Читаем без скачивания Мартин-Плейс - Дональд Крик

Льюкас открыл дверь, не постучав, и Фиск резко вскинул голову. Он держался сухо и напряженно.

— Я получил записку мистера Рокуэлла, сообщающую, что вы назначены его помощником, а мое место займет Джон Росс.

Льюкас опустился на стул напротив Фиска.

— Мистер Рокуэлл только что сообщил мне об этом решении.

— Для вас это полезный опыт, однако я предпочел бы видеть вас за этим столом, — бухгалтер сухо улыбнулся. — Это было бы… ну, скажем, более перманентно.

В душе Льюкас возликовал.

— Значит, вы считаете мое назначение временным?

— Вовсе нет, — поспешил ответить Фиск. — Отнюдь. Однако это должность при должности. Тогда как старший бухгалтер — ответственное лицо со своими особыми правами. Вы не согласны?

Льюкас ответил невозмутимо:

— Я считаю, что всякий человек, знающий, чего он хочет, уже ответственное лицо со своими особыми правами. И я так же не собираюсь подчинять свою личность другому, как не допущу никакого воздействия на мои убеждения.

— Это будет не так-то просто. Вы меня понимаете?

— Вполне.

Ах, так, решил Фиск, ему предлагают не вмешиваться не в свое дело!

— В таком случае я попрошу вас подумать, кого вы могли бы рекомендовать на свое место, — сказал он тоном, показывавшим, что разговор окончен. — Я хочу, насколько возможно, избежать перетасовки.

Дверь закрылась, и он остался один, напряженно прикидывая… Льюкас слишком хитер, чтобы у него можно было что-нибудь выведать. Теперь он будет приглядываться к главному призу и подслушивать у нужной замочной скважины. Но что это ему даст? Будет твердить: «Да, мистер Рокуэлл», «Нет, мистер Рокуэлл», пока не превратится в стертую копию большого человека. Истинную оригинальность нельзя повторить, а что там ни говори об Арнольде Рокуэлле, подражателем его не назовешь.

Весь день Риджби наблюдал за передвижениями в штате. Они проводились в глубокой тайне, соблюсти которую было невозможно. За долгие годы он множество раз наблюдал подобные перемены, и каждая все дальше и дальше отодвигала его на конец сучка, теперь уже совсем высохшего и готового обломиться.

Все знали, что преемником Холскома будет Фиск. А кто сядет на место Фиска? Росс? Льюкас? Возможно, оно осталось за Россом, а Льюкас заявил протест в высших сферах.

Но ему-то что за дело до всего этого? Он ощутил отзвук былого гнева, былого разочарования. Когда все будет кончено, его, конечно, известят памятной запиской. Но в любом случае он сделает все от него зависящее, чтобы Дэнни не обошли. Надо будет поговорить с Фиском. Дэнни заслуживает повышения. У него есть идеалы и целеустремленность, редкие у молодежи. Риджби задумался. А если бы он женился на Эдит, когда они были молоды, сложилась бы его жизнь иначе? Какой степени уверенности в себе и культурной зрелости достиг бы он и какое положение занял бы в «Национальном страховании»? Может быть, он получил бы диплом. Победа осталась за дипломированными специалистами — исключением был только Рокуэлл, проложивший себе путь наверх умением говорить. Но все это уже позади. Случилось чудо и положило всему этому конец.

На то, чтобы устроить новую квартиру, чтобы придать ей подлинный обжитой вид, как будто она существовала и в прошлом, чтобы привыкнуть к ней самому, потребовалось больше времени, чем он рассчитывал. Он тянул время и затеял небольшой ремонт, чтобы объяснить Эдит, почему он все еще не приглашает ее к себе.

— Джо, — сказала она с шутливым упреком только накануне, — прошло уже больше месяца! По-моему, вы просто не хотите, чтобы я побывала у вас.

— Да, но только потому, что у меня все еще перевернуто вверх дном. Маляр обещал кончить на этой неделе. А теперь свалился с гриппом. Боюсь, все затянется еще на две-три недели.

— Неужели вы думаете, что меня испугают стремянка и ведро с кистями?

— Конечно, нет, Эдит. Но я не хочу испортить вам первое впечатление. Ведь тогда вы больше не придете.

Он закрыл лежавшую перед ним книгу. Тревожиться больше нечего. Через три недели он перестанет прятаться. Чудо сияло в его глазах, отодвигая в небытие этот стол, этот зал, эту тюрьму, эти оковы духа, этого вора, укравшего столько лет его жизни.

18

Дэнни два раза подолгу ждал возле лавки Митфорда, а в третий дошел даже до калитки Тейлоров — только для того, чтобы миссис Тейлор наотрез отказалась допустить его к Изер.

— Если бы вы поменьше лгали и изворачивались, все могло бы быть иначе. Это был обман, а я не доверяю обманщикам.

