной муки, некоторое количество алейронатной муки и отсыревший, покрытый плесенью хлеб; мы все это прокипятили в моржовом жире, отчасти чтобы просушить и отбить затхлый вкус и запах сырости, отчасти чтобы сделать продукты более питательными. Теперь хлеб показался нам превкусным, и мы бережно спрятали его на торжественный случай или на случай крайней нужды, когда не будет никакого другого продовольствия.

Мы ни о чем не тужили бы, если бы могли провялить медвежье мясо. Но погода стояла сырая и холодная, и повешенные вялиться ломти мяса высохли лишь наполовину. Ничего другого не оставалось, как взять с собой возможно больше разрезанного на куски сырого мяса и сала, какое только мы в состоянии были тащить с собой. Потом наполнили ворванью три жестяных бидона из-под керосина – такой запас топлива никогда не помешает.

Для варки пищи в пути решили приспособить котелок от кухонного аппарата, а вместо горелки сделали чашку из нижней части резервуара от примуса: в ней мы жгли и куски сала и ворвань. Запасы пищи и топлива не отличались легкостью, но имели то преимущество, что могли быть, по всей вероятности, легко пополнены в пути. Дичи, надо надеяться, мы встретим вдоволь.

Хуже обстояло дело с короткими, обрубленными нартами. Удлинить их теперь невозможно. Но как же пробиваться вперед на этих обрубках, не разбив поставленных на них каяков о ледяные выступы и торосы? Если мы не найдем свободной воды на пути к Шпицбергену, то вынуждены будем тащиться по неровному дрейфующему льду с этими нартами, на которых каяки имеют точку опоры только в середине; оба конца – и нос и корма – свешиваются за пределы нарт; при малейшей неровности концы каяков неминуемо будут цепляться за лед, а это вряд ли благотворно отразится на их парусиновой обшивке.

Необходимо было как-то предохранить каяки. Мы привязали к ним снизу медвежьи шкуры и устроили на нартах добавочные подпорки из уцелевших кусков дерева. Подпорки надо было сделать возможно длиннее, чтобы поднять повыше самые каяки и не дать им касаться льда. Веревок, чтобы привязать каяки, не было, и пришлось изготовить ремни из сырой медвежьей и моржовой кожи. А такими ремнями крепко не привяжешь. Все же преодолели и эту трудность и в конце концов хорошо и плотно пригнали каяки к нартам. Чтобы концы каяков не поломались под тяжестью груза, самые тяжелые предметы положили в середину. Получилось хорошо.

Не менее трудным оказалось снарядиться в путь нам самим. Я уже упомянул, что мы сшили себе новую одежду, и на это столь неопытным портным пришлось потратить порядочно времени. Мало-помалу мы, впрочем, так наловчились, что имели, по-моему, все основания гордиться своей работой. И когда наконец облеклись в новое одеяние, вид у нас получился довольно приличный – так, по крайней мере казалось нам.

Новую одежду мы берегли и не торопились надевать, желая подольше сохранить ее во всей красе для путешествия. Иохансен, насколько мне помнится, так и не надел своей новой куртки вплоть до встречи с людьми. Он объявил, что хочет сохранить ее до того дня, когда прибудет в Норвегию, – ведь не может же он предстать перед соотечественниками каким-то морским разбойником!

Жалкие остатки нижнего белья перед отправлением в путь были тщательно выстираны, чтобы можно было двигаться, не натирая себе тела до крови. Стирка производилась способами, уже описанными выше. Вот с обувью дело было совсем плохо. Чулки мы кое-как себе сшили из медвежьей шкуры; труднее оказалось заменить подметки наших комаг, которые совсем почти протерлись.