Читаем без скачивания Остров судьбы - Лора Бекитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Беатрис Санто возилась на крохотной кухоньке. Орнелла знала, что сегодня, как и вчера, на обед будут печеные каштаны, если только ее младший брат Андреа не принесет какой-нибудь дичи.
Заслышав шаги, Беатрис обернулась и неприветливо спросила:
— Где ты была?
— Гуляла.
— Так долго?
— Я задержалась, потому что встретила Дино Гальяни, и мне пришлось отвечать на его насмешки.
— Я не хочу слышать это имя! — отрезала мать и вновь занялась каштанами.
Орнелла вздохнула и опустилась на колченогий стул. Когда-то Беатрис, без сомнения, была красива, однако годы вдовства стерли с ее лица следы привлекательности. Она выглядела ожесточенной, суровой и никогда не улыбалась. Люди считали, что она не в себе, но Беатрис говорила, что это Гальяни, представители самого богатого и влиятельного в округе семейства, настроили жителей деревни против нее.
Дверь отворилась, вошел Андреа, пятнадцатилетний юноша, такой же хмурый и неулыбчивый, как мать. Он часто уходил на охоту, ставил и проверял силки, но редко приносил в дом добычу. Орнелла думала, что ему не хватает сообразительности и ловкости, пока однажды брат не признался, что просто не любит убивать зверей и птиц.
Андреа был молчаливым, диковатым, у него не было друзей, и только Орнелла знала о том, что он обладает трепетным, жалостливым сердцем.
Так повелось в их краях: человек, тем более мужчина, был вынужден скрывать свои слабости.
Увидев, что сын опять пришел без добычи, Беатрис со вздохом произнесла:
— Когда тебе исполнится шестнадцать, я куплю хорошее ружье.
Андреа вздрогнул и ничего не сказал, но Орнелла заметила, что взгляд его больших темных глаз полон затаенной боли.
После обеда Орнелла согрела воду и вымыла волосы, а потом уселась на солнцепеке. В трещинах каменных стен копошились пауки. В жарком воздухе жужжали насекомые, ветер доносил с гор запах тимьяна и лаванды. Она смежила веки и погрузилась в блаженную дрему.
— Когда мне исполнится шестнадцать, моей жизни придет конец, — услышала Орнелла и открыла глаза.
Перед ней стоял Андреа. Его штаны были продраны на коленях, а суконная жилетка, надетая на голое тело, пестрела кое-как приделанными заплатами. Однако он был гибким и стройным, с густыми черными волосами, выразительными глазами и обещал стать красивым мужчиной.
— Всю свою жизнь я только и слышу о том, что должен убить Леона Гальяни! Каким образом? Встретить его на улице и выстрелить ему в сердце? Заманить его в ловушку и столкнуть со скалы? Меня тошнит от слов «убийство», «месть» и «ненависть».
— Ты не обязан это делать, если не хочешь, — неуверенно произнесла Орнелла.
Андреа тряхнул головой.
— Нет, обязан! Иначе мать меня проклянет!
Орнелла понимала, что он прав. Погребальный плач Беатрис у гроба мужа наложил на Андреа — единственного мужчину в семье — обет отмщения. Вендетта считалась главным принципом справедливости, пусть варварским, зато основанным на искренних чувствах.
— Леон Гальяни не считает себя виновным в гибели нашего отца. Говорят, он даже давал клятву на Библии.
При иных обстоятельствах Орнелла ни за что не произнесла бы таких слов, но ей было жалко брата. Сейчас, как и в детстве, Андреа выглядел растерянным, неприкаянным, не могущим себя защитить. Местный священник, отец Витторио, организовал при церкви школу, где обучал ребятишек Лонтано грамоте, но в десять лет Андреа перестал туда ходить, потому что дети (особенно Джулио, средний из братьев Гальяни) смеялись и издевались над ним.
— Подумать только, когда это случилось, я еще лежал в колыбели!
Орнелла кивнула.
— Я тоже ничего не помню.
— Как думаешь, быть может, мать напрасно обвиняет Гальяни? — тихо спросил Андреа.
— Не знаю. Она никогда не рассказывала о том, что произошло на самом деле.
— Леона Гальяни нельзя назвать трусом. Едва ли он стал бы отпираться, если бы был виновен.
— Тогда почему мать так уверена в этом?
— Неизвестно. Однако я не встречал ни одного человека, который мог бы сказать, что видел, как Гальяни убивал нашего отца, — твердо произнес Андреа.
— Жаль, что мы с тобой не можем поменяться местами, — сказала Орнелла. — Я знаю, что в твоем сердце нет ни ненависти, ни жажды мести. Мне было бы проще это сделать.
Дино Гальяни спешил домой. Он понимал, что отец отругает его, если узнает о том, что он бродил по берегу без дела. Глава семьи держал детей в строгости; достаточно было одного-единственного сурового взгляда, чтобы любой из них ощутил слабость в коленках.
Его полное имя было Джеральдо, но все, кроме Леона, звали молодого человека Дино, сокращенно от Джеральдино, так, как когда-то в детстве мать ласково нарекла своего первенца. Даже Орнелле Санто, считавшей Дино своим врагом, не приходило в голову обратиться к нему иначе.
Помимо воли Дино мысленно возвращался к разговору с девушкой. В ней жило нечто неистовое, неукротимое, ее душа была полна тайного огня, который не чаял вырваться наружу. А еще у Орнеллы Санто был самый красивый и сильный голос, каким когда-либо обладала женщина. Однажды Дино удалось подслушать, как она поет, блуждая по горам: казалось, ее песня способна пересечь океан.
Мать Орнеллы поклялась отомстить Леону Гальяни, хотя отец Дино уверял, что невиновен в смерти Симоне Санто. Между ними что-то произошло, но что именно, Дино не знал. Он верил своему отцу, однако эта сумасшедшая Беатрис Санто всякий раз плевала в сторону Леона и его сыновей и извергала проклятия.
Орнелла вела себя не лучше. Когда-то Дино вместе с братьями решил подшутить над девчонкой. Они загнали Орнеллу на скалы и угрожали, что заставят ее спрыгнуть вниз, если она не даст клятву не швырять в них камнями. Дино чуть не лишился дара речи, увидев, как девчонка принялась спускаться вниз по немыслимой круче. Второй раз он онемел, когда узнал, что Орнелла Санто продолжает лазить по скалам, не думая о том, что когда-нибудь свернет себе шею!
Сам Дино не совершал неблагоразумных поступков. Отец постоянно напоминал старшему сыну о том, что он должен служить примером для остальных детей. Дино всегда слушался отца, никогда не притворялся, не лгал. Кроме разве что одного случая.
Полгода назад отец наведался в Тулон, ближайший французский порт на материке, и взял с собой Дино. Прежде никто из его детей не покидал Корсики: Леон Гальяни считал, что до поры до времени лучше держать потомство вдали от соблазнов большого мира. Однако Дино уже исполнилось двадцать, он был серьезным и умным юношей, и отец решил, что ему пора увидеть берега Франции, подданными которой они считались, несмотря на то, что были итальянцами.