Читаем без скачивания Сейф за картиной Коровина - Анна Князева

Из гостиной, с первого этажа, донеслись голоса. Разговаривали две женщины, и одной из них определенно была мама, а другой…

Так и есть, приехала дочь Славика Людмила. Или, как она любила сама себя называть, Дайнека. Это был худший момент для ее появления здесь. Теперь рухнули все планы.

Настя вскочила с кровати.

– Мерзавка… Наверняка знала, что Славик в отъезде… – Она растерянно опустилась в кресло.

Оказаться мачехой взрослой девушки, едва ли не своей ровесницы, – такой вариант судьбы никогда не рассматривался ею всерьез. Но это было одним из условий игры во взрослые отношения. И вместе с материальным благополучием, хорошим домом, машиной и дорогой одеждой, которые она получала от Вячеслава Алексеевича, ей досталась Дайнека – как неизбежное следствие неравного брака. По эгоистической привычке избавляться от всего, что мешало наслаждаться жизнью, Настя избегала даже думать о ней, но была не в силах выкинуть «падчерицу» из своей жизни.

На даче для Дайнеки всегда была приготовлена комната. Она же редко приезжала сюда. А если такое случалось, целыми днями где-то пропадала, а по вечерам уединялась у себя или шушукалась о чем-то с отцом в гостиной.

И Настя, и Серафима Петровна были чрезвычайно добры к ней. Но Дайнека в этом, как видно, не нуждалась и не слишком любезничала со своими новоиспеченными родственниками.

Однажды, рассматривая семейный альбом Вячеслава Алексеевича, Настя обнаружила в нем свою фотографию, которой не помнила. Улыбаясь, она стояла перед кустом цветущей сирени. Короткие обесцвеченные волосы, сияющая улыбка, светлые, слегка навыкате, большие глаза и прямой носик вызвали у нее стихийный порыв самолюбования. Особенно хороши были ее ноги. Она и не предполагала, что они такие стройные, по привычке считая их самым уязвимым местом своей хорошенькой фигурки. С такими данными, подумалось ей, можно было бы сделать карьеру покруче.

Однако, присмотревшись, насторожилась: что-то здесь не так. Почему фотография черно-белая? И платье на ней какое-то старомодное, хотя и такое же короткое, какие она обычно носила. Прическа тоже давно не в моде…

– Это моя жена, – услышала Настя голос Вячеслава Алексеевича.

Он забрал у нее альбом, давая понять, что не намерен продолжать объяснения.

Потрясенная таким неправдоподобным сходством, Настя все же смогла заметить его смущение. Как будто открылось тайное обстоятельство, о котором он никому не хотел рассказывать, в особенности ей.

Ее охватило чувство, похожее на злорадство, сродни ощущению власти над ставшим вдруг зависимым от нее человеком. Теперь многое прояснилось: Славик все еще любит свою жену. Легкое чувство уязвленности было ничем в сравнении с открывшимися возможностями повелевать им.

Ей не терпелось стать полновластной хозяйкой всего, чем она уже пользовалась «на птичьих правах», как говорила ее мудрая мама. Теперь переход гражданского брака в официальный был вопросом времени, но не обстоятельств. Настя настойчиво продвигалась к своей цели, была осторожна и осмотрительна, старалась не совершать ошибок, хотя у нее случались промахи. Одной из ее неудач стала Дайнека.

Их отношения все больше приобретали характер изнурительного поединка. А ведь в самом начале знакомства Насте казалось, что она сумеет подобрать ключик к этой девчонке. Предположив, что Дайнека не сможет избежать той же психологической зависимости, что была у ее отца, Настя попыталась сблизиться с нею. Но получила решительный отпор. Дайнека отгораживалась от нее, а иногда откровенно дерзила. Окончательно их отношения прояснило четверостишие, которое появилось в маленькой записной книжке.

Странная привычка Дайнеки иногда сочинять стишки раздражала Настю и одновременно вызывала любопытство. Она частенько посмеивалась, тайком заглядывая в ее записи. Но в тот раз ей было не до смеха.

Ты так умело пользуешься сходствомС единственною женщиной на свете…Отцы не в силах распознать уродства,На помощь в этом им даются дети…

Прочитав это, Настя вспыхнула гневом и затаилась.

Затянувшийся конфликт постепенно перешел в борьбу за внимание и любовь главы семейства. Но Вячеслава Алексеевича в эти сложные отношения ни та, ни другая сторона старались не посвящать. И у каждой имелись на то свои резоны…

Услышав голос «падчерицы», Настя резко поднялась с кресла, толкнув при этом прикроватную тумбочку, отчего чайная пара на ней обиженно задребезжала. По дороге в гостиную она придумывала, как сбежать сегодня из дома. Перебирая в уме различные предлоги и способы, не могла остановить свой выбор ни на одном. В груди поселилось неуютное чувство, которое всегда возникало перед тем, когда приходилось кого-то обманывать.

