Читаем без скачивания Тучи идут на ветер - Владимир Васильевич Карпенко

Пожимая руку, Егоров сказал:

— Город надо защитить. Не теряй ни минуты, Борис Макеевич.

— Я полагаю… будем защищаться. А потому, что приказано… сделаю.

С наступлением темноты Сводная кавдивизия приступила к выполнению боевого задания. Проводив Буденного и Маслака с бригадой, артиллерией на Гумрак, начдив с малым резервом и штабом отбыл на новую стоянку.

От Сарепты спустились к Волге, на лед. Ветер вольно гулял на белом ровном просторе, злобно бился в глинистый яр правого берега. Из кромешной черноты больно секла крупа, дыхание захватывали ледяные порывы верх-няка — северного ветра.

Натягивая башлык, Борис матерился вслух. Мишка подкидывал жару.

— А тут темень эта… Ненароком и в прорубь загудишь. Подождав головной эскадрон, начдив передал по цепочке:

— Удлинить интервалы между бричками. Следовать за мной.

Ветер доносил временами каржиный грай, треск веток — припозднившиеся карги возвращались из города на ночлег в свое заволжское вербное царство.

Снежная гладь реки, уходя, обрывалась где-то у крутого глинистого яра, еще различимого глазом. Кромка городских крыш уже пропала в пепле погасшего, заход-ного неба. На сон грядущий угомонились пушкари, палившие с обеих сторон до самого захода солнца. Из-за обстрела кольцевой дороги был изменен приказ командарма о переброске кавалерии из Сарепты на Гумрак железнодорожным путем. Бригада пошла конным строем. В теплушки и на площадки на станции Сарепта погрузили обозы и военное снаряжение.

Не сбавляя крупного походного шага Кочубея, Борис повернулся в седле. Черной лентой опоясалась Волга с одного берега на другой. Пыхал часто папиросой, унимая подступивший к самому горлу озноб. Тревожился за 2-ю бригаду. Не выдержит крепкого натиска. Городовиков малословный, мудрый рубака, но он пока исполнял волю вышестоящего начальника. Хорош в бою, не отстанет, не бросит, незаменим в преследовании. А какой будет его самостоятельный шаг?

Некстати память подсунула давнее: бой под Аксаем с конницей князя Тундутова… Городовиков лихо преследовал с несколькими эскадронами удиравшего противника. Встретили дружно казачьи пластуны у околицы — Ока отступил в Абганерово. После объяснял: не знал, мол, что делать без комбрига…

Болела душа… Оставит штаб в намеченном селе, до света соберет раздерганную бригаду Булаткина и двинется с нею на помощь Буденному. Стронуть бы с места Кравцова и Голубинцева; далее Семка с Гришкой Мас-лаком расчешут сами генеральским скакунам хвосты по самую репицу. А он завтра же к вечеру с резервом нагрянет обратно в Чапурники…

Камень отвалил. Распружинив ноги, Борис уютно умостился на хрустящей хромовой подушке. Успокоившись, уже думал о том, что командарм дозволит ему временно подчинить кавбригаду Булаткина. В случае, не свяжется по проводам, решит своею властью старшего начальника, а в Царицын отправил коннонарочного…

Обогнули песчаную косу, покрытую красноталом. Кочубей, расшатавшись, оставил далеко позади головных всадников. Огонек держался его хвоста, изредка срываясь на рысь.

След от полозьев круто свернул влево, на середину реки. Кочубей вдруг захрапел, попятился. Занятый своими думами, Борис сдавил его шенкелями. Под ногами, осиливая вой ветра, раздался дробный треск, как будто пальнули вразнобой из охотничьих ружей. Пахнуло парким в лицо. В глазах встала зияющая пропасть… «Коня!» — выкрикнул про себя, под водой уже, выдергивая сапог из стремени. Показалось, попал он в забитую на ночь своим братом конником душную хату, где к свету нечем дышать. Выныривая, больно стукнулся головой об лед; отплевываясь, цеплялся за крыги. Щагах в пяти бился Кочубей. Вытянув в струну шею, с человечьим стоном, хватал раздутыми ноздрями ледяной ветер. Наваливаясь, грудью обламывал окраек льда…

У парующей полыньи сбилась уже куча. Кто тянул ложу винтовки, кто шашку в ножнах…

— Коня!.. — удалось наконец Борису выкрикнуть это слово.

Разгребая крошево льда, поплыл к Кочубею.

— Куда?! Ушибет!.. — кричал кто-то, обегая пролом. Ветер далеко унес по льду полные волчьей тоски слова:

— Думе-е-енко-о то-о-оне-ет!

— О-о-о-о! — отозвалось из ночи.

— Веревку!.. Доски…

Вместо крика из перехваченного горла у Бориса вылетел клекот. Изо всей мочи двигал одеревеневшими ногами. В стынущем мозгу огнем горело: «Спасти… Утонет конь…»

Догребся до Кочубея с трудом. Вода кругом него ходила бурунами — отчаянно работал всеми четырьмя. Обломки глубоко вгонял копытами под себя. Они вырывались с силой, скрежетали, как жесть. Одна долбанула Бориса в колено. Оттолкнул локтем, выпростал руку из воды. Ужаснулся: черная ладонь! «В перчатке…» — догадался. Придерживаясь за большой обломок, потянулся, похлопал по мокрой шее — успокаивал.

Кочубей обдал лицо горячим дыханием — благодарил за ласку. Еще упорнее надавил грудью, вламываясь в колкий лед.

Силы покидали Бориса. Набухшая одежда тащила ко дну. На ногах не сапоги, а пудовые гири.

— Веревку!., мать твою… — прохрипел затравленно, косясь на суетившиеся неподалеку черные фигуры.

Схватился за что-то, толкавшее его в бок: «Палка… Багор!» Повис локтями. Передохнув, набрал полные легкие воздуха:

— Кочубея… спасайте… Конец веревки!.. Доски тащите. Ефремка, лишних отгони… Все потопнете…

Кочубей упорно кромсал передом лед. Не нервничал, дуром не тратил силы, не звал голосом на помощь. Сказался характер. Видел, хозяин тоже в беде, рядом, и ему трудно. А наверху, в двух шагах, люди. Они тянутся, торопятся подсобить…