Читаем без скачивания Двенадцать - Ник Макдонелл

— О’кей. — Хантер пожимает плечами и собирается уже покинуть площадку. Все остальные переглядываются. Как-то это не круто.

— Йо, парень, не позволяй ему такое делать, — вмешивается тот, кто позвал Хантера играть вместо Наны. — Он сам ушел. Тебе и играть.

— He-а, ничего страшного.

— Нет же, парень, ты не обязан уходить с площадки, он сам ушел. Аты играл. Оставайся.

— Что ты сейчас сказал? — спрашивает Нана.

— Я сказал, пусть он останется. Ты ушел. Ты пойдешь следующим.

— Нет, следующим буду я, — говорит Артуро.

— Заткнись, Артуро, — отвечают ему все.

Хантер думает, что всем стоило бы поучиться идти на компромисс. Может, на уроках истории, где сам Хантер узнал о Генри Клее, «великом мастере компромисса»[7]. Но Клей никогда не играл здесь, в зале «Рек».

— Нана, уйди с площадки. Хантер — мой нигер, — обращается к Нане еще один черный парень и хлопает Хантера по плечу. Все смеются, кроме Наны. Нана взбешен, он подходит к Хантеру и встает прямо перед ним. Хантер не знает, что делать. Он пятится. Остальные смотрят. Артуро оживляется и начинает вопить: «Дай ему, дай ему!», он весь поглощен происходящим. Нана что-то невнятно и свирепо тараторит.

Хантер — парень достаточно плотный. Но при этом гибкий, текучий. Нельзя сказать, что он толстый, как бык. Ровно столько, сколько нужно, мышц и сухожилий. Когда Хантер наконец ударяет Нану, Нана сильно шатается. Если бы это можно было посмотреть в замедленном воспроизведении, как делается во время спортивных передач, было бы видно, как от удара челюсть Наны сместилась в сторону. Кадр за кадром… это просто отвратительно, многие ребята никогда ничего подобного и не видели. От звука, с которым кулак с силой бьет по человеческой плоти, у всех передергиваются лица.

Хантер, само собой, не ударил его первым, он просто дал сдачи. Он сделал несколько кругов по залу, убегая от Наны. Но когда тот загнал его в угол, Хантер развернулся и перестал себя сдерживать. Он немедленно бросается на помощь:

— Слушай, ты как, в порядке? Я не хотел тебе сделать больно, просто приложи холодное, — и тут же восклицает: — Черт побери! — Нана снова размахивается, и Хантер пригибается. Нана бьет его локтем в ухо, и Хантер едва удерживается на ногах. Он внезапно понимает, что Нана не шутит. Нана кидается на него и получает коленом в зубы. Оба, измазанные кровью, с глухим звуком падают на пол.

Никто не знает, что делать. Это же настоящая драка, а в зале «Рек» драться не принято, пусть и ходят слухи, что прошлым летом там дошло до поножовщины. Хантер и Нана довольно долго катаются, сцепившись, по полу, и наконец ребята их разнимают. Теперь и Хантер в ярости, у него тоже течет кровь, а Нана истошно вопит, и в зале снова становится шумно. Артуро кажется, что ничего более клевого он в жизни не видел, так что он подходит к Хантеру и говорит ему:

— Иди и еще надавай Нигеру по заднице.

Хантер посылает его куда следует. Нана орет на Артуро, спрашивает, не хочет ли тот сам от него получить. Артуро не хочет, но обзывает Хантера бабой и идет прочь. Хантер в ярости. Это уже слишком. Он хватает баскетбольный мяч и запускает его в затылок Артуро. Удар получается сильный — Артуро падает лицом вниз. Нана говорит:

— Да пошло все это дерьмо… — и направляется к своим вещам. Артуро кидает мяч обратно, но разбираться с Хантером он не намерен. Он видел, что только что случилось.

Нана больше не смотрит на Хантера, он просто уходит из зала, измазанный кровью. Хантер глядит ему вслед. Он тоже весь в крови. Он не вполне понял, что вообще произошло.

3

Белый Майк заходит в спортивный зал, проскакивая мимо спешащего вниз по ступеням крепкого темнокожего парня, с которым он встречается иногда в жилых кварталах. Белый Майк провожает его взглядом и думает, где тот мог вымазаться кровью. В дальнем конце зала он замечает Хантера, который в одиночку кидает штрафные броски. С Хантером они не виделись с сентября, но знакомы очень давно. Они вместе учились в средней школе, носили каждый день синие пиджаки и галстуки. Однажды они с классом ходили на экскурсию в Центральный парк, и люди то и дело кричали им вслед: «Общество мертвых поэтов»[8]. Экскурсия Белому Майку понравилась. Это было что-то вроде экспериментального практикума: они садились где-нибудь на скамейке и пару минут

пристально разглядывали все вокруг. Ни о чем не говорили, только смотрели. Старались взять себя в руки и сосредоточиться, разглядеть все чуточку четче. А Белый Майк наблюдал за своими одноклассниками и думал: «Признайся себе: мы просто школьники, одетые, как менеджеры инвестиционных банков». Хантер его тогда понял. Дойдя до середины зала, Белый Майк замечает, что Хантер весь в крови.