К слову сказать, делать это приходилось все чаще.

Она первой увидела Дайнеку – та, поджав ноги, в задумчивости сидела на диване. Взглянув на ее узкую спину и по-детски тонкую шею, Настя поймала себя на мысли о собственной раздвоенности. В душе происходила борьба между симпатией, которая иногда возникала к этой девчонке, и неприязнью, которую она испытывала к ней всегда.

Обозлившись на себя за непростительную слабость, она приняла окончательное решение непременно поехать куда-нибудь сегодня вечером и как следует оттянуться. Даже будучи раскрытой, она уже не проиграет. Благоприятный перелом в отношениях со Славиком произошел, а любящая дочь не станет травмировать отца, промолчит. Залогом тому – ее благородство, та самая «голубая кровь», которой нет у Насти и за которую она ненавидит «падчерицу» со всей непримиримостью своего незавидного происхождения.

– Где отец? – спросила Дайнека.

«Тварь лицемерная… – мысленно усмехнулась Настя. – Наверняка знает, что Славика нет на даче, потому и приехала – шпионить». Но вслух ответила почти ласково:

– Улетел в Нижневартовск, вернется завтра после обеда. Рада тебя видеть. Давно ты у нас не была.

– Я тоже рада, – ответила Дайнека. И, соскользнув с дивана, направилась к лестнице. – Послушай… – Она обернулась. – У тебя нет красного платья?

– Собираешься куда-то? – спросила Настя.

– Нет, просто интересуюсь…

– Именно красное? Бордовое, скажем, не подойдет?

– Нет! – Дайнека в несколько прыжков оказалась на втором этаже.

– Идиотка… – тихо ругнулась Настя. А потом тоже поднялась в свою комнату.

Их со Славиком спальня находилась на втором этаже, сразу у лестницы. Но у нее была еще одна, своя, в конце коридора. Просторная комната с косым потолком. Маленький балкон выходил в сад с торцевой стороны дома, и отсюда было хорошо видно гараж, в котором стояла «Тойота», подаренная ей недавно Славиком.

Облокотившись на перила, Настя попыталась на глаз определить расстояние до земли. Оно было не меньше четырех метров. Раньше ей казалось, что здесь не так высоко…

Она вернулась в комнату. Прореженный листвой солнечный свет веселыми пятнышками рассыпался по голубому, в цветах ковру, по миленьким обоям и дивану, на котором расположились ее любимые игрушки.

На каждый день рождения или мало-мальски заметный праздник друзья дарили Насте бессчетное количество этого необременительного зверья.

– Уж лучше бы дите родила, все было бы меньше пыли, – бурчала обычно Серафима Петровна, орудуя пылесосом, и дочь немедленно выходила из комнаты, потому что эти слова причиняли ей боль.

Настя не могла иметь детей. Вернее, уже не могла. Но матери ничего не говорила, потому что давно прошло то время, когда еще можно было что-то изменить или это имело хоть какое-то значение.

К счастью, Славик не заговаривал о детях. И она догадывалась почему: просто он не любил ее. Или любил, но как-то очень по-своему.

Настя и не желала, чтобы ее любили. Нежная привязанность мужа усложнила бы ее жизнь, ограничивая личную свободу ненужными угрызениями совести. Обман любящего или нелюбящего мужа, по убеждению Насти, были проступками разной степени тяжести. Стремясь к материальному процветанию, она наперед знала, чем собирается платить по счетам. Приносить в жертву свою молодость без остатка, жить интересами стареющего мужа – совсем не входило в ее планы. Свободное сердце жаждало романтических приключений. Идея любовного реванша неодолимо захватывала ее, лишая порой рассудка. Зов плоти в такие моменты становился сильнее врожденного прагматизма. И тогда, кто знает, что бы произошло, если бы не ее здравомыслящая мать…

Покружив по комнате, Настя снова вышла на балкон. Внимательно обвела взглядом сад, хозяйственные постройки за огородом и, заметив около них приставную лестницу, воспряла духом. Это было именно то, что могло ее выручить.

На кухне гремела посудой Серафима Петровна – приближалось время обеда. Притворив за собой дверь комнаты, Настя прокралась по коридору и спустилась в гостиную, а затем незаметно выскользнула из дома.

Потемневшая от времени лестница оказалась невероятно тяжелой. Настя с большим трудом дотащила ее до балкона, изрядно перепахав при этом любимый цветник Серафимы Петровны. Пристроив лестницу к балконному карнизу, она вернулась по ней в свою комнату. Оставалось только дождаться наступления темноты.