— А я не доверяю вам! — вспылил он, повернулся и ушел.

В воскресенье мать неизменно спрашивала его: «Ты пойдешь в церковь?», но с каждым разом все менее настойчиво. Она считала, что он не хочет ходить в церковь просто назло им всем, и он не разуверял ее, замкнувшись в себе и разговаривая с чужими людьми, среди которых жил, на ином, не своем языке.

Он принял романтичное решение — ждать. Изер скоро станет взрослой. Он рисовал себе их следующую встречу как идеальное воссоединение родственных душ и в совершенстве отрепетировал, как будет себя вести и что говорить.

Ему не читалось, и он захлопнул книгу. Встав со скамьи под магнолией, он еще час бродил по саду и только тогда пошел домой. Шел он медленно. «По аллее сверни к баобабу…» Показать бы эти стихи Изер! Он поднялся по крутой улице к «Лопате и Капусте», перешел на другую сторону и вдруг остановился как вкопанный. И тут же бросился вперед.

— Изер! Изер!

Она остановилась и подождала его. В руке у нее был бидончик. Дэнни взглянул на нее, увидел холод в ее глазах, и подготовленная роль превратилась в хаос пропущенных реплик. Он сказал:

— Куда ты идешь?

— За молоком. — Она взмахнула бидоном.

— Я тебя провожу.

Они пошли рядом. Изер молчала и смотрела в сторону. Дэнни обиженно сказал:

— Что случилось, Изер? Я так хотел увидеть тебя! И думал, что ты тоже…

— Да, я тоже хотела увидеть тебя, — она говорила оскорбленным тоном. — И мне, наверное, позволили бы, если бы ты не нагрубил маме.

— Нагрубил?!

— Не виляй! Мы оба обманывали, а тебе еще понадобилось явиться к нам и все совсем испортить.

— Но послушай же! — сказал он с отчаянием. — Ты ведь с самого начала не предупредила ее только потому, что она тебя не пустила бы. Так в чем же я виноват? — Он сердито махнул рукой. — В чем?

— Ей виднее. Она старше нас.

Дэнни посмотрел на нее в полной растерянности. Отвращение стиснуло его горло.

— Ей ничего не виднее! — крикнул он. — Теперь она радуется, что внушила тебе, будто ты сделала что-то дурное. А ее возраст еще не доказательство, что она знает все.

— Ну, а я знаю одно — ты ни разу не пришел в церковь.

— Я не мог. Это значило бы, что я словно прошу прощения. Неужели ты не понимаешь?

Изер вздернула голову, не желая замечать его мольбы. У дверей лавки она сказала:

— Мне надо купить молока.

Дэнни угрюмо ждал ее, тыкая носком башмака в кирпич фундамента. Он пойдет в церковь, заткнув уши ватой, и будет молиться миссис Тейлор! Внутри у него все щемило — как бессмысленны были его мечты! Он был сброшен на самое дно пропасти.

Изер вышла из лавки. Дэнни взял у нее бидон, и они молча пошли по тротуару. Потом он сказал:

— Ты попробуешь добиться, чтобы тебя пускали гулять со мной, Изер?

— Только если ты придешь в церковь и извинишься, — сказала она упрямо. — Если ты и думаешь, что мама поступила неправильно, это еще не причина, чтобы вести себя хуже язычника.

Он посмотрел на нее в полном отчаянии.

— Да, язычник — это уж чересчур.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сдвинув брови, сказала Изер.

— О том, что не могу согласиться с твоей матерью. И не допущу, чтобы она указывала мне, что и как я должен делать.

Изер гневно топнула ногой.

— Ну и ладно! Делай, что хочешь! — Вдруг ее глаза наполнились слезами. — Если бы ты меня любил, ты бы извинился.

Дэнни взял ее за локоть.

— Это неправда, Изер. Ты хочешь, чтобы я ради тебя лгал.

Они подошли к углу, и Изер остановилась. Проведя рукой по глазам, она сказала грустно:

— Ну и оставайся язычником! Потом пожалеешь!

Дэнни отдал ей бидон.

— Ты даже не представляешь, как я жалею! Но тут мне лучше остановиться, не то я попру ногами освященную землю.

Ее растерянный взгляд сказал ему о ее наивности, о скрытой в ней маленькой девочке, которая не могла его понять. Когда они расстались, он знал, что ей очень больно. Но ничего изменить он не мог. Идиллия кончилась.

Вечером он вышел погулять. Улицы, дома, магазины, трамвайные рельсы, деревья, проламывающие асфальт. Церковь, кино, спортклуб Джека Салливена, на Сити-роуд — дансинг «Альберт», грохочущий и наглый. Мать, защищая его, успению защитила их дом от натиска окружающих улиц, и он не чувствовал себя здесь своим. Разве что в прошлом, разве что в ребяческих играх. А теперь все тайные уголки обнажились, и здешний климат иссушил единственный оазис, который он себе отыскал.