Читаем без скачивания О, боже, снова Париж! Наблюдая за французами - Стефан Кларк

Она спустила бретельку черного бюстгальтера и кончиками пальцев надавила на мышцу чуть выше ключицы.

– Тебе придется поцеловать меня вот сюда. – Она застонала, нащупав больное место, и закатила глаза.

Все это звучало многообещающе.

До тех пор, пока она не объявила о том, что мы собираемся остановиться у мамы.

Garagiste[10] прибыл через полчаса. Когда он услышал о том, что виновником был автомобиль с парижскими номерами (они оканчиваются на 75), он с особой радостью удостоверил на заляпанном техническим маслом бланке, что мы правы, а второй водитель незаконно покинул место аварии.

К тому же он замолвил за нас словечко перед двумя местными жандармами, которые приехали расследовать происшествие. Они выглядели напряженными и усталыми в своих обтягивающих брюках и старомодных кепи. Была первая суббота июля, когда большой процент французского населения, вкупе с внушительным стадом иностранных туристов, мигрировал на юг через всю страну. Подогретые выпивкой, раздраженные, заблудившиеся, отвлекаемые своими отпрысками, которых тошнило, плохо закрепленным багажом и телефонными звонками, миллионы водителей, заполонившие autoroutes[11], в ближайшие два дня обещали побить рекорд по количеству аварий за полгода.

Так что когда двое молодых жандармов увидели, что в нашем случае наличествуют лишь вмятина и сбежавший водитель, они наспех составили протокол и укатили в своем голубом фургоне.

Наше прибытие к Maman не вызвало никакого ажиотажа, хотя, как я полагаю, ее дочь никогда еще не являлась на побитом оранжевом эвакуаторе.

Флоранс открыла низкую белую калитку, и мы вошли в безлюдный сад. Справа была заросшая лужайка, окруженная старыми фруктовыми деревьями. Я разглядел птиц, деловито поклевывающих крупные ярко-красные вишни. Прямо перед нами высился каменный сарай под шиферной крышей с зеленоватой каймой изо мха. Слева стоял дом, одноэтажная конструкция из молочно-бежевого камня, совершенно такого же цвета, как у корочки созревшего сыра «Сен-Нектар». Ставни, окрашенные в черно-серый цвет, в тон крыши, были закрыты все до одной, как и входная дверь.

– У них сиеста, – прошептала Флоранс. – Подождем, пока они проснутся.

Здесь и в самом деле ты ощущал себя в самом сердце континента. Если не считать случайных порывов ветерка, воздух просто висел, искрясь и закипая на солнце. Густой листвы и низких веток вишни не хватало для уютной тени, так что мы отправились в сарай за зонтиком.

Поскольку мы вдруг оказались вне поля зрения, у меня родилась идея.

Флоранс прочитала мои мысли.

Ну, может, я и дал ей легкий намек, обняв за талию и прижавшись лицом к ее шее.

Она дернулась, выскользнув из моих рук:

– Нет, Пол, это неудачная идея. Смотри сам. Тут кругом поленницы из дров, да и пол земляной. Ce n’est pas pratique[12]. – Некоторые девушки становятся чертовски практичными, как только оказываются в зоне досягаемости своих матерей. – Бери зонтик, – сказала она. – А я принесу пляжное полотенце, чтобы мы могли расположиться на траве. – Она повернулась к залитому солнцем выходу, но вдруг замерла и тихо выругалась.

– Что такое? – спросил я.

– Мы оставили багаж в машине.

– О, merde[13].

2

К тому времени, как мы отыскали номер телефона хозяина автомастерской, а потом, перекрикивая шум, доносившийся с места очередной аварии, объяснили ему свою проблему и узнали о том, что наша машина благополучно заперта в его гараже и что лично он не собирается мчаться туда, только чтобы достать какие-то сумки, из дома донеслись звуки, похожие на признаки жизни.

Маленький мальчик с рыжевато-каштановыми волосами, в голубых плавках, выбежал в сад и увидел нас, улегшихся под зонтиком.

– Фло! – взвизгнул мальчик.

– Мой племянник, – объяснила Флоранс. – Симен, сын моей сестры.

«Странные у них тут в провинции имена», – подумал я.

Мальчишка плюхнулся на траву, чтобы обнять тетю, при этом с подозрением оглядывая меня.

– Он маленький, – сказал он.

– Симен! – укоризненно произнесла Флоранс, как будто ее племянник указал на физический недуг, о котором неприлично упоминать вслух.

Я не придал значения его словам. В конце концов, при моих шести футах у меня нет пунктика насчет роста. К тому же я был одет в мешковатые шорты, так что вряд ли малец мог комментировать прочие особенности моего телосложения.

