Читаем без скачивания Пасынок судьбы - Сергей Кусков

— Сеньор тренер, можно вопрос… Немного щекотливый?

Тот закинул ногу за ногу, смотря на меня с нескрываемым интересом. Он относился ко мне лучше, чем нейтрально, но в любимчиках я никогда не ходил.

— Насколько я понимаю, «щекотливый» — значит, по поводу украшений?

Я потрогал синяки на лице.

— В общем, да.

— Хм… Ну и чем могу помочь?

— Их много, сеньор тренер! — сразу выпалил я. — Человек десять! Они наваливаются все сразу, и я ничего не успеваю сделать! Все эти приемы, которым нас учат — чушь собачья! Это для одиночных маханий руками и ногами с одним-двумя, максимум тремя противниками! Или для татами, для ринга! Но не для боя с десятком-полутора отморозков!

— И что ты предлагаешь? — снова усмехнулся он. — Не учить тебя «маханиям руками и ногами»? А чему учить? Бальным танцам?

Я смутился.

— Нет. В смысле, учить… — я аккуратно подобрал слова, — Мне нужно научиться драться против нескольких противников одновременно. Такая техника ведь есть! — я скорее утверждал, чем спрашивал.

Тренер молчал, лишь напряженно смотрел мне в глаза, думая о чем-то своем.

— Мне не надо владеть ею на уровне костолома, крутого убийцы, спецназовца. Мне нужны только азы, чтоб защитить себя! Самое начало, базовые навыки, ничего более! Вы можете помочь?

Тренер думал долго. Налил из чайника в стакан воды, выпил. Затем поманил меня пальцем.

— Шимановский, слушай сюда… — шепотом произнес он почти в самое ухо. — Ты вроде обычный пацан, не провокатор, не стукач, только поэтому я с тобой разговариваю. — Он с опаской посмотрел на дверь и так же шепотом продолжил:

— Ты прав, такая техника есть. Именно для такой вот борьбы, когда их много и наваливаются сразу. Но…

Тренер тяжело вздохнул, словно борясь с собой — говорить или не говорить. Наконец, решился.

— Но изучают ее только в элитных подразделениях спецназа. Или в армии, но тоже в спецназе. Любое иное преподавание подобных дисциплин преследуется по закону. И преследуется жестко, вплоть до физического уничтожения ренегата. Ты меня понял?

— Но сеньор тренер…!

— Я сказал, Шимановский!!!.. — повысил он тональность, — …Что такую технику изучают только бойцы элитных подразделений! Они и только они! За пределами войск специального назначения ее преподавание карается смертью! Её знание — само по себе оружие, а её величество не любит, когда кто-то использует её оружие не по назначению! Что не ясно?

Я обреченно вздохнул. Наш тренер — очень крутой мужик. Как раз из того самого элитного подразделения. (Мы грешим на военную разведку, но по понятным причинам правды не знает никто, да и вообще об этом все предпочитают помалкивать, и пацаны, и другие тренеры.) И кто я такой, чтобы он подставлялся, преподавая мне запрещенную к использованию технику, да еще зная, что я собираюсь с ее помощью дубасить мальчишек в школе?

— Вот-вот, Шимановский! То-то и оно! — подтвердил он мои мысли. — Поэтому, если хочешь ее изучить, тебе нужно сначала выучиться в средней школе, затем отслужить хотя бы два года по армейскому контракту, и лишь после этого написать заявление о переводе в войска специального назначения.

— А раньше никак нельзя? — поднял я умоляющий взгляд. Я знал, что напрасно, тренер не пойдет навстречу. Он и так показывал мне раньше кое-что из не совсем легального арсенала, по доброте душевной. Но то — помощь полюбившемуся ему неудачнику постоять за себя, а то, что ему предлагаю я (точнее, прошу) — уголовное преступление. Даже не уголовное, а военное, что гораздо хуже.

— Можно, — неожиданно кивнул тренер и усмехнулся. Подлым таким смешком. — Если покажешь достаточно хороший уровень, я напишу тебе рекомендацию. Чтобы тебя изначально брали в спецвойска. Чтобы не пылиться два года в обычной казарме. Тебе до этого уровня осталось не так много, чуть нажми на занятия, и… Я помогу!

Всё ясно. Надежды нет. И перспектив в этом направлении искать не стоит. Если уж отказал тренер, относящийся ко мне более чем хорошо, другие просто меня пошлют.

— Спасибо, сеньор тренер. Я пойду?

— Да, иди, Шимановский! — тренер вздохнул с видимым облегчением. Я его прекрасно понимал.

Когда я уже стоял в дверях, меня настиг его окрик:

— Шимановский!

Я обернулся. Лицо тренера было извиняющимся, каким-то неуловимо виноватым.

