Читаем без скачивания Самый желанный герцог - Селеста Брэдли

Грэм улыбнулся, вспомнив медведя.

— Как насчет сэра Большие Когти?

Мэгги ухмыльнулась.

— Я не хочу, чтобы он подумал, что слишком опасен. От этого ему в голову могут прийти неподходящие идеи. Ди говорит, что когда-нибудь он станет очень большим кошачьим джентльменом.

Грэм задумался над свирепостью, которую в настоящее время проявляло худое животное, и его улыбка исчезла.

— Ну, тогда, возможно, и нет.

Мэгги вздохнула, затем взяла котенка и прижала к груди. Тот свесил голову вниз и уставился на Грэма.

— Сейчас я должна отнести его в свою комнату. Патриция поведет меня на прогулку.

Кот, теперь освобожденный от необходимости стоять на любом из упоминавшихся ранее когтей, легко вонзил все четыре лапы в путаницу из веревочки. Для того чтобы убедиться в ее полном уничтожении, зверек периодически хватал комок крошечными, почти детскими зубами, не переставая хрипло мурлыкать.

Грэм предложил бы посидеть с котенком, но, по правде говоря, сумасшедшая атака этого создания на ни в чем не повинную веревочку аннулировала любую мысль о подобной милости. Хотя он легко заплатил бы за изгнание из этого зверя нечистой силы.

— Тогда делай это.

И запри дверь за этим нелепым маленьким созданием. Он должен напустить котенка Мэгги на медведя, принадлежавшего старому герцогу. Так он сможет расправиться с ними обоими.

Фортескью появился в дверном проеме гостиной.

— Мне жаль, ваша светлость, но мисс Блейк не принимает этим утром. Она спрашивает, не будете ли вы любезны зайти снова в другое время.

Грэм заморгал. Не принимает?

Но… Софи всегда принимала его!

Но, очевидно, не сегодня, или, по крайней мере, не его. Черт побери, разве она не осознает, что нужна ему? Что ж, не нужна, конечно же, но было бы очень полезно просто поговорить с ней сейчас. Очень раздраженный и задетый больше, чем на самом деле желал признаться, Грэм прошагал мимо поклонившегося Фортескью, настолько яростно натягивая свои перчатки, что на одной из них лопнул шов.

Проклятие, он еще очень долгое время не сможет купить себе перчатки, если это вообще когда-либо произойдет.

Гораздо лучше разозлиться на свои перчатки, свои обстоятельства и своего друга, чем провести слишком много времени, размышляя, почему ее отказ так расстроил его.

Вместо этого он решил поехать в Суссекс. Пришло время самому взглянуть на Иденкорт. В конце концов, из отчетов можно узнать далеко не все.

Если Софи задумается, почему он снова не навестил ее… что ж, она может продолжать задаваться этим вопросом.

Однако на верхней ступеньке он остановился. Какой-то импульс заставил Грэма повернуться, пройти обратно в гостиную и положить отполированный кусочек рога оленя на боковой столик как подношение. Нет, не как подношение. Как подарок.

Черт побери.

На протяжении следующих двух дней Софи узнала, что она не только не умеет одеваться и причесываться, но было совершенно очевидно, что у нее не хватает способностей стоять, сидеть, ходить, кивать, держать веер или стакан.

Софи находилась в огромной столовой Брук-Хауса, где за столом, растянувшимся почти на всю длину комнаты, могло с комфортом разместиться тридцать человек, и была настолько истощена и разъярена, что восхищение и испуг от роскошного окружения наконец-то исчезли. Она плюхнулась на один из обеденных стульев, безо всякого уважения к его редкости или ценности.

— Хвала небесам, что вы появились! — наконец почти рявкнула она своей маленькой, но пугающей Немезиде. — Не знаю, как я вообще сумела бы выжить!

Лемонтёр, все еще свежий и аккуратный, нисколько не утомленный изнурительной работой, сложил руки на груди и приподнял бровь.

— О, ты бы выжила, но я сомневаюсь, что ты бы жила! К тому же для этого нет никакого оправдания! Ты обладаешь естественной грацией — во всяком случае, что-то вроде грации жеребенка — и если ты просто преодолеешь свои глупые страхи, то у тебя не будет ни малейших проблем! — Он снова вскинул вверх руки.

Софи немедленно решила, что если он сделает этот жест еще один раз, то она начнет воспроизводить носом звуки, напоминающие обезьяну. К тому же ее голова может несколько раз удариться о ближайшую стену.

Девушка была истощена, ее спина ныла, шею ломило, ноги пульсировали, а сама она была совершенно уверена, что заработала себе мозоли на пальцах, пытаясь щелкать веером!

Она посмотрела через стол на своего мучителя с нескрываемой ненавистью.

— Вы… вы…

Лемонтёр прищурил глаза.

— Что, умоляю, скажи? — Он начинал достаточно терпеливо, но где-то после того, как Софи в девятый раз растянулась на полу, портной сделался безжалостным.

— Тиран! — Это было самое приличное слово, которое она смогла подобрать. Ее мозг страдал, глаза горели, и ей хотелось прилечь. Где-нибудь. Даже середина улицы подошла бы.

Ее преследователь еле заметно улыбнулся.

— Тиран пока сгодится. Будь любезна, встань. — Софи повиновалась, приподняв подбородок, расправив и опустив плечи, стараясь прямо держать спину при помощи мускулов живота, которые угрожали задрожать.

С непринужденной легкостью Лемонтёр раскрыл свой демонстрационный веер и насмешливо улыбнулся.

— А сейчас сделай это снова.

— Но… — В первый раз за свою жизнь Софи обнаружила, что собирается захныкать. О нет. Только не это. Испугавшись, она едва обратила внимание на то, как снова развернула свой веер.

По привычке девушка ждала обычного упрека от Лемонтёра. Когда этого не последовало, она подняла на него взгляд.

Он улыбался.

— Абсолютное совершенство! — Он стиснул руки, словно в молитве — и кто знает, ведь это были очень длинные два дня — на его озорном лице появились морщинки от улыбки, и он низко поклонился ей.

— Мисс София Блейк, как приятно наконец-то встретиться с вами.

Софи заморгала, а затем опустила взгляд на свою руку, в которой держала веер.

Веер… прекрасный, изящный, идеально сбалансированный веер!

Она рассмеялась вслух, облегчение ошеломило ее. Девушка закрыла веер и снова развернула его… и еще раз… и еще!

Лемонтёр шагнул вперед и радостно закружил ее, его рука лежала на ее талии, другая держала ту, в которой был веер. Софи снова рассмеялась, кружась вокруг него, ее истощение и крошечные, с трудом завоеванные достижения вскружили ее голову ликованием.

Затем она осознала.

— Я танцую!

Лемонтёр кивнул.

— И очень мило к тому же.

Он выпустил Софи из своих рук, закружив и усадив в обитое тканью кресло возле камина. Софи сидела, ее голова все еще кружилась от танца, от того, что ее движения совершались почти под музыку, а ее конечности двигались с долговязой изящностью.