Читаем без скачивания Запонки императора, или орехи для беззубых - Лариса Исарова

О своих делах говорил вскользь, но всегда оптимистично, презирая и друзей, и врагов, и казался мне бродячей собакой, мечтающей о хозяине с твердой рукой и командирским голосом. Он сумел войти в мою жизнь, являлся чаще всего в субботу, и мы валились в постели до середины воскресенья. Он приносил мне завтрак, умолял, чтобы я не одевалась, все рассматривал «натюрель», курил и сыпал пеплом.

И однажды сказал:

— Слушай, такой телке грех тратить время на меня. Хочешь, я познакомлю тебя с мужиками, которые ничего не пожалеют за этот круп?! — И похлопал меня по бедру.

Я уже начинала привыкать к его заботе, ненавязчивой и легкой, и сначала восприняла такое предложение, как глупую шутку. Постепенно он все откровеннее рылся в моей сумочке, конфискуя часть денег за добываемые продукты.

— За приготовление — цени — я денег не беру…

— А за остальные услуги?

— Как румынский офицер, я радую дам бесплатно, но от сувениров не отказываюсь…

Мне было его жалко. Он постоянно был на вторых ролях, хотя видел себя премьером.

Он еще раз предложил познакомить меня с денежными мужиками.

— Тебе хочется стать моим сутенером? — спросила я.

Он облизнул тонкие влажные губы.

— Не кантуйся… Нам хорошо вместе, но тебе нужна достойная оправа, которую бедный журналист никогда не заработает…

— А кандидаты богаты?

— Крутые советские миллионеры…

— Знакомь, — сказала я, посмеиваясь.

Однажды он привел ко мне какого-то магометанина. Я так и не запомнила его полное имя: Юсуф ибн… Из Дагестана. Старый, бородатый и в папахе при европейском костюме.

Мы выпили, посидели, и Марат быстро увел первого кандидата, поняв что номер не удался.

Вторым оказался Кооператор с прекрасными мускулами и туповатым лицом. Он был весь в «фирме», шевелил пудовыми плечами под роскошной курткой, кажется, с пуленепробиваемыми пластинками, не мог связать двух слов, и от него исходила опасность. Я кожей почувствовала эти колючие токи, а потому постаралась сверх меры выглядеть засушенной и унылой. Ссутулилась. затянула волосы в смешной шиш, надела очки с толстыми стеклами, которые у меня забыла мама, отчего чуть не перебила все рюмки, потому что ни черта в них не видела, и еще начала заикаться.

Марат злился. Кооператор скучал, поигрывая плечами, а я «строила дурочку», пускавшую слюни при виде такого «героя». Я говорила с придыханием, что обожаю сильных мужчин что готова лежать с таким в постели сорок восемь часов подряд, что хотя мною обычно мужчины не интересуются, но это их ошибка, ведь мне только сорок лет (я прибавила десять), я еще вполне ничего, хотя и болею часто радикулитом, гриппом и псориазом…

Кооператор все свирепее смотрел на Марата, а я злорадствовала, представляя их разговор на улице.

В третий раз Марат привел Карена, маленького седого армянина с короткой шкиперской бородкой, похожего на актера Жана Габена.

Он вел себя вежливо, уважительно, спросил о спектаклях, которые я видела, о выставках, поинтересовался, что я читала из новинок. И хотя он не разглядывал мою конуру, мне показалось, что он все обсчитал, как техник-смотритель.

А потом они ушли. Марат очень суетился, сгибался к нему, что-то спрашивал, как нетерпеливая девица, мечтающая быстрее потерять невинность. Но Карен даже не попросил мой телефон.

И, если честно, меня это разозлило.

Однако на другой день возле школы меня ждала черная «Волга». Карен был за рулем и пригласил посидеть в «маленьком кафе». Мы подъехали к валютному кафе на Садовом кольце, пришли к угловому столику возле окна, завешанному несколькими тюлевыми шторами, создававшими странный оптический эффект, когда теряется представление о времени…

Подбежал официант, похожий на рождественского ангелочка, накрыл столик, не задавая вопросов, разлил вино в узкие бокалы. Карен сказал мягким, чуть гортанным голосом:

— Вы меня устраиваете. Я выяснил, что вы здоровы, энергичны, честны…

— Оперативно.

— Нет времени на сантименты, дорогая. Итак, условия: я поселяю вас в однокомнатной квартирке в центре. Москвы, обставленной по моему вкусу. И через год, если мы поладим, обменяю ее на вашу комнату…

В этом человеке было много того, что Алка называла «мущинским». Я посмотрела в его твердые холодные глаза, и сходство с Габеном растаяло. Ни доброты, ни сострадания они не выражали.

