Читаем без скачивания Авиатор: назад в СССР 9 (СИ) - Дорин Михаил

Бубко увидел этот эпизод, когда я кричал вслед Турбину и тоже удивился.

— Я так понимаю, Сергеич, полёт не удался? — спросил сержант.

— Трудно сказать, Вениамин Александрович, — ответил я.

— Сергеич, ты меня вот так не называй. Я себя директором завода чувствую, когда слышу своё имя и отчество от тебя, — неуверенно сказал Бубко, протягивая мне журнал подготовки самолёта.

— Даже не расписался. Вот же Алик! — воскликнул я.

— Если честно, мне кажется, что не надо ему в Афган. Расшибётся это как пить дать, — шепнул Веня, утирая свой маленький пушок под носом.

— Саныч, ты бы меньше такое говорил. Накаркаешь ещё, — сказал я, протягивая технику журнал. — Мне бы на «высотку» побыстрее попасть.

— Так вот, же АПАшка! — воскликнул Бубко, указывая на отъезжающий автомобиль со стоянки.

Прыгнув на подножку, я быстро домчал до нужного места. Надо сразу рассказать всё Гнётову. Вот только обойти самый щепетильный момент — возможную потерю сознания Алика. С таким недугом из лётной работы попрут сразу. С другой стороны, жив останется, поскольку нельзя ему с большими перегрузками летать.

Войдя в класс предполётных указаний, своего врио командира эскадрильи я там не обнаружил. Зато сразу же увидел беседующего Алика со своим старшим. Это был заместитель командира его полка. Что-то он ему там очень интересное рассказал, что зам. на меня волком посмотрел.

— Идите-ка сюда, старший лейтенант, — грубо произнёс подполковник в камуфлированном лётном комбинезоне.

Такие сейчас редко у кого встретишь. Через пару-тройку лет начнут их всем выдавать.

— Старший лейтенант Родин, — подошёл я и представился.

— В чём у вас проблема с моим лётчиком? — спросил он с неким наездом.

Альберт в этот момент прятал глаза и смотрел куда-то в сторону. Эх и зачем этот цирк нужно было ему устраивать⁈ Спокойно бы всё решили и поехал бы он обратно в свою часть. А теперь конфликта нам не избежать.

— Я не понимаю вашего вопроса, товарищ подполковник, — ответил я.

— Тубин утверждает, что вы не дали ему выполнить как следует бомбометание. Мол сами ещё не совсем научились это делать…

Ну, Альберт! Как только у тебя язык повернулся такое сказать.

— Что можете на это сказать? — поставил руки в боки подполковник и стал сверлить меня взглядом.

— Во-первых, никто ему не мешал. Бомбометание он выполнил сам. Вывод из пикирования выполнил я — это правда. Во-вторых, это был не единственный случай, когда я вмешивался в управление. Причину я вам назвать не могу, поскольку Альберт не объяснил мне, в чём у него была проблема на выводе.

— А с чего это он должен тебе что-то объяснять? Он программу выполнил, потренировался. Ты в плане его подготовки расписался и отметки о выполнении поставил и всё, — развёл руками подполковник.

— Да, работа у меня несложная, товарищ подполковник. Но вот с Тубиным случай особый.

— Так, всё! Давай-ка ты перестанешь тут показывать себя крутым инструктором, пойдёшь сейчас и распишешь ему допуск.

Вот это даёт подполковник! Как будто у себя в полку командует.

— Решение о его допуске будем принимать завтра. Если позволите, то мне нужно идти, — сказал я и старший группы Тубина небрежно махнул мне рукой.

Кажется, назревает очень серьёзная ситуация. Зачем только Алик развёл это всё? Настолько боится не поехать в Афган, что готов пойти на ложь?

Уснуть вечером у меня никак не получалось. Завтра предстоит отстаивать свою позицию. Для себя я решил, что буду до конца бороться, чтобы парня не пустили в Афганистан. Не хочу, чтобы на мне висел потом груз ответственности за его жизнь. Он при первой же атаке с пикирования отключится и погибнет.

Про потерю сознания надо постараться смолчать. Это оставит ему шанс перейти на транспортников хотя бы. Да и если бы я об отключке говорил, доказать это очень тяжело. Можно прослушать радиообмен и как я попытался докричаться до Альберта. Однако этого мало.