– Bonjour. Je suis Paul[14]. – Я протянул парнишке руку. Это лишь усилило его подозрительность.

– Он разве не хочет поцеловать меня? – спросил он у Флоранс.

– Он англичанин, – ответила она.

Казалось, это вполне объяснило все странности, связанные со мной, и мальчик – я уже догадался, что на самом деле его звали Симон, – отстранился от своей тети и чмокнул меня в обе щеки.

– Но все-таки он маленький, правда? – прошептал он Флоранс.

Она неодобрительно фыркнула и спросила:

– Где бабушка?

– Еще храпит.

– А Мишель здесь? – поинтересовалась Флоранс. Мишель – это ее старший брат, я о нем уже был наслышан, но встречаться нам не доводилось.

– Oui. Но он никогда не встает с постели.

Мы прошли в кухню, желая промочить горло. Маленький Симон крутился возле Флоранс, словно щенок, которого по крайней мере два дня не выводили на прогулку. Но при этом он постоянно косился на меня, будто боялся, что я могу стащить его любимую игрушку. Все-таки было во мне что-то, что его беспокоило.

Прохлада кухни принесла облегчение после солнцепека в саду. Каменные плиты пола приятно холодили ступни. Я откупорил пузатую бутылку пива «Kanterbräu» и с жадностью осушил ее, чуть ли не залпом. На пояснице конденсатом выступили капли пота.

Удовольствие сменилось шоком, когда я сел за длинный обеденный стол и разбил оба колена.

– Ах да, я забыла тебя предупредить, – сказала Флоранс. – Будь осторожен, когда садишься за этот стол.

Я встал (колени, как я обнаружил, были целы, разве что помяты, как машина) и внимательно оглядел стол.

Длиной футов в десять, из темного дерева, он казался вполне нормальным по высоте. Но под исцарапанной столешницей располагались глубокие ящики, ограничивая пространство для ног, так что только лилипут мог с комфортом отобедать за таким столом.

– Это традиционный коррезский стол, – объяснила Флоранс. – Мой прадед сам его сделал, когда построил дом.

– А у него что, ног не было?

– Да были, конечно. Просто у нас не осталось стульев его работы. Они тоже были очень низкими.

– А вы не можете подпилить ножки у этих стульев? – Я жестом изобразил ампутацию. – Или добавить несколько сантиметров ножкам стола?

– О нет, Maman это не понравится.

Маленький Симон вдруг опять прижался к Флоранс.

– Он хочет распилить наши стулья? – с ужасом спросил он.

– Нет, нет, – заверила племянника Флоранс. И посмотрела на меня: – Все нормально, Пол, ты быстро привыкнешь сидеть за столом боком.

– Ma chérie![15]

В кухню быстро вошла женщина. На ней было коричневое платье-кафтан, а потому не представлялось возможным угадать, была она тощей, как селедка, или такой же грузной, как ее обеденный стол. Она бросилась к Флоранс и звучно поцеловала ее в обе щеки. Пока они стояли, обнявшись, я успел заметить, что мадам Фло-старшая была очень фигуристой для своего комфортного пятидесятилетнего возраста.

– Maman, je te présente Paul[16].

Maman повернулась ко мне. Я улыбнулся ей, всем своим видом воплощая благодарность юноши к женщине, выносившей его возлюбленную.

Мать Флоранс тепло улыбнулась в ответ и положила руку мне на плечо, чтобы я приблизился и она смогла поцеловать и меня. При этом я заставлял себя не думать о том, что пышный бюст тещи касается моей груди.

– Enchanté, Madame. Vous allez bien?[17]

– Можешь звать меня Бриджит, – сказала она, побуждая меня сразу же перейти на «ты». – Qu’il est mignon![18] – прибавила она со смехом и снова поцеловала меня в щеку. Mignon, насколько мне было известно, означает «прелестный». Впрочем, этим же эпитетом обычно награждают морских свинок.

Бриджит была миниатюрной и грациозной, как и ее дочь, но совсем не походила на индианку. Ее волосы, подстриженные густым бобом, были темно-рыжими – в такой цвет красятся брюнетки, скрывая седину, – а кожа была очень светлой. Она улыбалась так же жизнерадостно, как и Флоранс, у нее были такие же смеющиеся глаза, и вообще она излучала вселенскую любовь к человечеству.

И я не думаю, что все это было заслугой прозака.

Мы обменялись сжатыми резюме. Она работала учительницей начальных классов, an institutrice, в школе в пригороде Тура. Я отрекомендовался как будущий владелец английской чайной.