Читаем без скачивания Опасная скорбь - Энн Перри

– А также враги в его собственном доме, – добавил Монк почти с вызовом.

Однако он понимал, что дело вскоре станет еще более запутанным и скверным, нежели теперь. Ранкорн ненавидел такие дела. Он боялся чем-либо оскорбить власть имущих, то есть людей, которые считались влиятельными; он из кожи лез, лишь бы угодить Министерству внутренних дел и раскрыть преступление как можно скорее, чтобы умаслить взбудораженную публику. С другой стороны, Ранкорн страшился оскорбить Мюидора. Монк же оказывался между молотом и наковальней, поскольку в случае неудачи все камни полетели бы именно в него. Уж Ранкорн постарался бы опозорить его на весь свет и укротить слишком ретивого инспектора.

Монк заранее предвидел эти трудности, и его злило, что, даже зная все наперед, он не может их избежать.

– Перестаньте говорить загадками, – бросил Ранкорн. – Если вам ничего не удалось выяснить и дело оказалось слишком для вас сложным, так и скажите. Я найду вам замену.

Инспектор обнажил зубы в улыбке.

– Отличная идея… сэр, – отозвался он. – Благодарю вас.

– Хватит дерзить! – Ранкорн окончательно вышел из себя. Он ждал от Монка совсем другого ответа. – Вы что, намерены подать в отставку? В таком случае делайте это как положено, а не в такой небрежной форме. Вы намерены подать в отставку? – На секунду в глазах его вспыхнула надежда.

– Нет, сэр. – Против желания Монк повысил голос. Первый удар он нанес удачно, но битва была заведомо проиграна. – Я думал, вы просто хотите отстранить меня от дела об убийстве миссис Хэслетт.

– И не собираюсь! С чего бы это вдруг? – Короткие прямые брови Ранкорна полезли на лоб. – Оно вам что, не по зубам? Вы же лучший сыщик во всей полиции – во всяком случае, вы твердили об этом на каждом углу! – Голос его сделался язвительным. – Хотя вы здорово сдали после того несчастного случая. С делом Грея вы справились неплохо, но вспомните, сколько времени вы с ним провозились. Грея, я полагаю, повесят. – Он поглядел на Монка с весьма довольным видом, поскольку прекрасно понимал его чувства и знал, что симпатии инспектора на стороне Менарда.

– Ошибаетесь, – возразил Монк. – Сегодня вынесли приговор. Двадцать пять лет ссылки. – Он улыбнулся, не в силах сдержать своего торжества. – Мистер Грей имеет все шансы начать в Австралии новую жизнь.

– Или помереть от лихорадки, – парировал Ранкорн. – Или от голода. Или быть убитым в драке.

– Такое и в Лондоне случается сплошь и рядом, – с невинным видом заметил Монк.

– Ну, так что вы стоите здесь, как столб! – Ранкорн плюхнулся в кресло. – Что вас так напугало в этом деле? Боитесь оплошать?

– Убийца находился в доме, – сказал Монк.

– Естественно, в доме! – Ранкорн уставился на сыщика. – Да что это с вами, Монк? У вас с головой все в порядке? Она была убита в собственной спальне. Никто и не говорит, что убийца выволок ее на улицу!

Монк усмехнулся, представив реакцию Ранкорна.

– Считалось, что в дом проник грабитель. – Он произносил каждое слово подчеркнуто внятно и медленно, как обычно разговаривают с тугодумами. – А я вам объясняю, что в дом никто не проникал. Кто бы ни убил дочь сэра Бэзила – он, или она, уже находился в доме и сейчас там находится. Общественные приличия обязывают предположить, что это был кто-то из слуг, но здравый смысл скорее указывает на члена семьи.

Ранкорн в ужасе уставился на инспектора, кровь отхлынула от его вытянутого лица, когда он наконец переварил смысл сказанного. Монк не скрывал удовлетворения.

– Это нелепость! – выдохнул начальник. Горло у него пересохло, язык отказывался подчиняться. – Опомнитесь, Монк! Вы что, ненавидите всех аристократов? Как вам в голову могло прийти столь чудовищное обвинение? Или вам мало дела Грея? Да вы с ума сошли!

– Свидетельства неоспоримы.

Ужас Ранкорна был, увы, единственной радостью Монка. Он и сам бы предпочел разыскивать растворившегося в ночи грабителя, выслеживая его в лабиринте притонов и трущоб, куда даже полиция не всегда осмеливается сунуть нос, где царит насилие и где закон – лишь пустое слово. Это было бы куда менее опасно, чем обвинить в убийстве кого-то из Мюидоров.

Ранкорн ловил ртом воздух.

– Что, сэр? – осведомился Монк, широко раскрыв глаза.

Все чувства, которые сейчас испытывал Ранкорн, попеременно отражались на его лице: страх перед последствиями скандала, вызванного бестактным поведением инспектора, сменился надеждой, что в этом случае удастся избавиться от настырного подчиненного, давно уже наступающего ему на пятки.