— Этому, правда, учат только в элитных частях.

— Да, я понял. Извините, что побеспокоил.

— Не за что. Всегда рад помочь, если могу. Тебе же только посоветую больше заниматься. Вот в этом можешь на меня рассчитывать.

— Спасибо, сеньор тренер! — я грустно усмехнулся. — В моем случае тренировки не помогут.

И в подавленном настроении поплелся в душевую.

«Летучка» мне не понравилась.

Начать с того, что народу там было много, несколько сот человек, при этом «идейных», вроде нас — единицы. Основная масса — тупые «кивалы» — зашибающие деньгу студенты столичных ВУЗов. А что, время свободное есть, глотка, чтоб поорать, в наличии имеется, кулаками помахать желание — тоже. Дай таким «героям» выпивку и пару десятков империалов на рыло, они тебе не то, что «летучку», революцию организуют!

«Кивалы», как и следовало ждать, оккупировали все козырные места, откуда хорошо видно, и не стесняясь, орали, не давая послушать, что там с импровизированной трибуны говорят. Пиво при этом лилось рекой — даже нам с Хуаном Карлосом перепало, нахаляву, как «своим». Хотя, сомневаюсь, чтобы эти ребята за него платили из собственного кармана.

На мои длительные и настойчивые расспросы, что же за законопроект такой приняли, никто из поддавших студентов ответить не смог. А когда я прицепился с этим в десятый, наверное, раз, мне, «проклятому либералу», грубо посоветовали идти подальше.

Я и пошел. Подальше. От разгоряченной, доведенной до кондиции толпы. Схватил за локоть Хуана Карлоса и потащил поближе к трибуне. Не для того я угробил субботнее утро, чтобы так просто отступить! Уж что происходит-то обязан выяснить?

Хуану Карлосу было откровенно стыдно. Шел за мной молча, не сопротивлялся, чувствуя неловкость. Он рьяно болел за дело республиканской партии, и видеть такое свинство…

Я его понимал. Действительно, такие придурки редко участвуют в акциях. Это — показушники, их привлекают, когда надо попиариться перед прессой. На моей памяти подобное происходило в первый раз. Кстати, вон и она, пресса, собственной персоной. Стоят в сторонке, через улицу, журналюжьи рожи, все как на подбор: наглые, хитрые…

Итак, эта «летучка» запланирована специально для них, прикормленных журналюг, чтобы поведали стране, какой наш сенат плохой, принимает нехорошие законы, и как возмущается праведным гневом «народ». Тут уж неловко стало мне.

— Хуанито, пойдем отсюда! — потянул меня в сторону товарищ по несчастью, оря прямо на ухо, пытаясь перекричать выпившую ватагу «республиканцев».

— Пока не выясню, что ж там за хрень, и по какому поводу праздник собрали — никуда не пойду! — жестко отрезал я. И попер, орудуя локтями. Друг вздохнул и двинулся следом.

Возле самой трибуны оказалось потише — тут стояли «идейные» Можно было расслышать слова, что орал в громкоговоритель старый дядька с лицом профессионального мошенника. Точнее политика. А, какая разница, это в общем одно и то же. Рядом с ним полустояло-полулежало нечто, напоминающее…

— Ого! Реально, гроб! — офонарел Хуан Карлос. Я тоже удивленно присвистнул.

Трибуной служил серый старенький бронированный «Фуэго» планетарного класса с плоской крышей, на которую был водружен настоящий гроб, положенный одним концом на возвышение, чтобы толпе было видно выведенное золотыми буквами огромное слово «ДЕМОКРАТИЯ». Рядом, с другой стороны от оратора, стоял лысый тип в черном балахоне и что-то заунывно напевал медленным речетативом. Нечто, наподобие молитвы за упокой, только не культовой, а переделанной под «нужды партии». Большая часть людей, стоящих перед трибуной, тоже была в балахонах и подпевала ему таким же заунывным и нудным речетативом. В руках люди держали горящие парафиновые свечи.

М-да, вот это шоу отгрохали!

Некоторых, стоящих перед трибуной, я знал — встречались по прошлым акциям протеста. «Идейные». Их было не так много, как «кивал», несколько десятков, но большая часть камер была направлена именно на них; студенты же являлись именно массовкой, фоном, который будет почти не заметен после монтажа сюжета.

Из-за шума я плохо слышал слова «молитвы», что-то там было наподобие: «как нам хорошо жилось с тобой, о родная демократия», «как плохо будет без тебя» и «на кого ты нас покидаешь». Действительно, на кого ты их покидаешь, сирых и убогих? Убогих в прямом смысле слова, морально, без кавычек! И это они называют «продвинутой летучкой?» Кому и что они хотят показать? Кого на свою сторону привлечь?