Читаем без скачивания Сфера времени - Алёна Ершова

как раз закончил свою взволнованную речь и отпил из крынки несколько глотков. После вопросительно посмотрел на присутствующих. Негромко заговорила женщина, её голос, твердый, уверенный, напоминал широкую реку, которая только с виду кажется спокойной и безопасной. Ефросинья против воли заслушалась. Её знаний языка хватило на то, чтобы понять: кого-то отправят в лес, и, если на этот раз ничего не получится, значит боги оставили жителей деревни, и надо будет собирать сход и решать, как быть дальше. Все согласились, после чего женщина зычно крикнула в «окошко»:

— Ретка!

Через несколько минут послышалось шлёпанье босых ног, и в избу вошла малышка на вид лет тринадцати, в простенькой долгополой рубахе, опоясанной тканым шнурком. В её косу не было вплетено ни височных колец, ни цветных лент, однако на шее висела верёвочка с тремя цветными бусинами. Девчушка резво поклонилась и поздоровалась с каждым из присутствующих. Дальше из их разговора Ефросинья уловила, что в лес идти предстоит именно этой крохе. Однако испуганной или опечаленной девочка не выглядела. Кивнула и умчалась. Ефросинья пошла за ней вслед. Избу она осмотрела, и делать ей тут уже было нечего. Два часа, выделенные на экспедицию, неумолимо таяли.

Ребёнок помчался к одной из землянок. Там у входа в дом сидела на низком чурбачке молодая женщина. Рядом, переминаясь с ноги на ногу, стояла длиннорогая коза. Женщина протерла вымя влажным, скрученным наподобие мочалки пучком льна, смазала жиром из маленького горшочка и принялась доить, сцеживая молоко в небольшую кадку. Малышка пересказала матери свой разговор в большом доме. Женщина задумалась, кивнула и ответила:

— Воды наноси, после идти готовься.

Девочка радостно взвизгнула, схватила деревянное ведро и умчалась к колодцу, стоящему посередине деревни. Ефросинья обошла это удивительное сооружение по кругу и отправилась искать тех, кто собирался к празднику. Времени оставалось меньше часа, и уже было понятно, что на само действие ей не попасть. Оставалось только смотреть как деревня готовится к самой короткой ночи. Хотя для антрополога это не менее интересно, чем само гуляние.

Недалеко от деревни на берегу реки собрались незамужние девушки. Смешливые, веснушчатые, разного возраста и комплекции, они расплели свои длинные косы, сняли поневы и обереги. Кто-то собирал цветы да травы и плёл венок, кто-то перетирал в ступе ячменные зёрна, кто-то купался в речке, раздевшись донага и усердно орудуя мочалом, обмакивая его в горшочек. Судя по тому, как возникала едва заметная пена, пользовались красавицы настоем мыльнянки.

Отовсюду доносились песни, звучные, многоголосные, полные переливов.

«Надо найти парней, где-то неподалеку должна быть их поляна», — решила Ефросинья, насмотревшись на прихорашивающихся девиц.

В скором времени её взору предстала небольшая лужайка, крайне интересным образом обставленная: посредине свободного пространства расположился вкопанный в землю столб, на вершине которого было закреплено нечто круглой формы, похожее на плетёную крышку, а сверху на этой «крышке» лежал конский череп. Под столбом были собраны ветки и брёвна — заготовка для будущего костра. А у края поляны водрузилась куча мусора: порванные корзины, ветхие тряпки, подметки от обуви, рваные лапти, треснувшие кадки и многое-многое другое.

Браслет противно пикнул. Скоро обратная отправка. Идти дальше не было смысла. Историк села поудобнее на землю и принялась смотреть. Парни гоготали, беззлобно задирая друг друга. То там, то тут вспыхивали и затихали потешные бои. Всё это было настолько дико, нелепо и не похоже на её привычный мир, что женщине только и оставалось удивленно пожимать плечами.

Вдруг на полянке появились девушки. Чистенькие, свеженькие, румяные. Но ребята, еще минуту назад галдевшие в предвкушении скорой встречи, оказались совершенно им не рады. Ефросинья нахмурилась. «Что у них происходит?» — в недоумении подумала она.

Парни собрались кучкой и стали яро гудеть в гудки, что-то выкрикивать и показывать разные жесты. Исследователь вспомнила некоторые из них по учебнику невербальной лексики и тряхнула головой, прогоняя смущение. Копна длинных дред рассыпалась по плечам.

Тем временем девушки не отставали. В адрес парней полетели насмешки, и, судя по всему, короткие куплеты песен, содержание которых недалеко ушло по смыслу от показанных жестов. Разгорячённые перепалкой юноши, видимо, не выдержали обидных слов и начали ловить брызнувших во все стороны хохочущих девчонок.

Браслет протяжно запищал. К сожалению, досмотреть, чем кончится этот странный ритуал, не получалось. Короткие сигналы начали отсчитывать время до возврата. Четыре…три…два…один…

Ефросинья приготовилась к переносу, вдохнула, как учили, полной грудью воздух, расслабилась и закрыла глаза… Секунда, другая…сфера завибрировала, загудела… но поляна с разворачивающимся на ней действом не думала никуда исчезать. Женщина недоуменно потёрла браслет. Но тот, отсчитав положенное, просто отключился.

Первые несколько минут Фрося была уверена, что функции аппарата сбились, и он ошибся со сроком возврата. Но время шло, и ничего не происходило. Сердце бешено колотилось. Путешественница оцепенела, не зная, что думать, что предпринять. В ушах стучала кровь. Тонкая струйка холодного пота прокатилась по спине.

«Застряла!..» — на грани паники промчалась одинокая мысль.

* * *

Ретка знала, что с первой кровью приходит и первая смерть. Рано или поздно её выведут из села, и пойдет она по узкой лесной тропинке к дому Яги. Шесть дней злая старуха будет испытывать её знания и умения, а на седьмой — убьёт. После чего предки решат: достойна ли она возродиться или нет. Такой путь прошел каждый в их селе. Кто-то возвращался домой, а кто-то навсегда оставался висеть белым черепом на заборе, что окружает жуткий дом о четырех ногах.

Однако прошлой весной Яга исчезла. Не пройдя испытание, вернулся Репех. Его прогнали вон. Тому, кто ушёл встречать смерть и разминулся с ней, не место среди живых. После история повторилась со Стронькой, бортниковой дочкой. Ту тоже на порог не пустили. Уж как её мать голосила! Зажимай, не зажимай уши, все одно: от тех воплей кровь стынет в жилах, только вспомни.

Тем же днём большуха вымылась, выбелилась, косы распустила, голову и лицо платом накрыла, кожух мехом вверх вывернула, взяла посох, дары да пошла узнавать, отчего Лесная Баба детей не берет.

Вернулась женщина через пять дней. Уставшая, понурая. Ничего не утаила, так и сказала: «Нет больше заступницы, некому деревню оберегать. Настали последние времена».

С тех слов и пошло всё вкривь: то волк овец утащит, то градом горох побьёт. Лето мокрое, всё зерно в колосах про росло да лён черными пятнами покрылся. За Холод в шести домах справили тризны. Ведь всем известно, если не приводить Костлявой детей летом, она забирает дань зимой.

Весна не принесла облегчения. Зябкая, ветреная. Она тянулась своими худенькими