Читаем без скачивания Премьера убийства - Найо Марш

Беннингтон посмотрел на Гаю, вытер грим со своей щеки и подсел рядом. Он взял руку Гаи в свою и нежно пожал ее. Потом Беннингтон с открытой враждебностью посмотрел на Мартину. Девушка отвела глаза. Боковым зрением она успела заметить, что Пул каким-то образом тоже заметил этот быстрый обмен взглядами и сразу же помрачнел. Да, подумала Мартина, дело становится для нее все хуже…

Она, видимо, инстинктивно сжалась от этой мысли, и мисс Гамильтон сразу же недовольно протянула руку к покачнувшемуся зеркалу.

Пул закончил разбор первого действия и повернулся наконец к Резерфорду, который сидел с выражением крайнего неудовольствия на лице.

— У тебя есть что прибавить, Джон? — спросил Пул.

— Ну, если не считать того, что весь этот разбор я считаю просто формальностью, а также моих уже высказанных ранее возражений, — тут он кинул нехороший взгляд на Перри Персифаля, — мне нечего сказать. Поберегу силы для дальнейших актов.

— Тогда переходим ко второму действию, — спокойно объявил Пул.

Мартина почувствовала, что, помимо Беннингтона, на нее уставился Резерфорд. От его тяжелого немигающего взгляда девушка ощутила нечто вроде гипнотического оцепенения, которое испытывают птицы под взглядом удава. Мрачный взор Резерфорда поверг ее в панику. Казалось, все актеры тоже почувствовали сгущение атмосферы… Неожиданно когда Пул проработал примерно половину второго акта — Резерфорд воскликнул:

— Эй! Постой! Одну минутку! — и полез за собственными заметками.

Он развернул мятый листок, выудил из кармана очки и, подняв ладонь, стал свистящим астматическим шепотом бурчать себе под нос что-то из своих записей. Все молчали. Напряжение росло. Но Резерфорд, презрительно скривившись, сложил свой листок и милостиво позволил продолжать.

Адам Пул прокашлялся и стал разбирать дальше. Дойдя до сцены, где участвовал он сам с Гаей Гейнсфорд, Пул не высказал никаких замечаний, указав лишь на небольшую неточность в выборе позиции актеров… Мисс Гамильтон закончила со своим гримом, припудрила лицо и дружелюбно улыбнулась Мартине. Та кивнула, отложила зеркало, закрыла коробку с макияжным набором и направилась к выходу.

И тут она услышала грохот падающего стула. Джон Резерфорд вскочил и заорал как сумасшедший:

— Э, куда?! Задержите эту девчонку! Куда она пошла?!

Мартина, чувствуя, что еще немного, и она пропала, шла к дверям. На нее обернулись любопытные лица, смотрели удивленные глаза, но главными для нее были глаза Пула…

— Ничего-ничего… Не обращайте внимания. Идите домой, мисс Тарн, — сказал Адам мягко.

— Нет! Что за черт! Ты не смеешь ее отпускать! — гремел Резерфорд.

— Еще как смею. Кэйт, идите скорее домой… Доброй вам ночи…

Как только Мартина вышла из зала, там сразу же загремел многоголосый спор.

Глава 5

Перед премьерой

Начиная с полудня и до половины седьмого в день премьеры никто из основных исполнителей в театре не появлялся. «Вулкан», предоставленный сам себе, полнился изнутри смутными предчувствиями. Театр ждал. В зрительном зале ряды кресел, с которых уже сдернули защитные чехлы, тупо смотрели в сторону сцены, словно солдаты на плацу в ожидании парада. Занавес прикрывал изощренные декорации Джейко. На сцене царил сумрак. Шеренги юпитеров, повернутых своими черными жерлами под причудливыми углами, обещали фантастическое освещение… Все тут ждало своего времени, своего звездного часа.

В здании веяло атмосферой таинственного, духом случайного. Того, что станет реальностью только вечером. Это чувствовал и мальчик-рассыльный, время от времени пробирающийся к дверям гримерных и подсовывающий под них пришедшие телеграммы. И девочка от цветочника, принесшая корзинку цветов… И настройщик рояля… И уж конечно, Мартина Тарн, которая как раз заканчивала гладить туалеты мисс Гамильтон.

А вот в кассах все кипело — стучали штампы, которые ставили на билеты, стрекотали пишущие машинки, безостановочно звонили телефоны. В черных пластиковых коробках, рядками расставленных вдоль стоек, уже торчали плотные кипы программок.

С двух часов дня простые смертные, не имеющие обыкновения бронировать, места в партере и ложах по телефону, стали выстраиваться в очереди перед кассами.

В два часа дня, после массажа, Элен Гамильтон прилегла подремать и расслабиться. Ей позвонил муж и с опасным вызовом в голосе сообщил, что он намерен обедать у себя в клубе, после чего приедет домой отдохнуть перед вечерним представлением.