– Ступайте, – сквозь зубы приказал Ранкорн. – И да поможет вам бог, если вы ошибаетесь. Будьте уверены, уж я-то вам помогать не стану.

– Я на это никогда и не рассчитывал… сэр. – На миг Монк вытянулся по струнке, выражая тем самым скорее насмешку, а не почтение, затем повернулся и вышел.

Уильям был только доволен, что привел Ранкорна в отчаяние, но, направляясь домой на Графтон-стрит, он вдруг задал себе вопрос: а таким ли был Ранкорн, когда они с ним встретились впервые? Когда он еще не почувствовал угрозы, исходящей от Монка – человека честолюбивого, настырного, хвалящегося своим живым умом? Теперь Уильям был почти уверен, что собственноручно создал себе врага. И едва ли оправданием ему мог служить тот факт, что Ранкорн не слишком умен и не одарен способностями. Чем слабее человек, тем постыднее брать над ним верх, пользуясь его изъянами. Если сильный безответственен и своекорыстен, то на что надеяться слабому?

В тот вечер Монк лег рано, но долго не мог уснуть. Он лежал на спине, глядя в потолок и испытывая острое отвращение к собственной персоне.

На похороны Октавии Хэслетт съехалась добрая половина лондонской аристократии. Кареты запрудили Лонгхэм-плейс, остановив все прочее движение. Вороные лошади с черными плюмажами, кучера и лакеи в ливреях, трепетание траурного крепа, отшлифованная до зеркального блеска и словно онемевшая медь упряжи. Тщеславные особы узнавали в толпе отпрысков древних родов Британии, Франции и даже княжеств Германии. Скорбящие дамы поражали случайных зевак траурными нарядами безупречного покроя, огромными кринолинами, убранными лентами капорами; джентльмены – лоснящимися цилиндрами и сияющей обувью.

Все происходило почти в полной тишине: копыта – закутаны, каблуки – не скрипят, разговоры – только шепотом. Немногочисленные прохожие останавливались и с почтением склоняли головы.

Стоя рядом со слугами на ступенях церкви Всех Святых, Монк наблюдал за прибытием семейства Мюидоров. Первым ступал сэр Бэзил с дочерью Араминтой. Даже траурная вуаль не могла скрыть ее огненных волос и благородной бледности лица. Рука об руку они поднялись по ступеням, и непонятно было, кто из них кого при этом поддерживает.

Следующей шла леди Беатрис Мюидор под руку с Киприаном. Держалась она очень прямо, лица из-за вуали рассмотреть было невозможно, но чувствовалось, что плечи ее напряжены, и она дважды споткнулась. Киприан поддержал мать и что-то тихо сказал ей на ухо.

Чуть поотстав, поскольку прибыли они в отдельном экипаже, шли рядом Майлз Келлард и Ромола Мюидор. Эти двое даже ни разу не взглянули друг на друга. Ромола казалась весьма утомленной, шагала тяжело и слегка сутулилась. Ее лицо также полностью скрывала вуаль. Справа от нее, медленно, с рассеянным видом, шествовал Майлз Келлард. Лишь достигнув верхней ступени, он коснулся локтя спутницы – скорее из вежливости, нежели для поддержки.

Процессию замыкала Фенелла Сандеман в театрализованном траурном платье и шляпке, слишком нарядной для похорон, но, безусловно, прелестной. Талия Фенеллы была такой тонкой, что издалека фигуру тетушки Сандеман можно было назвать девичьей. Однако стоило ей подойти чуть ближе, и становились заметны неестественная чернота волос и блеклость кожи. Монк не знал, сочувствовать этой женщине или же восхищаться ее бравадой.

Следом за Фенеллой, что-то ей беспрерывно нашептывая, плелся Септимус Терск. В беспощадном дневном свете его лицо выглядело особенно усталым. Лицо побитого человека, научившегося радоваться мелким победам, поскольку крупных ему уже никогда ни над кем не одержать.

Монк не сразу вошел в церковь, выжидая, пока мимо него пройдет вся прочая благоговейная, скорбящая и завистливая публика. Он слышал обрывки разговоров, исполненных сожаления, но чаще – гнева. Куда катится мир! Чем вообще занимается столичная полиция, если она могла допустить такое! Зачем мы им платим, если даже люди ранга Мюидоров могут быть зарезаны в собственной постели! Кто-нибудь должен обратить на это внимание министра внутренних дел и потребовать от него адекватных мер!

Монк вполне мог себе представить их страх и гнев, а также все обвинения, которые дождем польются в самое ближайшее время. Уайтхолл выдержит настоящую осаду. Будут звучать успокаивающие заверения и соболезнования, а потом, когда лорды наконец уберутся восвояси, пошлют за Ранкорном и с холодным неодобрением, сквозь которое будет проступать самая настоящая паника, пожелают выслушать его подробный рапорт.