Читаем без скачивания Князь Никто - Саша Фишер

Я рассказал ей о злом Императоре–кровопийце, выжимавшем последние соки из стонущей под его гнетом страны. Бросившем в горнило чужой войны сыновей, отцов и братьев, только чтобы потешить свой нрав и других правителей, таких же злых и безжалостных. И о семерых закадычных друзьях, ставших названными братьями и поклявшихся освободить Империю от обезумевшего от своей власти повелителя.

Рассказал, как разъехались они по разным концам страны, как собрали они простой люд и дали им веру в то, что вместе они смогут сокрушить зло. Как один за другим поднимались лазурно–белые флаги воли и свободы. И как один за другим падали оплоты Императора.

В моей сказке семеро победили. С триумфом они вошли в столицу, окружили дворец Императора и вынудили его признать свое поражение. А потом правили страной вместе, все семеро, рука об руку. Долго и справедливо.

Княжна как завороженная слушала мой каркающий говор. Я говорил… говорил… А перед глазами моими проплывали совсем другие картины. Как опустил взгляд, отдавая команду о моем аресте безликим громилам из Багряной Бригады, светлейший князь Иоанн Голицын. Как обнаружил пустоту за моим плечом, там, где должен был стоять, прикрывая мне спину, названный брат мой и возлюбленный сестры моей князь Север Долгорукий. Как подскакивает, катясь по помосту, отрубленная голова Прошки Брюса, единственного, кто не предал и остался со мной до конца. Как длинные костлявые пальцы Императора прилаживают усыпанный самоцветами орден на парадный мундир графа Велимира Оленева, владеющего одинаково искусно клинком, ружьем и нежным словом. Как безликая толпа рукоплещет палачам, хладнокровно расправляющимся со всеми членами моей семьи. Без устали свистят топоры, и кровавый ручеек стекает по пыльной брусчатке лобного места… Как дергается и замирает в петле безжизненное тело Кузьки, моего бесконечно доброго денщика, заботливого, как тысяча мамочек. Который заменил мне погибшего на чужой войне отца и последовавшую за ним в скором времени мать.

— А у кого–нибудь из семерых же была маленькая дочка, которая потом станет самой доброй Императрицей? — спросила девочка, когда я замолчал.

— Конечно, маленькая княжна, — я снова улыбнулся в бороду.

— Тогда это буду я! — заявила девочка. — Мой папа сказал, что через неделю моя помолвка с наследником Императора! И мне уже сшили небесно голубое платье в серебряных звездах!

— Наверняка это самое красивое платье, которое когда–либо видел этот мир! — проговорил я, изо всех сил скрывая свое нетерпение. Но маленькая княжна не торопилась. Она принялась болтать о том, как она подложила бонне в туфлю маленький камешек, и той приходилось скрывать хромоту, чтобы светлейший князь не сделал ей замечание.

Я кивал, улыбался, качал головой, а сам неотрывно смотрел на детский кулачок, в котором была зажата моя надежда.

Нежный перезвон часов возвестил о скором ужине.

— Ой, мне пора бежать! — княжна вскочила с пуфика и шагнула к решетке. — Я люблю твою сказку, деда Никто. Вот твоя оплата!

Ее маленькие пальцы разжались, и на мою иссохшую и покрытую пятнами ладонь выкатился полупрозрачный серый камень. — Я взяла его в мастерской придворного ювелира. Вот видишь, как я люблю твою сказку! Ты сказал, что подойдет любой серый камень, но это же нечестно — подобрать простую гальку на дороге?

Я едва сумел сдержать крик радости. Это была невероятная удача, один шанс на миллион! На моей ладони, еще влажный от потной детской ладошки, лежал дымчатый турмалин.

— Ты очень щедра, маленькая княжна! — срывающимся от волнения голосом проговорил я. Но девочка, кажется, не заметила, как я изменился в лице, и как задрожали мои руки. Она развернулась на пятках своих атласных туфелек и вприпрыжку поскакала к высокой двери из черного дерева, инкрустированного серебряном и каплями медового янтаря.

Я всмотрелся в свое сокровище. Да, это точно он, никакой ошибки быть не может. Видимо, сама судьба желает, чтобы задуманное удалось. Иначе как еще объяснить, что среди тысяч и тысяч серых камней маленькая княжна выбрала именно серый дымчатый турмалин. Не особенно дорогой, но очень редкий камень. И единственный, который мне подходит из серых камней.

Я почувствовал на щеке прохладное касание сквозняка и торопливо сунул свое сокровище в карман. Молчаливый слуга подкатил свою тележку к решетке и стал выставлять на стол мой нехитрый ужин.

Потом он отойдет в сторону, сядет на табурет и будет молча смотреть, как я ем. Потом заберет посуду, составит на поднос и укатит свою тележку обратно. И если я откажусь от ужина или буду вести себя как–то странно, то об этом обязательно узнает Голицын.

Я неторопливо ковырялся ложкой в тарелке. Мне стоило нечеловеческих усилий, чтобы не заглотить чертов ужин как галка, чтобы слуга убрался уже и перестал пялить на меня свои бесцветные чухонские глаза. Медленно, как всегда. С чуть брезгливым и скучающим выражением лица, как полагается на официальном приеме с участием простолюдином. Я допил морс и поставил стакан на стол. Поднялся. Звякнула хрустальная цепь на моих руках.

Выдох–вдох. Я прикрыл глаза и начал считать.

Я слушал, как слуга забрал со стола посуду. Потом едва слышно скрипнула сервировочная тележка, покатившись в сторону двери. Негромкий стук дерева о дерево.

Один. Я сунул руку в карман и коснулся пальцами своих сокровищ. Мне не терпелось прямо сейчас броситься чертить Лунное Колесо… Но после ужина ко мне еще могли зайти. Или мажордом князя, имевший право пользоваться этой гостиной для своих нужд, если она не была занята кем–то из Голицыных. Или княжна Алиса, которой иногда вдруг хотелось почитать в одиночестве. Или…

Я умею ждать. Только как же это трудно, когда твой путь на свободу лежит у тебя в кармане, а за круглым столом Янтарной гостиной именно сегодня решили собраться за бриджем сам Светлейший князь и трое его ближайших приятелей.

Часы уже давно прозвенели полночь, а молодые аристократы, отягощенные титулами и орденами, все еще метали карты на полированное дерево стола.

Я забился в самый темный угол своего алькова, чтобы Голицын не заметил радости предвкушения на моем лице. Но вряд ли он вглядывался. Бросил дежурный равнодушный взгляд и отвернулся.

Скоро, юный Аристарх Иоаннович. Нет–нет, ты не будешь жалеть о своей заносчивости и умолять меня о пощаде. Тебя просто не станет. Как не станет и твоих детей. Да, маленькой княжны тоже, как ни жаль. Хотя может быть, она вернется уже моей внучкой. И будет с такой же жадностью слушать сказку о семерых братьях с настоящим финалом. Счастливым.

Я сидел неподвижно, слушая, как похохатывая, молодые аристократы собирают со стола карты. Как, звеня шпорами, неторопливо идут к выходу. Как обсуждают планы на завтрашнюю охоту и последующий Императорский Пикник.