Но мисс Гамильтон сегодня не имела права напрягаться и стала погружаться в дремоту, целенаправленно и умело расслабляя мускул за мускулом. Однако на сей раз ее безупречный самоконтроль не сработал. Элен боялась, что проспит приход мужа. Бог ты мой, в каком состоянии он приедет из клуба после обеда?.. Она пыталась рассчитать количество спиртного, которое он может влить в себя сейчас, перед самой премьерой, и никак не могла угадать… Одним словом, в три часа дня примадонна все еще не спала и была полна тревожных предчувствий.

Мисс Гамильтон не смогла отвлечь себя даже долгим перебиранием самых приятнейших романтических воспоминаний. Обычно это мыслительное упражнение вырабатывало у нее достаточно жизненной энергии, чтобы уснуть спокойно, хоть это и смешно звучит. Она всегда старалась соблюдать в своих сердечных делах тщательность и осторожность. Ей до сих пор удавалось удержать свои влюбленности на стадии простого увлечения — не более.

Мужчины появлялись, исчезали и не доставляли ей особых хлопот — вот и все дела. Но вот с Адамом… С Адамом все получилось немного иначе. Он был на несколько лет моложе Элен, и интрижка с ним в какой-то момент перестала быть просто интрижкой. В конце концов именно эта связь и привела к тому, что она перестала жить с Беном как жена с мужем… И Бен сразу стал врагом. До того он словно ничего не замечал, а тут как взбесился. Элен припомнила все последние репетиции, превратившиеся в сущую пытку, и ее передернуло. Весь этот сезон Бен со всеми ссорился и страшно ревновал. А тут еще доктор со своими безумствами. И еще эта дурочка Гая Гейнсфорд, напрочь лишенная умения играть на сцене, которую Бен сперва чуть ли не силком (нарочно, что ли?) впихнул в состав исполнителей и которую доктор теперь нагло пытался выпихнуть оттуда. И наконец, о боже, эта несчастная Мартина Тарн…

Ох, это было самое больное место. В другой ситуации, говорила себе мисс Гамильтон, она бы только приветствовала появление в театре свежего человека. Даже интересно — этакий женский антипод Адама. В принципе Элен симпатизировала Мартине, отчего же нет? Но ей в душу закрадывались разные сомнения… Со стороны Адама уж слишком наивно было поверить в глупые россказни этой девчонки, дескать, она старалась держаться подальше от «Вулкана» из гордости, чтобы не использовать свои родственные связи… Нет, уж слишком это простое объяснение, размышляла Элен, беспокойно ворочаясь в постели. А самое худшее — новенькая окончательно раздергала и без того неспокойные нервы у всей труппы… Зачем Адам пригласил Мартину втихомолку, вместо того чтобы чин чинарём представить ее своей родственницей и тем самым обозначить ее место? А теперь место странной девчонки оставалось неясным, и эта неясность тревожила Элен…

Мисс Гамильтон вспомнила И вчерашнюю репетицию, после которой Резерфорд потребовал, чтобы уже на этом этапе Мартина начала готовиться к исполнению роли. Причем как потребовал… Гая неискренне умоляла Адама освободить ее от роли. Бен орал, что, если Гая Гейнсфорд выйдет из состава, он выйдет вслед за ней, а Адам… Конечно, он поступил вполне правильно. Адам очень точно разыграл приступ бешенства и тем самым утихомирил их обоих. Потом, сразу успокоившись, коротко сообщил об обстоятельствах появления Мартины в театре и ледяным голосом добавил, что, как бы то ни было, никаких изменений в составе исполнителей не будет — и овцы целы и волки сыты, — и гордо удалился в сопровождении Джейко.

Но зато после ухода Адама скандал разгорелся с новой силой. Бен, уже не контролируя себя, стал кидаться на Перри Персифаля (насчет его дерьмовой техники исполнения), на Резерфорда (по поводу его дерьмовой пьесы), на свою племянницу (по поводу ее дерьмовой мягкосердечности и податливости) и, наконец, неожиданно, на Дорси (из-за того, что тот вступился за Гаю).

На это Перри Персифаль отреагировал неуместными нападками на доктора Резерфорда и его пьесу, которые удивили всех, включая и самого Перри. А племянница Бена, естественно, закатила добротную истерику по всем правилам женского искусства, которую, впрочем, самым грубым образом пресек Резерфорд…

В общем, вечеринки, как обычно накануне премьеры, не получилось. Дорси проявил свои доселе никому не известные рыцарские качества и вызвался проводить Гаю Гейнсфорд до дому. Персифаль выбежал просто в ярости, сопровождаемый язвительными замечаниями Резерфорда, отчасти позаимствованными у Шекспира… Бен с Резерфордом, оставшись один на один, ссорились до хрипоты, затем устали и вместе взяли такси — по домам…