Читаем без скачивания Змея в изголовье - Владимир Свержин

Саид быстро спешился и повел коня в поводу. Мчать без оглядки дальше было опасно. Наносной песок и каменные осыпи всякий день изменяют дно ущелья, так что знакомой тропы тут и быть не может. Неосторожный шаг – и конь упадет, может сломать ногу. Тогда молись, чтобы самому добраться живым до людского жилья. Преследователя неожиданно кольнула мысль: «Знает ли об этом беглянка? Вряд ли за свою недолгую жизнь она выезжала куда-нибудь из дома так далеко, а если и выезжала, то в сопровождении отца и братьев. И, конечно, не в эти дикие земли. Что это ей вдруг вздумалось…?»

Он вдруг поймал себя на мысли, что невесть почему беспокоится о незнакомой девушке, и тут же одернул себя: как же так? Ему о ней не то что не следует думать с состраданием, но и вообще думать запрещено! Она провинилась, и ей нет прощения! А если мудрый судья кади решил по-другому, то он отец и в своем праве. А его послали привести ее к кади точно так же, как доставил бы к нему пойманную на охоте лань. Единственная разница – эта «козочка» должна остаться живой и здоровой. Так велел наставник, а стало быть, такова воля неба.

Саид шел поспешно, хотя высокий склон и защищал воина от первых порывов песчаной бури, но, как бы то ни было, стоило укрыться и переждать. Хорошо, если беглянка отыскала пещеру, если же нет – придется вернуться с пустыми руками и доложить, что волей Создателя несчастная оставила этот мир. Ему вновь стало отчего-то ужасно жалко взбалмошную девчонку, и он снова одернул себя, но вдруг услышал вдали испуганное, а затем отчаянное ржание коня.

Завывающий над головой ветер почти совсем заглушил его, но Саиду послышалось, что за ржанием последовал человеческий крик. «Ну конечно! – обожгло его недоброе предчувствие. – Как я мог надеяться на лучшее? Глупая девчонка не пожелала остановиться, полезла на карниз. А дальше…» Он не хотел думать о том, как срывается вниз конь и девушка летит в смертельную пропасть, даже не успев высвободить ноги из стремян. Но картина гибели красавицы помимо его воли упрямо вставала перед глазами. Саид понятия не имел, действительно ли она хороша собой, но за годы, проведенные в святилище, он иногда, пусть только издали, видел женщин, и все они представлялись ему таинственными и прекрасными. И уж конечно, эта была самая необычная из всех.

Еще бы! Не всякий мужчина решится идти в пустыню, даже опытный караванщик рискует здесь пропасть без вести в такой песчаной буре или сломать шею на одном из горных обрывов. А тут какая-то девчонка! Он перешел с шага на бег, надеясь, что еще сумеет помочь несчастной. Конь тоже перешел с шага на легкую рысь, спеша за хозяином. До предательского карниза оставалось совсем немного, когда тренированный глаз воина заметил тень, метнувшуюся в темный провал. «Это же пещера!» – сообразил молодой хранитель древней святыни. Карниз начинается шагов через тридцать. Там и в ясную-то погоду пройти можно только бочком, держась руками за выступы в скале. Но размышлять дольше не было ни времени, ни смысла.

Он метнулся вслед за фигуркой, исчезнувшей в темном провале, и у самого входа в пещеру услышал:

– Остановись или я убью себя!

Голос, которым были произнесены слова, был куда приятней, чем их смысл, но крик, Саид понимал это, был криком отчаяния. Что бы он себе ни придумывал по дороге, какие бы слова ни подбирал, сейчас все это не годилось. Подобно тому, как загнанная в угол крыса бросается на кота, беглянка в этот миг утратила разум, и слова увещевания стали бы пустым звуком. Медлить нельзя! Здесь была та, за кем он следовал с самого утра и до заката, чьи следы выискивал и разбирал так тщательно и скрупулезно.

Значит, пришло время действовать: во исполнение приказа мудрейшего Джемаля он должен был решиться на мысленную оговорку – такию, ибо в этом есть великая польза, даже размышлять о которой для него грех. Что бы там ни надумала сумасбродная девица, приказ должен быть исполнен, даже ценой жизни.

– Но если я не войду, то погибну! – с испугом и даже с мольбой в голосе прокричал Саид. – Кем бы ты ни была, я не причиню тебе зла. Но там, наверху, начинается песчаная буря…

– Тебя послали за мной? – будто не слыша слов юноши, выкрикнула беглянка. – Кто? Отец? Или тот вислобрюхий шакал, которого, на беду, он избрал мне в мужья?

– Я не ведаю, кто ты и о чем говоришь. Я воин-хранитель из святилища, что на горе близ древних копий Сулейман-мелика. Я был в дозоре, когда заметил приближение бури. Прошу, спрячь оружие, иначе я и мой конь погибнем!