— В Москву я приезжаю дней на десять, раз в два-три месяца. Это время будете при мне секретарем, стенографисткой, машинисткой. Кстати, надо оформить вас в этой должности через профсоюз домашних секретарей и домработниц. Зарплату определим небольшую, чтобы не платить большой подоходный…

— Значит, я должна буду во время вашего пребывания в Москве еще и стирать, и убирать?..

— Обижаете… — металлически засмеялся мой будущий шеф и любовник. — Вам придется освежить знания языков, получить автоправа, освоить компьютер.

— Я вам буду нужна только в качестве образцовой секретарши?

Он усмехнулся.

— За каждую специальность и работу вы будете получать разную зарплату…

Я пыталась понять профессию этого человека, воспитанного, даже образованного, но лишенного каких-либо профессиональных примет.

— Мы будем посещать приемы, премьеры, выставки, банкеты Я уверен, вы меня не подведете.

Он оценивающе оглядел мое весьма поношенное одеяние.

— Женские тряпки будут вас радовать при каждом моем возвращении из-за границы, да и зарплату фиксированную я предлагаю в размере двух тысяч рублей в месяц. Потом прибавлю, если бриллиант поддастся огранке…

Я молчала. Сцена эта казалась нереальной, точно спектакль одного актера.

— В моих делах нет уголовщины, но не советую вам в них вникать, для вашей же пользы. В Ереване у меня семья — это тоже табу для разговоров и вопросов. Понятно?

Официант подлетал к нам. меняя бокалы, приносил на горячих тарелках вкуснейшие, хоть и непонятные закуски.

Мы молчали. Карен давал мне время все осмыслить! Тишина, уютный свет, маленький властный мужчина начинали постепенно завораживать меня. В конце концов женщины и в старину были содержанками своих мужей. Мои подруги имеют постоянных любовников при живых супругах и принимают от них любые подарки обижаясь на тех, кто этого не делает…

— И еще я смогу класть на ваше имя доллары в любом банке Европы, который назовете. По сто долларов в месяц.

— Почему такая нищенская сумма? Путаны за одноразовый сеанс получают много больше…

Моя ирония ему понравилась, он дал мне закурить и сказал:

— Не будем мелочиться. Я хотел испытать вас. Триста долларов устроит? А за дополнительные услуги пойдет дополнительная плата…

Я опустила глаза, проиграла пальцами гамму на столе, подсчитав. что три тысячи шестьсот в год дадут мне нужную сумму для покупки за бугром хоть маленькой квартирки, в той же паршивой Австралии, не одалживаясь у папочки…

Карен достал коробочку и надел мне на палец кольцо. Крупный бриллиант в скромной оправе…

— Я бы не протестовал, если бы вы сейчас пригласили меня к себе…

Он пил много, но это почти на нем не сказывалось. Я сняла кольцо.

— Не люблю незаработанных вещей…

Он усмехнулся.

— Такой женщине я плачу авансом…

Теперь он смотрел на меня с откровенным желанием, старшим с его лица тонкий слой воспитанности.

— Неужели мое предложение вас не устраивает? Ну, хорошо, вашу комнату я обменяю на мою квартиру сразу, без испытательного срока. Вам не откажешь в здравомыслии. Вас пока только жалели а теперь будут завидовать…

Он неплохо понимал женщин, этот искуситель. Опостылевшая комнатка, ненавистная работа, ничтожные мужики, скука, нудная, как зубная боль день за днем, час за часом. И я кивнула, поднимаясь.

— А спать с вашими знакомыми тоже придется? — спросила я в машине.

— Эксвизитно. За особую таксу. И очень высокую.

— Я брезглива…

— Посмотрим… — тон Карена был снисходителен, — может быть, вам придется радовать лишь меня одного.

Месяц спустя я уже жила на Плющихе в доме Совета Министров, в квартире, обставленной антиквариатом, с финским холодильником, японском стиральной машиной, с богатым набором дефицитных продуктов. Я принимала Карена в своей постели даже с удовольствием, потому что он был сверхумелым любовником, озабоченным, чтобы и я получала радость. Его сухое горячее тело пахло прекрасным мылом и одеколоном, и никакой брезгливости ни к себе, ни к нему я не испытывала.

Аукцион

Карен страстно любил антиквариат и скупал его в частных домах и на аукционах. Он постепенно приучил меня разбираться и ценностях, цепко наблюдая, что мне понравится с первого взгляда. Карен считал, что у меня врожденный вкус, а потому сделал меня своим «полномочным представителем…» и дал чековую книжку, чтобы без него и не пропускала аукционы и отвоевывала все, что считала подлинно редким.