Утром я расписал на всех допуска, а Гнётов провёл по документам официальный допуск к полётам в Афганистане, как это и было предписано нашими методическими указаниями. Естественно, у Максимовича возник вопрос по поводу Тубина.

— Сергей, почему ты его не допускаешь? — спросил Гнётов, заметив, как я убрал в сторону план подготовки на Алика.

— Он не готов, командир, — сказал я и рассказал некоторые подробности из наших полётов.

Кое-как смог обойти стороной момент отключения Тубина. Вряд ли мне поверил Гнётов, но с доводами согласился и забрал с собой бумаги.

Без каких-либо неожиданностей через полчаса он вернулся, чтобы заставить меня подписать.

— Родин, давай ты не будешь изображать из себя академика, — бросил передо мной лист с отметками о выполненных полётах Тубина и его лётную книжку. — Понимаю, что поставили тебя на старшего лётчика и нужно себя показать. Не тот случай, чтобы быть принципиальным.

И это мне говорит Гнётов! Мистер «я педант». В погоне за должностью и статистикой не хочет портить нам реноме крутого Центра подготовки.

— Григорий Максимович, это именно тот самый случай, когда нужно быть принципиальным. Я вам рассказал, как он себя вёл на пикированиях и манёврах у земли. Это, как вы помните, краеугольный камень нашей программы подготовки. Горы и Афганистан — неразрывные понятия.

— Родин, вот чего ты хорохоришься⁈ Подпись поставь и пускай едут в Афган. Мы и так из графика выбились. Этому полку людей нужно менять, а мы их тут держим, поскольку у молодого Тубина параметры на выводе из пикирования вышли за ограничения.

Так говорит, будто это было легко. Я до сих пор ощущаю, как у меня всё сжалось внутри перед выводом. И как я потом обтекал в кабине от напряжения. Тубин, возможно, и не помнит, как отключился и я вывел самолёт. Говорить он со мной начал, только когда высоту набрали.

— Товарищ майор, я не подпишу. Вы можете это сделать сами, либо пойти к командиру или заму по лётной подготовке. Они могут тоже принять решение.

— И что я им скажу? Что у меня Родин отказывается подписывать? Ставь свою закорючку и всё на этом! — воскликнул Гнётов, но я продолжал быть непреклонен.

Не могу я такой грех на душу взять. Пускай меня лучше ненавидит весь его полк, но смерти не будет на моей совести.

Полдня я отбивался от атак Гнётова, просьб Тубина и наездов замкомандира приезжего полка. Как я и думал, закончилось всё это дело вызовом в кабинет Иванова.

Пока мы шли в штаб с Гнётовым, я успел выслушать несколько фраз о том, как я оборзел и меня давно пора наказать. За что только, непонятно.

— Ты будешь стоять на своём? — остановил меня Максимович у самого входа в приёмную.

— Да, командир. Буду. Вы бы тоже стояли на своём, верно? — спросил я.

— Ну это ведь не тот случай. Иванов — педант в этих вопросах. Всё у него, должно быть, по правилам и документам. Но и бросать тень на Центр он не позволит. А ты в первом же потоке отстраняешь лётчика.

Отвечать больше я ничего не стал. Сейчас ещё предстоит общение с Павлом Егоровичем. Вот тут и наговоримся!

Войдя в кабинет командира полка, у меня в очередной раз сложилось впечатление, что Павел Егорович не может начать совещание или какой-то важный разговор без папиросы. Снова Иванов курил рядом с открытой форточкой. За столом для совещаний сидел старший группы полка Тубина, а сам Алик сидел напротив него.

По лицу лейтенанта было видно, что он волнуется. Ведь я могу сейчас поделиться соображениям по поводу его отключек и тогда ему влетит за обман очень круто.

— Итак, собрались все причастные к этому делу. Старший лейтенант Родин сейчас нам доложит свои соображения, — сказал Иванов, затушив сигарету в пепельнице на подоконнике.

В очередной раз я пересказал все детали ошибок Тубина. Его командир и Гнётов слушали внимательно, но реагировали по-разному.

Подполковник то усмехался, то расстроено качал головой. Максимович, в свою очередь, смотрел на командира нашего полка и ждал его реакции.