– Ты говоришь правду?

– Во имя Аллаха милосердного, поверь мне! – выкрикнул Саид, не отвечая на вопрос. – А если не веришь мне, то спаси хотя бы коня.

Это была своего рода уловка: лишенный хозяина скакун все равно бы привез беглянку к святилищу, ибо с детства был приучен находить дорогу и возвращаться туда. Конечно же, девушка об этом не знала и, пораженная такой самоотверженностью, спрятала за широкий пояс искривленный, будто львиный клык, отточенный кинжал джамбию. Удовлетворенный результатом, Саид повернулся, свистнул, призывая скакуна, и поднялся в пещеру к девушке. Конь начал медленно подниматься по осыпи и в конце концов улегся у самого входа, закрывая узкий проем своим мощным телом.

– Его не засыплет? – встревоженно спросила девушка, глядя на легконогого вороного красавца.

– Этот камень, нависающий над пещерой, направит поток ветра и песка выше коня, – устало прислонясь к каменной стене, отозвался воин и, в свою очередь, спросил, чтобы как-то поддержать разговор: – Когда я добирался сюда, слышал конское ржание. Это твой?

– Был мой, – утирая слезу, тяжело вздохнула незнакомка. – Увы, на горе мне, когда я забиралась сюда, из пещеры вылетели две большие черные птицы. Конь испугался и понес, а дальше пропасть.

– Плохо, очень плохо. Как теперь без коня? А птицы – это карачуны-змеееды, вон их гнездо, – Саид указал на каменный уступ. – Редкий гость в наших краях. Одно хорошо – кобр можно не опасаться.

– Какая разница теперь? – всхлипнула девушка, обреченно закрывая лицо руками. – Быть может, змея была бы сейчас лучшим исходом. Кобра не заставляет свою жертву долго мучиться. А вот родной отец, говоривший, что любит меня, обрек единственную дочь на годы мучений! Горе мне, несчастной!

Сердце молодого воина заколотилось часто, требуя встать на защиту бедной девушки. Он уже живо представлял себе коварного седобородого кади, за пригоршню дирхемов желающего продать это небесное создание в гарем какого-то ненасытного чудовища. Конечно, не его дело вмешиваться в мирские дела, но больше всего на свете ему хотелось сейчас полоснуть саблей по горлу злодея, задумавшего обречь рыдающую в шаге от него несчастную на годы слез и страданий.

Саид, пьянея от собственной наглости, от осознания совершаемого греха, протянул руку и коснулся девичьей щеки.

– Не плачь, не надо. Аллах милостив, он не оставит того, кто искренне взывает к нему. Ты пыталась сбежать из дома, но он отнял у тебя коня, чтобы ты не могла этого сделать. Такова его воля. И ни ты, ни я не изменим ее. Однако он не оставил тебя заботой, ибо направил сюда меня.

Девушка утерла слезы со щеки и глянула на собеседника глазами, полными надежды.

От этого взгляда у Саида разум стал туманиться, как будто он провел с непокрытой головой на солнце несколько часов кряду.

– Когда мой Ар-рих Аль-асвад умчался навстречу гибели вместе со всеми припасами еды и воды в переметных сумах, я уж было подумала, что Аллах и меня обрек на верную смерть. Но, наверное, ты прав, он послал тебя, и это добрый знак. – Она коснулась замерших у ее щеки пальцев юноши, и тот в испуге отдернул их, вызвав у красавицы невольную улыбку.

Саид промолчал, потупил глаза, чтобы скрыть бушующий в сердце пламень. Стараясь не глядеть на девушку, он вытащил из седельной сумы огниво, кожаную флягу и лепешки с козьим сыром.

– Воля Аллаха известна лишь Аллаху, – не поднимая глаз, буркнул он. – Здесь немного еды и вода, а гнездо этих птиц послужит нам топливом для костра. – Страж отошел и вскоре вернулся с гнездом в руках. – Нам повезло, здесь яйца, мы запечем их.

– Не знаю твоего имени, но что бы я делала без тебя?!

Юноша едва не задохнулся от этих слов и с трудом, будто на языке лежал увесистый камень, представился:

– Саид, Саид ибн Назир.

Его глаза уже вполне привыкли к темноте, и он прекрасно видел девушку, которую вскоре предстояло обманом доставить в дом старого кади, ибо, увы, такова была воля премудрого Джемаля: тонкое лицо, большие глаза, отточенные стрелки бровей, устремленные к вискам, изящны; прямой нос, чуть-чуть пухлые губы, к которым с неодолимой силой тянуло прильнуть своими обветренными растрескавшимися губами, как умирающему от жажды – к источнику холодной родниковой воды. Он с трудом отвел глаза, сжал в замок пальцы, едва сдерживаясь, чтобы не схватить за ее тонкую талию и не прижать девушку к себе. Он не должен был делать этого, не смел.