— Хантер?

— Слушай, Майк, ты просто не поверишь, что за дрянь тут приключилась, — говорит Хантер, оборачивается и кидает Белому Майку мяч. — Сыграем один на один?

Белый Майк ловит мяч.

— Я больше не играю.

— Шутишь?

— Ты что, дрался с этим типом? — Белый Майк бросает мяч обратно.

— Нана. Он двинутый.

— Как дела в школе?

— Все по-старому. Ты все торгуешь?

Белый Майк пожимает плечами.

— И что, еще не разбогател?

— Я заплачу за твой ужин.

Когда они выходят, Хантер говорит Белому Майку:

— Я где-то читал, что даже если у тебя совсем нет денег, ты выживешь: в Нью-Йорке выбрасывают на улицу столько еды, что умереть от голода почти невозможно.

— Для этого нужно как следует проголодаться.

Совсем недалеко от зала «Рек» есть «Макдоналдс». Хантер и Белый Майк сидят у окна. На улице снова пошел снег. Мокрые крупные хлопья прилипают к пластиковому окну и скатываются вниз, и от этого расплываются огни машин, направляющихся в центр. Хантер спрашивает Белого Майка, собирается ли он пойти учиться.

— Возможно.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что это возможно.

— Слушай, тебе надо определиться до первого января. Если ты не успеешь, то плохи твои дела.

— В прошлом году я взял отсрочку Я могу думать до мая.

— Мне отец сказал, если я не попаду в Гарвард, то должен буду пойти в Дартмут.

— Он там сам учился, верно?

— Мой дедушка подарил Дартмуту корпус для изучения естественных наук.

— Иди в Гарвард, там ты будешь вместе с Уорреном. — Уоррен — еще один их хороший друг из старшей школы. Он из того же выпуска, что Белый Майк.

— Вот именно, понимаешь, — отвечает Хантер.

— Что — именно?

— Уоррен поступил в Гарвард. Думаешь, ты туда не прорвешься? Давай, нас тогда там будет трое. Как в старые добрые времена. — Хантер смеется. — Ты будешь на моем курсе.

— Да, этого-то мне и надо. Старые добрые времена. — Белый Майк чувствует, как пейджер вибрирует у него в кармане. Наверно, это тот парень, который устраивает вечеринку в особняке неподалеку от Пятой авеню, в районе Девяностых улиц. — Мне пора.

4

Однажды, в середине осени, когда Белый Майк торговал уже серьезно, он поджидал клиента на Ист-Энд-авеню и увидел, как парень, куривший на пожарной лестнице, бросил вниз зажженную сигарету. Она упала прямо в открытый мусорный бак, набитый сухим картоном и газетами. Все это загорелось. Сначала в воздух поднимались лишь слабенькие завитки тонкого дыма, но потом огонь набрал силу, и вот уже стали скручиваться крал газет, и хлопал от нагретого воздуха гофрокартон. Потом языки пламени начали лизать металл, вверх взвился столб огня, и кромка бака покраснела. Ребята, стоявшие на пожарной лестнице, спустились на улицу. И принялись изображать бездомных, собравшихся вокруг костра.

Белый Майк смотрел на это и думал о «Чуме» Камю, о том, как город оказывается отрезан от мира чумой, и сначала, еще до людей, гибнут все крысы. Крысы выходят умирать на улицы Они дохнут в огромном количестве, и жителям приходится сгребать трупы крыс в огромные кучи и сжигать.

5

Хантер надевает наушники, глядя, как Белый Майк садится в такси. Ему хочется пройтись. Он думает про Нану, а потом ни о чем не думает. Может, вы и не знаете, что город становится намного приятнее ночью, когда прохладнее; от этого чувствуешь прилив новых сил, и воздух чище. Но сейчас снег валит все сильнее, и холодает. Хантер продолжает идти пешком. Он слушает Джеймса Тейлора. На углу Парк-авеню и Семьдесят девятой диск доигрывает до последней песни. Ему хочется, чтобы музыка играла до самых дверей его квартиры, поэтому он снова включает «Огонь и дождь» и устанавливает режим повторного воспроизведения. Хантер никому не признается, что слушает Джеймса Тейлора, но обман дается ему легко. Он подозревает, что все остальные тоже тайком слушают спокойную музыку.

«О сладких снах, о разбитых самолетах, лежащих на земле» — эти слова звучат, пока он проходит мимо швейцаров, которые кивают ему. Он жмет на кнопку вызова лифта и прислоняется к стене. Двери открываются, и он заходит, облокачивается на стенку лифта и глазеет на потолок. В середине стеклянного плафона имеется отверстие, в котором, как известно Хантеру, находится скрытая камера. Раньше он об этом не догадывался. Когда ему было одиннадцать, он однажды вытащил свой незрелый членик и стал размахивать им туда-сюда, по всему лифту, заставлял его трепыхаться у себя между ног и трахал воздух, еще не зная, что значит «трахнуть». Тогда он и сам понятия не имел, зачем это делает, и сейчас не может понять. Когда ему было пятнадцать, домоуправляющий показал ему видеозапись. «Я видел огонь…»